– Это Карр. Помните такого? Полторы тысячи баксов.

Было слышно, как он тяжело сопит, переваривая сообщение.

– А теперь-то вы с чем? – спросил он наконец.

– Заходил Страшила, – сказал я. – Он хотел переделать мне лицо своим ремнем с гвоздями. Пришлось обойтись с ним немножко круто. Вы послали бы сюда «скорую», похоже, ему срочно необходим уход и забота.

Я положил трубку и минуту-другую сидел неподвижно, разбираясь в своих ощущениях. Я посмотрел на свои руки, лежавшие на столе. Они не дрожали. Я не чувствовал совершенно никакого внутреннего напряжения – словно после хорошей игры в гольф, – и это удивило меня. Вся яростная стычка заняла две минуты. Я совершил нечто такое, что еще три недели назад, даже меньше, счел бы для себя невозможным.

Я встретился лицом к лицу с восемью головорезами, одного искалечил, а других обратил в бегство. И теперь, когда все было позади, я не испытывал потрясения. Мне только хотелось закурить, что я и сделал. Потом, зная, что примерно через час придет Дженни, я достал из шкафа подовую тряпку и подтер кровь Страшилы. Запихивая тряпку в мусорную корзину, я услышал сирену санитарной машины. Я не потрудился выйти в коридор и, сидя за машинкой, продолжал работать над картотекой. Через некоторое время вошли два копа.

– Что здесь такое? – спросил один. – Из-за чего шум?

Они ухмылялись и выглядели донельзя довольными.

– Пришел Страшила и начал буянить, ну, я с ним и не церемонился, – объяснил я.

– Ага, мы его видели. Поднимайтесь, приятель, сержант хочет поговорить с вами.

По дороге в участок они сообщили мне результаты футбольного матча, который только что слушали по радио. Для копов они вели себя более чем приязненно. Я подошел к столу сержанта, который катал свой карандаш, но на сей, раз, кажется, без особого увлечения. Он посмотрел на меня, сузив свинячьи глазки, засопел, почесал под мышкой, потом сказал:

– Выкладывайте, что случилось.

– Я говорил вам по телефону, сержант, – отозвался я. – Страшила вернулся с семью дружками. Он угрожал мне. Я вышвырнул его, а остальные убрались сами. Вот и все.

Он с любопытством посмотрел на меня, сдвинул фуражку на затылок и фыркнул носом.

– Я только что получил заключение врача, – сказал он. – У подонка челюсть вдребезги, сопатка вдребезги, восьми зубов как не бывало, и ему еще повезло, что он остался жив. Чем вы его огрели? Кирпичом?

– Торопясь уйти, он упал с лестницы, – высказался я без всякого выражения.

– Вроде как споткнулся, а?

– Вроде. – Последовала долгая пауза, потом я спросил:

– Вы не видели его ремень? Он весь утыкан заостренными гвоздями. Этим ремнем он собирался отхлестать меня по лицу.

Он опять кивнул, не спуская с меня глаз.

– Стоит ли нам плакать над ним, сержант? – продолжал я. – Если вы считаете, что я должен послать ему цветы, я пошлю, если вы и правда этого хотите.

Он вновь начал катать карандаш.

– Он может подать жалобу. Телесные повреждения. Нам пришлось бы расследовать.

– Так, может, подождем, пока он пожалуется. Свинячьи глазки опять остановились на моем лице, и он перестал катать карандаш.

– Угу. Это мысль.

Он посмотрел мимо меня и обвел взглядом пустую дежурку. По той или иной причине никто в тот момент не нуждался в помощи полиции, а мы были в комнате одни. Он наклонился вперед и просипел:

– Каждому полисмену в городе хотелось сделать с сукиным сыном то, что сделали вы. – Его похожее на кусок сырого мяса лицо расплылось в широкой дружеской улыбке. – Но смотрите, мистер Карр, Страшила вроде слона: он не забывает.

– У меня много работы, – ответил я. Мое лицо было по-прежнему лишено всякого выражения. – Я могу вернуться к своим делам?

– О, конечно.

Он откинулся назад, и его взгляд стал задумчивым.

– Шофер такси сообщил, что прошлой ночью видел, как загорелся мотоцикл Страшилы. Вы случайно ничего об этом не знаете?

– А должен? Он кивнул:

– Правильный ответ, мистер Карр. Но не зарывайтесь. Мы должны чтить в городе закон и сохранять порядок.

– Когда у вас найдется свободная минута, сержант, – отозвался я, – попробуйте сказать это Страшиле.

Мы посмотрели друг другу в глаза, потом я повернулся и вышел.

В офисе я застал Дженни. Разумеется, она знала обо всем. Я и не надеялся сохранить происшествие в секрете. Она была бледна и дрожала.

– Вы могли его убить! – воскликнула она. – Что вы с ним сделали?

– Он стал буянить, вот и нарвался. – Я обошел стол и сел. – Ему давно причитается. Я говорил с полицией. Они веселятся, как ребята на вечеринке. Так что давайте забудем про Страшилу.

– Нет! – В ее глазах вдруг вспыхнул гнев, который я никак не ожидал увидеть. – Вы думаете, что вы герой, да? Ничего подобного! Я знаю, вы сожгли его мотоцикл! Вы сломали ему нос и челюсть! Вы такой же жестокий и злобный, как и он! Я не потерплю, чтобы вы здесь оставались! Вы портите все, что я стараюсь делать! Я хочу, чтобы вы ушли.

Я изумленно воззрился на нее:

– Вы еще скажите, что поедете в больницу и будете сидеть у его постельки.

– Незачем плохо острить. Я хочу, чтобы вы ушли!

Меня начинала разбирать злость, но я овладел собой.

– Послушайте, Дженни, посмотрите в лицо фактам. С головорезами типа Страшилы нужно обращаться как с животными. Да они и есть животные, – заверил я. – Предположим, я сидел бы сложа руки и позволил бы ему содрать ремнем мясо с моей физиономии. Тогда вы были бы мной довольны?

– Вы чуть не убили его! Я не хочу с вами разговаривать! Поднимайтесь и уходите!

– Ладно. – Я встал и вышел из-за стола. – Я поживу в отеле еще пару дней. – У двери я остановился и взглянул на нее. – Дженни, беда в том, что хорошие люди редко бывают реалистами. Страшила – свирепое животное. Ладно, ступайте, держите его за ручку, если вам так хочется. У каждого есть право на собственное мнение. Но будьте осторожны, еще не родилось животное опаснее и свирепее Страшилы.

– Я не желаю вас слушать! – Она повысила голос. – Дядя ошибся, послав вас сюда! Вы совсем не годитесь для социальной работы! Вы не можете и никогда не сможете понять, что люди отзываются на доброту! Я работаю здесь два года, а вы пробыли тут десять дней. Вы…

И тогда я вспылил:

– Погодите!

Пораженная резкостью моего тона, она умолкла.

– Чего вы добились за два года своей добротой? Люди не ценят доброту! Все, что им от вас нужно, – это талон на обед или подачка. Они поднимут подачку, даже если ее швырнут им под ноги! Все те женщины, от которых вам нет покоя, просто попрошайки. А вы уверены, что они не смеются над вами? Страшила годами терроризировал ваш сектор. Даже полиция не могла с ним справиться, а я вот справился, и, может быть, вы убедитесь, что я больше сделал для этого района города в десять дней, чем вы за два года!

– Уходите!

Я видел, что причиняю ей боль, но мне было все равно. Я сделал то, на что ни у кого в этом маленьком городишке не хватало смелости: прищемил хвост Страшиле Джинксу, и здорово прищемил.

Я оставил ее одну и зашагал к отелю «Бендинкс». По дороге я заметил, что прохожие больше не сторонятся меня, а некоторые даже улыбались мне. Новости расходятся быстро. Коп, стоявший на краю тротуара, дружески подмигнул. Я вдруг стал популярной личностью в Луисвилле, но и это не доставило мне радости: Дженни испортила триумф. Я просто не мог понять, как она может быть такой бестолковой. Я спрашивал себя, что я теперь буду делать. Может быть, через день-другой она поостынет и мы опять сможем работать вместе? Парадиз-Сити казался таким далеким, я не хотел возвращаться туда, во всяком случае, пока. Почувствовав, что проголодался, я зашел в ресторан «Луиджи». Два пожилых официанта просияли, увидев меня, а в прошлый раз они меня игнорировали. Когда я начал есть, к столику подошел толстый пожилой мужчина с пятнами еды на костюме. Он представился как Херб Лессинг.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru