— Мириам сказала Нефеле, чтобы та спасала себя. Но Нефела не бросила свою подругу. Она подняла ее и полетела.

Голос Азриэля смягчился от благоговения.

— Когда Рис разговаривал с Дрейконом по прошествии годов, у того все еще не было слов, чтобы описать то, что случилось. Это не поддавалось логике. Нефела, которая была недостаточно сильна, чтобы держать щит Серафимов, несла Мириам — по весу как три щита. И даже больше... Она полетела. Море обрушилось на них, но Нефела летела как лучший воин Серафим. Морское дно было лабиринтом из зубчатых скал, слишком узких, чтобы Серафим смог пролететь сквозь них. Они пытались сделать это во время побега и врезались в них. Но Нефела, с ее маленькими крыльями... Если бы они были хоть на дюйм шире, она бы не пролетела. И более того... Нефела взмыла над ними с умирающей Мириам в ее руках так быстро и умело, как величайшие из Серафимов. Нефела, которую не приняли, о которой позабыли... Она одолела саму смерть. Между ней и водой по обе стороны от нее почти не было пространства, когда она поднялась с морского дна; его стало еще меньше, когда она взлетела. И все же ее слишком маленький размах крыльев, ее деформированное крыло... она не подвели ее. Ни разу. Ни на взмах крыла.

Мои глаза горели.

— Она сделала это. Достаточно сказать, что возлюбленная Нефеле стала ее женой в ту же ночь, и Мириам... ну, она жива и по сей день благодаря Нефеле, — Азриэль поднял плоский белый камень и завертел его в руках. — Рис рассказал мне эту историю, когда вернулся. И с тех пор мы лично адаптировали Философию Нефелы для нашей собственной армии.

Я выгнула бровь. Азриэль пожал плечами.

— Мы — Рис, Касс и я — иногда напоминаем друг другу, что то, что мы считаем своими самыми большими слабостями, иногда может быть нашей сильной стороной. И что самый неожиданный человек может изменить ход истории.

— Философия Нефелы.

Он кивнул.

— Судя по всему, каждый год в своем королевстве они устраивают Бег Нефелы в честь ее полета. На суше, но... Она и ее жена награждают нового победителя каждый год в память о том, что произошло в тот день, — он бросил камень в воду, и вода булькнула. — Так что мы будем тренироваться, Фейра, до последнего дня. Потому что мы никогда не знаем, что может изменить даже дополнительный час тренировки.

Я взвесила его слова и историю о Нефеле. Я встала на ноги и расправила крылья.

— Давай попробуем еще раз.

Я застонала, когда в ту же ночь еле добрела до нашей спальни, и обнаружила Риса за столом, просматривающего книги.

— Я предупреждал тебя, что Азриэль — бессердечный ублюдок, — сказал он, даже не взглянув на меня.

Он поднял руку, и в ванной комнате зажурчала вода.

Я проворчала спасибо и поплелась к ней, стиснув зубы от боли в спине, бедрах, костях. Все болело, и поскольку мышцам нужно было переформироваться из-за крыльев, мне нужно было оставаться с ними. Они шаркали по дереву и ковру, а потом опять по дереву. Я увидела ванну, из которой шел пар, и я заскулила, потому что мне придется потрудиться, чтобы залезть в нее.

Даже раздевание задействует мышцы, которые уже были на пределе.

В спальне скрипнул стул, а затем послышались по-кошачьи мягкие шаги, а потом –

— Уверен, что ты это уже знаешь, но тебе нужно действительно забраться в ванну, чтобы помыться, а не смотреть на нее.

У меня не было сил, чтобы даже посмотреть на него, и мне удалось сделать спотыкающийся чопорный шаг к ванне, когда он поймал меня.

Моя одежда исчезла, по-видимому, в прачечную внизу, и Рис подхватил меня на руки, опуская мое обнаженное тело в воду. С крыльями я еле влезла, и –

Я застонала от восхитительного тепла и лишь прислонила голову в краю ванны.

— Я сейчас вернусь, — сказал он, вышел из ванной и зашел в спальню.

Когда он вернулся, я поняла, что заснула, из-за его руки, которую он опустил на мое плечо.

— Выходи, — сказал он, но сам поднял меня, завернул в полотенце и понес меня к кровати.

Он положил меня на живот, и я заметила масла и бальзамы, которые он туда поставил, уловила слабый запах розмарина и — чего-то еще, вкусно пахнущего, но я слишком устала, чтобы разобрать, что это за запах. Его руки заблестели на свету, когда он нанес их на свои ладони, а потом его руки были на мне.

Я почти неприлично застонала, когда они начали массировать мышцы моей спины, которые ужасно болели. В воспаленных областях из меня вырывались довольно жалкие всхлипывания, но он мягко массировал их, пока напряжение не спадало от острой ослепляющей боли до тупой боли.

И потом он дошел до моих крыльев.

Когда мышцы расслаблялись, приходили освобождение и экстаз, и он, дразня, нежно задевал чувствительные зоны.

У меня загнулись пальчики на ногах, и его руки скользнули к моим икрам как раз тогда, когда он задел чувствительную точку, отчего у меня сжался живот. Он начал медленно подниматься, все выше и выше, вверх по моим бедрам, поддразнивая поглаживаниями, от которых я тяжело дышала. Поднимаясь вверх, пока он не добрался до моей попы, где его массаж был как профессиональным, так и греховным. И потом выше — поднимаясь к моей пояснице, к крыльям.

Его прикосновения стали другими. Исследующими. Широкими поглаживаниями и прикосновениями, легкими, как перышко, дугами, завитками и прямыми, опаляющими линиями.

Я запылала, расплавляясь, и прикусила губу, когда он легко провел ногтем очень, очень близко к чувствительной точке.

— Как плохо, что у тебя все болит после тренировки, — задумчиво сказал Рис, лениво вырисовывая круги.

Я едва справилась со словами, которые были как мольбой, так и оскорблением.

Он наклонился, его дыхание согрело кожу между моими крыльями.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что у тебя самый грязный рот, который я когда-либо слышал?

Я что-то пробормотало, что лишь подтверждало его слова.

Он усмехнулся и скользнул по краю этой чувствительной точки, прямо тогда, когда его вторая рука скользнула между моих ног.

Я беззастенчиво подняла бедра в тихом требовании. Но он лишь вырисовывал круги пальцем, так же лениво, как и гладил мое крыло. Он поцеловал мою спину.

— Как мне заняться любовью с тобой сегодня, дорогая Фейра?

Я извивалась, теребя складки одеяла подо мной, отчаянно напряженная, пока он доводил меня до конца.

— Какая нетерпеливая, — промурлыкал он, и его палец скользнул в меня.

Я застонала, ощущения слишком сильно, как он, держа одну руку между моих ног, второй все ближе и ближе приближался в той точке на моем крыле, словно хищник, кружащий вокруг своей добычи.

— Неужели это никогда не кончится? — задумчиво сказал он, больше себе, чем мне, когда он уже двумя пальцами скользил внутрь меня издевательскими ленивыми движениями. — То, что я хочу тебя каждый час, каждую секунду. Не думаю, что смогу так выдержать тысячу лет, — мои бедра двинулись к нему, заставляя его войти глубже. — Подумай только, как снизится моя производительность.

Я что-то прорычала, что, вероятно, было не очень романтично, и он усмехнулся, вынимая два пальца. Я протестующе заскулила.

Пока его рот не заменил его пальцы, его руки сжали мои бедра, чтобы поднять меня, чтобы предоставить ему лучший доступ, когда он наслаждался мной. Я застонала в подушку, и он лишь зарылся глубже, насмехаясь и поддразнивая каждым движением.

Из меня вырвался низкий стон, мои бедра качнулись. Хватка Риса на них усилилась, удерживая меня от помощи ему.

— Нам так и не удалось сделать это в библиотеке, — сказал он, засовывая свой язык прямо в меня. — Мы должны исправить это.

— Рис, — его имя было мольбой на моих губах.

— Хммм, — сказал он, звук отдавался во мне...

Я тяжело дышала, сжимая в кулаке простынь.

Его руки, наконец, отпустили мои бедра, и я снова выдохнула его имя от благодарности и облегчения, ожидая, что он, наконец, даст мне то, что я хочу...