Потолок странно синел в наступающих сумерках, свет от упавшего на пол ноута неровными полосами стелился по полу, заглядывая куда-то под кровать.

Учиха услышал чирканье зажигалки, и вскоре рядом с ним на пол приземлился брат, так что пришлось убрать руку в сторону, дабы на неё не легли.

– Как ты их куришь? – поморщился Итачи, вопросительно глядя на сигарету. – Они же ужасные…

Саске пожал плечами, уже докуривая первую сигарету.

– Если не нравится, зачем брал? – поднял он брови, хотя Итачи не мог видеть его лица. – Чтобы показаться таким опупенно близким?

– Просто решил попробовать, – отозвался тот, в голосе которого начали сквозить оборонительные нотки.

Столько осторожности. Кажется, старший брат даже дышал через раз.

– Хочешь, чтобы было как раньше? – криво улыбнулся Саске, туша бычок о пол.

– Я хочу… чтобы ты был ближе, – спустя некоторое время отозвался Итачи.

Саске повернул голову к нему, упираясь взглядом в застывшую руку с сигаретой. Курить он не спешил, и никотиновая палочка зазря исходила терпким сизым дымом.

– Ты гомик, что ли? – хмыкнул Учиха. – Ближе? Что за девчачья бредятина?

– Не передёргивай. Я хочу быть твоим старшим братом.

Итачи тоже повернул голову, и теперь они смотрели друг другу в глаза.

– Прозевал ты своё счастье, – хохотнул Саске и хотел было добавить что-то ещё, но в голову почти привычно стрельнуло.

Наверное, что-то изменилось в его лице, потому что Итачи, подскочив, ринулся сначала к неестественно застывшему брату, поддерживая того под затылок.

– Саске? – бестолково спросил он, пытаясь разглядеть в практически спокойном лице хотя бы один признак того, что могло бы с ним произойти. – Что? Что болит?

– Иди… на хуй, – сквозь зубы прошипел Учиха, цепляясь пальцами за ворс ковра. Боль нарастала. Опять этот треклятый приступ, а он почти поверил, что сегодня его не будет.

– Голова?

Итачи зачем-то изогнулся и стащил с кровати небольшую подушку, подкладывая её под голову парня.

– Я сейчас, – выпалил он, подрываясь и кидаясь к двери, едва не вылетая в коридор и не падая. Итачи боялся таких приступов. Боялся каждый раз…

Саске с трудом выдохнул, стараясь вздохом будто захватить всю эту боль и выдавить из себя. Выдох вышел горячим, но облегчения не принёс.

На миг в сознании мелькнула мысль: «Потерпи, скоро Итачи принесёт укол…»

Но он упрямо прогнал её, переворачиваясь на живот и опираясь на руки. Не хотелось вновь уходить в тот ядовитый сон.

Учиха с усилием поднялся.

В вертикальном состоянии голова отозвалась новой порцией боли, толкая парня на стену, облокачиваясь на которую, Саске с усилием добрёл до ванной. Включить кран он сумел далеко не с первой попытки: не слушались пальцы.

Когда холодная вода потекла по керамическому боку ванны, Учиха залез в неё, подставляя голову под кран. Кожу обожгло холодом, хотя его он не почувствовал, сжавшись в один комок боли где-то в виске.

Вернувшийся в комнату Итачи застал брата за весьма странным занятием: в ванной, с включенной холодной водой.

– Ты с ума сошёл?! – выпалил он, быстрее перекрывая кран и усаживаясь на ванну, хватая Саске за руку и задирая мокрый рукав.

– Нет, – отмахнулся тот, упираясь руками о скользкие бортики ванной и садясь в ней. – Не хочу.

– Но без этого…

– Принеси старые таблетки. На столе, – морщась приказал Учиха, особо не веря в то, что они ему помогут, но надеясь хотя бы на пару минут спровадить брата.

Итачи пару минут удивлённо и вместе с тем растерянно смотрел на брата, который, кажется, пытался встать, и внезапно выпалил:

– Нет. Тебе нужно лечиться!

– Это не лечение! – рыкнул Саске, опираясь спиной о стену, а ногами стараясь не скользить по ванной. Холодная вода щекотала ступни, но до этого не было дела.

– Тебе становится лучше.

– Мне не становится и не станет лучше! Это просто глушит всё. Мне это не надо!

– Орочимару сказал, что без этого ты свихнёшься, – в свою очередь выпалил Итачи, потрясая жгутом. Хотелось схватить брата и постучать ему по голове, стараясь вдолбить в неё хотя бы что-то правильное.

– Да пошёл твой доктор. И ты вместе с ним! – прошипел Саске, вперившись в брата тяжёлым взглядом. Внутри нарастало безразличие. Как всегда бывает, когда боль перекатывает через какую-то невидимую грань.

– Нет! Ты должен принимать лекарства. Ты не понимаешь, что несёшь… ты просто болен.

Учиха замер, уставившись на Итачи так, словно тот только что воткнул ему в руку нож. По груди разливалось что-то холодное, щекочущее.

– Ты болен, и мне жаль, что так вышло. Мне жаль тебя. Ты должен понять это…

– Тебе жаль, – поднял брови парень, хватаясь руками за слишком гладкую и влажную стену. – Тебе… жаль?

– Саске, ты должен принять лекарства, – нахмурился Итачи, – иначе…

– Я тебе ничего не должен.

Казалось бы, восстановившееся равновесие пошатнулось. Стена между ними вновь выстраивалась, торопливо залечивая прорехи в каменной кладке, чтобы вновь об неё разбивались слова.

– Ты ведёшь себя, как маленький ребёнок! Тебе нравится страдать?!

– Иди отсюда, – тихо выдохнул Учиха, прикрывая глаза. – Итачи, выйди из моей комнаты.

Бессилие грозило перерасти в новый приступ злости.

– Ты примешь это!

– Хер тебе.

Саске вылез из ванной, покачиваясь и шлёпая мокрыми ногами по полу, оставляя лужицы. Он открыл дверь, недвусмысленно указывая на выход:

– Уходи.

– Я тебя не брошу.

– Ты мне не нужен.

– Я не уйду, – упрямо заявил Итачи, чей голос начинал подозрительно дрожать. Старший брат, казалось, начинал сдавать под упрямым напором младшего, и теперь его разрывала то ли злость, то ли горечь.

– Что здесь происходит?

Уж его-то Саске хотел видеть в последнюю очередь. Отец появился на лестнице как нельзя не вовремя.

– Он не хочет принимать лекарства, – сдал Итачи.

Учиха прошёлся по нему обжигающим взглядом, в котором читалось лишь желание быстрее спровадить всех и улечься в кровать.

– Саске, – очень серьёзно произнёс отец.

– Да?