– Дебил! – заорал Узумаки, толкая парня и выбивая тем самым у него из рук окурок.
Отлетев от Наруто, Саске приложился спиной о стену и согнулся пополам, съезжая на пол.
– Ты рехнулся совсем?! В мазохисты подался?! – выпалил Узумаки, даже не заметив, как было потухшая злость вернулась вновь.
Отросшие иссиня-чёрные волосы закрывали лицо Учихи, но его плечи тряслись.
– Саске? – уже тише позвал Наруто, подходя ближе и протягивая к дрожащему телу руку. – Тебе очень больно?
Смех Учихи был громким. Хриплым, с надрывом, изломанным и острыми углами режущим слух, выпускающим кишки и вспарывающим жилы.
– Саске? – настороженно повторил Узумаки.
Учиха поднял на него лицо. И было страшно видеть совершенно спокойные глаза и оскалившийся в истеричной улыбке рот.
Он поднялся на ноги, разводя руки в стороны:
– Я труп! Я ходячий труп, который ничего не чувствует!
– Да что за бред ты несёшь?!
– Узумаки!
Саске резко толкнул собеседника в грудь, заставляя прижаться спиной к холодному и шершавому кирпичу.
– Ответь мне, Наруто, – приблизившись, зашипел Учиха. – Каково тебе смотреть на труп?
Узумаки отпихнул от себя всё ещё отплевывающегося хриплым смехом парня, но тот не уступал, ухватив пальцами за подбородок:
– Каково знать, что это тело уже гниёт?
– Ты бредишь! – прошипел Наруто, вертя головой, чтобы вырваться из хватки. Наконец-то он сумел изловчиться и оттолкнуть от себя на удивление сильного и цепкого Саске, хотя его хилое тело дрожало, словно осиновый лист.
Выпрямившись, Учиха смерил парня цепким взглядом и с презрительной ухмылкой бросил:
– Я знаю, что такое боль, Узумаки.
Саске подошёл ближе.
Рука скользнула по синяку на скуле Наруто:
– И я могу платить только болью.
Узумаки непонимающе смотрел в какое-то слишком задумчивое лицо парня. В его странные, тёмные, но блестящие глаза. Запах алкоголя смешивался с ночным воздухом и, кажется, опьянял не хуже спирта.
Учиха странно выдохнул прерывисто и болезненно, опустив холодный лоб на пышущее болезненным жаром плечо Наруто.
– У меня только боль осталась, – едва слышное признание, и вновь глаза смотрят в лицо Узумаки.
Саске больше не казался пьяным. Он смотрел осмысленно, с грустной усмешкой на губах, словно только ночью позволял своим эмоциям проступать на этой обычно бесчувственной маске:
– Можешь потом ненавидеть меня.
– Чт…
Закончить вопрос Наруто не успел, почувствовав привкус алкоголя и крови на своих губах. А ещё холод чужих пальцев, что почти до боли сжали скулы, мешая вывернуться.
Учиха целовал быстро, нервно, словно боялся передумать. Или же просто не мог разобраться в том, что следует делать с чужими губами.
Узумаки застыл. Застыло всё внутри, даже сердце замедлило свой бой. Он не понимал…
Но.
Наруто всё-таки скользнул губами по разбитой губе парня, и в тот же момент всё прекратилось.
Отстранившись от него, Саске мазнул по растерянному лицу каким-то равнодушным взглядом и вновь отвернулся, опираясь руками о перила.
Словно ничего и не было.
Узумаки выдохнул, когда лёгкие начало щипать от нехватки воздуха, и будто бы расслабился, чувствуя на своих щеках тяжесть чужих пальцев, которые всего несколько минут назад мешали пошевелиться.
В голове всё путалось:
– Я…
– Проваливай.
Учиха даже не повернулся, чтобы сказать это в лицо. Он продолжал терзать зажатую между зубами сигарету.
Чувствуя дрожь в ногах, Наруто впервые в жизни подавил своё упрямое желание спорить, противиться. Он просто вышел, забыв закрыть за собой дверь балкона.
Саске усмехнулся.
Орочимару был прав.
Он становится простой оболочкой.
А самое противное… последние ощущения, которые остались на его коже: горячие руки дрожащего от температуры и озноба Узумаки. Этот идиот прижимался к нему всю ночь, охлаждаясь о его тело, мешая провалиться в сон… потому что слишком хрипло дышал, кашлял и бредил. Потому что было страшно, что дыхание оборвётся.
И этот бред засел в голову… засел накрепко.
Учиха зло сжал перила.
А потом всё пропало.
Он в раз будто бы и забыл, как ощущаются прикосновения. Было всё равно: холод, жар, боль, удовольствие…
Ничего.
========== Глава 6. I don’t care. ==========
«Just don’t deny it
Don’t try and fight this
and deal with it
and that’s just part of it.
If you were dead or still alive
I don’t care
I don’t care
Just go and leave this all behind
‘Cause I swear (I swear)
I don’t care».
Three Days Grace – I don’t care.
Мы все обещаем.
«Я буду рядом, Саске».
Учиха тряхнул головой, прогоняя чужой голос из ушей, но закрыть глаза не смог, лежа в этой небольшой коморке, которую Нагато любезно выделил им в качестве временного убежища.
Сон не шёл. Наверное, его ловили плотные сети бессонницы, что окутали Саске с ног до головы. Их плотные серебристые нити врезались в тело, спутывали пальцы и забивали ноздри.
Он в очередной раз перевернулся на бок.
Было странно лежать на этом матрасе и совершенно ничего не чувствовать. Просто знать, что ты лежишь и что простынь должна постепенно нагреваться от твоего тепла.
Но было ли тепло?
Взгляд зацепился за Наруто, который мирно спал или слишком хорошо прикидывался спящим. Температура всё ещё выкрашивала его щёки в красный, посыпая лоб мелкими каплями пота, заставляя губы во сне беспокойно двигаться.
Что ему снится? И снится ли вообще что-то.
Учиха тяжело вздохнул, чувствуя, что внутри разрастается огромная пропасть, куда рушится всё, что он знал и когда-то принимал.
Оставалась только одна нить, опоясывающая его за горло, сжимающая и забирающая жизнь каждый раз, когда тот пытался вздохнуть. Но эта нить, эта красная нить тянулась к другому человеку, который сам еле держался на ногах. Дёрни, и он полетит за тобой, отпусти – он не отпустит. Будет держать, хотя ладони уже искромсаны в кровь…
Вздрогнув, будто почувствовал чужой взгляд, Узумаки открыл тронутые пеленой болезни глаза. Кажется, тот знал, кто может смотреть на него ночью, и уставился прямо на парня, едва различая контур его лица в полумраке комнаты.
– Ты не спишь? – тихий голос Наруто был изменён больным горлом, и вышло как-то жутковато.
– Нет.
– Саске, – Узумаки поёрзал на неудобном матрасе, устраивая голову так, чтобы было хорошо видно силуэт собеседника, – ты… совсем ничего не чувствуешь?
– Совсем, – тихий шёпот оборвался, и вновь тишина.
– Но… зачем тогда…