– Сам постираешь, – парировал Узумаки, вытягиваясь на сиденье и закладывая руки за голову. – Я тебе не домработница.

На самом деле куртка была чистой: мать сразу же забросила её в стирку, когда Наруто забрали в больницу. Но спор ради спора тоже был приемлем…

– Из-за тебя её вывалили в пыли.

– Ты мою ещё вообще не вернул.

Узумаки прикрыл глаза, кажется, собираясь вздремнуть.

Учиха молча кивнул, делая свои выводы, и последовал примеру парня.

Спать не хотелось, но закрытые веки всегда спасали от ненужных разговоров…

***

Нагато сдержал своё слово, найдя небольшую комнатку в общежитии, за которую особо денег не ломили, но всё же цена была несколько завышена.

Саске, наблюдая за тем, как Наруто осматривает стены в обшарпанных обоях, на то, как ногой приподнимает половик и пытается вытолкать оттуда же какой-то кусок бумаги, понимал, что всё это было слишком.

Он не хотел делить своё одиночество с кем-то, но другая половина души кричала – одиночество доведёт до сумасшествия.

Учиха это понимал.

И это злило ещё сильнее.

– Останется тут убраться и можно жить, – радостно улыбнулся Узумаки, который к внезапной свободе от родительского присмотра относился с большим энтузиазмом.

– Деньги у тебя откуда? – мрачно спросил Саске, привалившийся к обшарпанной стене плечом. – Мамочка с папочкой дали?

– Даже если и так, – смутился Наруто, но ответил весьма дерзко. – Всё равно потом работу найду…

– Так и будешь сидеть у них на шее, – фыркнул Учиха, усаживаясь на заправленную кровать.

Дряхлые однушки, застеленные колючими пледами, стояли по обе стены, создавая впечатление личного пространства для каждого.

– Это тебя не касается, – фыркнул Узумаки, бросая свою сумку на оставшуюся незанятой кровать. – Или ты предпочтёшь на улице ночевать?

– Да мне всё равно как-то, – пожал плечами Саске.

– Да? – с вызовом выпалил Наруто, упирая руки в бока и глядя на соседа горящим взглядом. – Ну раз ты у нас такой безразличный, то поспишь и без пледа!

Учиха не успел ничего сделать, а Узумаки, вцепившись пальцами в край тёмно-зелёного колючего пледа под ним, дёрнул на себя с неожиданной силой. Ткань затрещала, но поддалась, ибо тщедушное тельце Саске не было таким уж сильным гнётом, чтобы удержать её.

– Ты охренел?! – опомнился Учиха, вскакивая на кровати и смотря на пытающегося выпутаться из пледа парня.

– Заткнись. Будешь возникать – ещё и подушку заберу.

– Может, ты меня сразу на пол положишь?!

– Если надо будет – положу, – буркнул Наруто, сворачивая трофей и укладывая его на постель.

Растрескавшуюся от времени раму большого окна нещадно продувало, и это ощущалось даже сейчас, а ночью и вовсе будет холодина. Так что лишний плед был очень кстати.

– Возомнил себя хозяином?

Злость ударила в голову, заставляя чёрные глаза пылать страшным огнём.

Узумаки хотел было заметить, что именно он заплатил за эту конуру с выделенных родителями денег, и Саске был здесь скорее гостем, но всё же прикусил язык. С Учихи станется воспринять эту шутку, как личное оскорбление, и уйти, громко хлопнув дверью. И хотя Саске был тем ещё засранцем, но рыскать по городу в его поисках Наруто очень не хотелось:

– Ты сам сказал, что тебе всё равно.

– Да. Это ведь не я, а ты в меня втюрился, придурок, – мстительно осклабился Учиха.

Окинув издевающуюся физиономию спокойным взглядом, Узумаки буркнул:

– Дебил.

И с этими словами направился к выходу.

– Эй, стой!

Судя по звуку, Саске спрыгнул с постели и не рассчитал силы. Доски под его ногами печально скрипнули, но всё же выдержали, а соседи снизу, кажется, постучали в потолок шваброй в ответ. Да уж… слышимость здесь…

– Чего тебе? – терпеливо выдохнул Наруто, оборачиваясь. Надеяться на то, что Учиха проникся и спешил к нему с извинениями было глупо, но всё же робкий уголёк надежды на лучшее всё ещё тлел в душе парня.

– Держи.

В лицо Узумаки полетела скомканная оранжевая куртка.

– Барахло твоё.

А затем Саске улёгся на кровать, закладывая руки за голову и теряя всякий интерес к прожигающему его взглядом Наруто.

Чего собственно этот Узумаки ожидал от него, беря под свою неумелую опеку? Благодарности, поклонения или ещё чего?

Учиха фыркнул, когда дверь с грохотом захлопнулась.

Пусть катится. Хотя бы тихо станет…

Парень прикрыл глаза, пытаясь укутаться в эту воцарившуюся тишину, словно в забранный плед.

Он до сих пор не мог понять, почему Нагато и Наруто видят в нём что-то, чего и в помине не существовало? Почему они так уверены, что он лучше, чем кажется? Ведь Саске даже не пытался казаться, он просто был.

Смысл надевать сотню масок, когда родная кожа изгнила и обнажила жёлтый костяк?

Фыркнув, Учиха перевернулся на бок, открывая глаза, и внезапно дёрнулся.

То, что явилось перед ним, успело почти стереться из памяти, переместившись куда-то в сознание, лишив себя облика.

А теперь Белокожая сидела рядом с ним на полу, устало положа голову на край кровати и заглядывая своими зелёными глазами в его. Тонкие пальцы её иссохшей руки, оплетённой синими венами, застыли над его щекой, поглаживая воздух:

– Хочешь избавиться от него?

Её голосу вторило эхо чужих голосов. Он становился то громче, то тише, но одинаково больно отзывался в голове.

Саске не отвечал, спокойно смотря на её худое, вытянутое лицо. Он давно перестал бояться ту, что приходила раньше каждую ночь, и теперь изо всех сил пытался разглядеть её, заметить что-то нереальное, что поможет убедить шаткий разум – это всего лишь иллюзия.

Плод больного воображения.

– Хочешь убить его?

Она всё-таки коснулась его, и это Учиха почувствовал. Волна холода прошлась по телу, сменившись странным жаром в висках.

– Хочешь, чтобы его тело страдало?

Затянутые пеленой смерти её глаза смотрели мягко, хотя потрескавшиеся губы улыбались жестоко, обнажая иглы зубов:

– Хочешь видеть его кровь?

Длинные чёрные волосы Белокожей свесились с обеих сторон лица той, когда она уселась на кровать и склонилась над Саске. От неё веяло холодом и почему-то запахом речной тины.

Запах? Как…

Учиха удивлённо распахнул глаза, всматриваясь в утончённое лицо, под тонкой кожей которого выступали вены. Если это иллюзия, то она до омерзения реальна…

– Его крик?

Узловатые пальцы Белокожей скользнули по его шее, придавливая у основания бьющуюся жилку.