– Зачем ты это? – выдохнул Узумаки. Злость прошла совсем.

Пожатие плечами.

– Это ведь… глупо.

– Я не знаю, – безразлично отозвался Учиха.

– Тогда зачем?

Логика данного разговора ускользала от Наруто. Как и то, почему он пытается вразумить или разговорить незнакомого парня, с которым завтра попрощается уже навсегда.

Наверное.

– Хотел узнать, каково это, – неожиданно честно ответил Саске, всё же избегая прямого взгляда.

– Да блин, – буркнул Узумаки, – узнаешь. На хера торопиться так?

– А на хера ждать?

Он поднял глаза на Наруто.

– Ну… я не знаю. Как-то глупо, – повторился Узумаки. – И вообще самоубийство – это для слабаков.

– Откуда ты знаешь, что я не слабак? Ты меня второй раз видишь.

– Слабак бы не стал пытаться вырезать глаз гопнику, – невесело, скорее нервно, хохотнул Наруто.

– Разве? – иронично поднятые брови.

– Наверное, не знаю я! Но ты не слабак… странный, но не слабый.

– Странный, – подытожил Учиха, кивая каким-то своим мыслям, и вновь уставился на тумбу.

– Если ты… всё же умрёшь, то живи просто так, – пожал плечами Узумаки, усаживаясь на стул рядом с Саске и облокачиваясь локтем о глянцевую поверхность стола. – Ведь всё равно же умирать. Так подожди… может, что интересное ещё случится.

Учиха нахмурился, переводя взгляд на Наруто. Он так просто об этом говорит, словно это просто… очередной поход в кино или поездка загород. Саске скользнул взглядом по загорелому лицу парня, ища то выражение в глазах, которое встретил у брата, матери и отца.

Странно.

Он искал это чувство в другом человеке, но натолкнулся лишь на непонимание его поведения:

– Ты не жалеешь.

– Чего? – опешил Узумаки, приподняв одну бровь.

– Кого. Меня.

Парень нахмурился, непонимающе глядя на Учиху.

– А что тебя жалеть-то? – прыснул он. – Вон, ноги у тебя есть… с моста прыгаешь неплохо, только приземляешься херово.

– Обычно жалеют, – пожал плечами Саске, перебирая пальцами по столешнице. Было странно разговаривать.

– А с какого хера мне жалеть человека, который ходит, дышит, не истекает кровью? Ты вон… целый весь.

«Только в голове большая дыра, и через неё мозг вытек», – мысленно добавил Наруто, но вслух этого говорить не стал.

Учиха кивнул, отводя взгляд от парня.

Странно.

Значит, не жалеет.

– Не вызывай жалости, и никто тебя жалеть не будет. Не веди себя, как последний придурок, прыгающий с моста от осознания того, что его никчёмная жизнь скоро закончится. И не жалей себя сам.

Эти слова отчего-то больно резанули по внутренностям, и Саске прикусил губу, сжимая кулак. Отчего так неприятно? Потому что проявил слабость? Да, скорее всего. И позволил незнакомому человеку стать её свидетелем. Дважды.

Узумаки прикусил язык, удивившись тому, что сказал. Эти слова вызвали в нём волну дрожи, которой никогда прежде весёлый Наруто не испытывал. Отчего сейчас его понесло в правдорубы? Ведь все мы имеем минуты, когда становимся слабыми? Тогда почему он сказал это?

«Не вызывай жалости», – мысленно повторил Учиха.

Слова эти отозвались глухим ударом сердца, словно припечатываясь к внутренней стороне грудной клетки, вырезаясь на рёбрах и запоминаясь.

– Забей, – вновь отмахнулся Саске, протягивая руку за пустой чашкой.

Бутылка всё ещё стояла на столе, и Учиха поспешил налить себе. Почти залпом выпил терпкое вино и отставил в сторону.

Хреново. Пьянеть не хотелось.

– Надо спать ложиться, – подытожил Узумаки, поднимаясь. – Ты завтра во сколько уйдёшь?

– Не знаю, – пожал плечами Саске, всё-таки наливая вновь. – Мне некуда.

– Вообще? А домой?

– Не хочу туда, – поморщился Учиха от терпкости вина, которое стало внезапно отдавать горечью. – И с Карин не хочу.

– Ясно, – выдохнул Наруто, даже не зная, что предложить.

Позвать незнакомца с такими тараканами в голове к себе домой было рискованно. Да и не хотелось. Дом – это дом. Туда нет хода всяким психам, которые своими словами могут извратить даже самое светлое.

– Я спать тогда, – вымученно улыбнулся Узумаки, чувствуя себя последним мерзавцем. Хотя он-то ему ничем не обязан. Скорее наоборот – Саске обязан ему.

– Спи.

Наруто покинул кухню. Куда идти спать в чужой квартире он не представлял, но в зале было пусто, и диван так манил, что парень в который раз плюнул на приличия.

***

Учиха допил бутылку, которая под конец шла совсем туго. Опьянение ударило в голову, и, когда парень поднялся, его слегка пошатывало.

Держась за стены, он уныло поплёлся в ванную, догадываясь, что от него несёт тиной и завтра будет только хуже.

Остановившись у зеркала, тот взглянул на своё отражение. С того момента, как он видел себя в больничной ванной, мало что изменилось. Разве что глаза стали спокойнее, а волосы торчали в разные стороны. Но что-то изменилось.

Палец неровно ткнул в лоб отражения, надавливая на холодное стекло.

– Ты здесь, – прошипел Саске, с ненавистью глядя на свой лоб.

Отражение скалилось в какой-то жутковатой улыбке, и Учиха не мог гарантировать, что это улыбался именно он, а не разум играл с ним в какие-то непонятные игры, отдающие дешёвыми ужастиками.

– И ты сдохнешь вместе со мной, – проговорил он немеющими от спиртного губами.

Саске полностью осознал это странное чувство отторжения. Словно это не с ним, словно это не он сейчас смотрит из зеркальной глади, криво улыбаясь бледными, искусанными губами.

Словно там был какой-то враг, которого нужно было непременно устранить.

– Не вызывай жалости, – ожесточённо, сквозь зубы. – Не жалей себя.

Палец с противным звуком соскользнул по зеркалу. Рука ударилась о стеклянную полочку, разноцветные склянки сыпанули в стороны, запястье обожгло жаром. Кажется, на полке остался какой-то красноватый след, но Учиха лишь тихо засмеялся, опускаясь на край ванной.

Он не был уверен, что вполне здраво мыслит. Но ему было смешно. Смешно из-за того, как прыгает по полу пузырёк из-под духов, как нелепо и совсем не к месту в ведре лежит зубная щётка.

Смешно.

В кармане что-то хрупнуло, когда Саске провёл руками по ногам, пытаясь унять дрожь. Он недоумевающе уставился на клочок картона, что слегка помялся и намок после прыжка с моста, но всё же уцелел. Каким-то чудом парень переложил его…скорее всего, машинально.