Однако неприятности на этом не кончились. Под эту историю немедля был издан приказ по всем институтам: усилить контроль за множительной техникой, в том числе, отдельной строкой, — за печатающими устройствами ЭВМ. А первые отделы, рассудив, что кашу маслом не испортишь, попросту опечатали все ВЦ до особого распоряжения. Поскольку работать-то все равно надо, опечатанными ВЦ, конечно, потихоньку пользовались — но делая вид, что ничего такого нету, и чужих, понятно, не пускали на порог. Виктор совсем уж решил было плюнуть и обсчитать свои данные вручную, когда чистым случаем, на встрече курса, узнал от Поля, что они-то своим ВЦ пользуются вполне легально: «Витюша, у нас в плане стоят такие спецтематики от Минобороны, что ежели нам вдруг понадобится вырыть котлован на Красной площади, они только козырнут и спросят — Мавзолей сдвигать в сторонку, или как?»
В институтском ВЦ Поль перекинулся парой фраз с длинноволосым программистом запуганно-неарийской наружности и со скучающим на стуле в углу дежурным особистом. Далее все обошлось с пугающей легкостью: бутылка коньяку — и через двадцать минут Виктор держал в руках распечатку со своими результатами (забавно, но мелочная коррупция и поголовное раздолбайство под дланью Железного Юрика расцвели так, что про времена пофигиста Лени теперь в один голос говорили: «…И ведь порядок в стране был!»). С интересом оглядел машинный парк; насколько он мог судить, ЭВМ тут были из самых современных, какие вообще можно отыскать в Союзе: молекулярные биологи, похоже, обставили свой ВЦ, что называется, «под падающий шлагбаум» — перед самым 86 годом, когда Рейган врубил эмбарго на поставки в соцлагерь вычислительной техники.
— Ну, чего — заглянешь к нам в лабораторию? Там, небось, уже накрыли и откупорили — по случаю славной годовщины.
— А давай! Есть повод…
…В лаборатории все было как водится: лабораторный стол, застеленный фильтровалкой, винегрет в круглых кристаллизаторах и клюквовка-«несмеяновка», разливаемая из бутыли для дистиллята в химические мерные стаканчики. Благородное дворянство вполголоса беседовало:
— …Какой эксперимент закладывать, голубь?! Забыл, что мы завтра всем сектором отбываем на три дня?.. На родимой Сетуньской овощебазе картошечка в овощегноилищах уже перешла в жидкое агрегатное состояние — пора фильтровать, а как тут без биохимиков?..
В Штатах говорят: «Неизбежны только смерть и налоги», а у нас — смерть и овощебазы; а вот интересно — как с этим обходились при Сталине? или тоже зэки работали? история умалчивает…
— …Вот-вот — якобы анекдот: «Некоторые злопыхатели утверждают, будто советская наука отстала от американской на двадцать лет. Это, товарищи, неправда. Она отстала навсегда…»
— Да уж, не знаю, как там всякая ядрена-физика, но в биотехнологиях-то мы точно отстали навсегда: своих реактивов должной чистоты нет — что называется, по определению, работать на привозных — это изначально повторять зады за американами… ну, а теперь, после эмбарго, вообще полный привет впору специальность менять. Виктор… Сергеич, не путаю? — вам там у себя, часом, безработный дэ-бэ-эн не требуется?
— Ближе к лету, — хмыкнул Виктор. — Коллектором на Тянь-Шань. Сто десять плюс высокогорные плюс природно-очаговые — там чума. Идет?
Да-а, размышлял он, подставляя мерный стаканчик («А вот „несмеяновка“, должен заметить, в вашей лаборатории отменных достоинств. Сорок на шестьдесят?» — «Что вы такое говорите, батенька! Каноническая, фифти-фифти…»), да, ребята попали… Это нам хорошо — нужны голова и руки плюс старый добрый цейссовский микроскоп… ну, еще деньги на вертолетные заброски, а они ведь и вправду посажены на иглу с импортным оборудованием и реактивами, без этого хоть лоб разбей и наизнанку вывернись — нормального результата не добьешься… Первый раз их тряхнуло в 86-м, после Пешаварского кризиса, но тогда эмбарго было частичное, да и со временем приспособились закупать кое-что через третьи страны. А вот с 90-го, когда ввели в войска в Польшу (на пару с ГДР-овскими немцами; это ж надо было додуматься, а?) и весь мир сказал нам дружное и громкое «п-фэ!..» — настал полный шиздец: большая-пребольшая Северная Корея «с опорой на собственные силы»… Вон Поль говорит: все их супертематики — это уровень студенческих работ в Штатах или во Франции («…Все, что мы еще делаем, Витюша, это, по большому счету, беготня курицы с отрубленной головой»).
— …Так мало того, что у них там чуть не у каждого собственная ЭВМ, прямо на столе! Они теперь все эти ЭВМ объединили меж собой в единую систему, — азартно заливал вьюноша бледный со взором горящим. Представляете: сидишь ты, скажем, в Париже и напрямую переписываешься с другом в Лондоне, ну, получается вроде как телеграмма, только не выходя из дому…
— Да ну, Алеша, — отмахнулся визави вьюноши, изящный джентльмен в эспаньолке, смахивающий на Арамиса, — легенды это… Атлантида, летающие тарелки… теперь вот — единая сеть ЭВМ, соединяющая каждого с каждым. Ты просто вдумайся: нужно строить отдельную кабельную сеть — и чего ради? Чтоб твой парижский лентяй мог телеграммы посылать не выходя из дому? Абсурд…
— Так они прямо по телефонной сети!..
Тут Арамис от души захохотал, по-птичьи запрокидывая голову:
— Ой, уморил… Алеша, голубчик, это ж анекдот, во-от с такой бородищей! Про мужика, у которого холодильник всегда от продуктов ломился; ну, приходят к нему товарищи из органов — что, да откуда… А я, отвечает, приноровился его вместо розетки в радиоточку включать…
— Да нет, точно через телефон! И потом еще — можно любую книгу заказать из Библиотеки Конгресса — ну, не саму, понятно, а ксерокопию…
— И это, Алеша, тоже анекдот — времен Московской Олимпиады 80-го года: мы, видишь ли, тогда на весь мир пыжились, пытались показать, будто у нас тоже все как у людей… Так вот, «Армянское радио спрашивают: правда ли, что во время Олимпиады можно будет заказать продукты прямо по телефону? Армянское радио отвечает: да, правда; и получить их прямо по телевизору»…
По этой части Виктор с Арамисом был решительно не согласен, но спорить не было настроения. Судя по всему, у них там, на Западе, именно в области ЭВМ произошел крупный прорыв — он чувствовал это хотя бы по тому, что в последние год-два просто перестал понимать большую часть из того, что рассказывали в соответствующих программах вражьи голоса; а впрочем, может все дело том, что голоса эти он сколь-нибудь регулярно слушал только летом, в экспедициях; в больших же городах глушили так, что ловить Севу Новгородцева — это теперь было, по выражению Венечки Ерофеева, «целое занятие жизни». Иных же источников информации о заграничной жизни просто не осталось: железный занавес по полной программе, относительно свободного выезда за границу, как при Брежневе, не было в помине, даже Поля больше не выпускают — одни дипломаты да гладкомордые «журналисты-международники»… В общем, по всему выходило, что мы в своей «Северной Корее — М» отстали от мировой цивилизации так, что не способны даже адекватно оценить масштаб этого отставания…
А все потому, что западное эмбарго на ЭВМ встретило трогательное понимание Софьи Власьевны. Это дураки вроде меня думают, будто ЭВМ нужны для расчетов и хранения информации (как это там у Стругацких — «Большой Всепланетный Информаторий»?); умные же, государственно мыслящие, люди сразу поняли, что это — злоехидная пишущая машинка, способная в святую предпраздничную ночь родить из своих электронных мозгов тысячу листовок: «Андропов — козел!» и «Свободу Польше»… А уж когда выяснилось, что все собрание сочинений Солженицына умещается на магнитном носителе размером с пачку «Примы», а дальше его можно копировать одним нажатием пальца — у них, небось, вообще корчи сделались. То ли дело сейчас: перед праздником снес пишущие машинки со всего института в опечатанное помещение — и порядок, инструкцию с тридцатых годов не меняли…
Впрочем, одно применение личным ЭВМ в Союзе все же нашлось. Теперь среди высшей номенклатуры вошло в моду иметь в доме, наряду с прочими атрибутами вседозволенности (вроде книг Солженицына и Набокова, или видеокассет Бертолуччи) еще и новенькие, добытые за границей по линии ПГУ «Макинтоши», а их чада и домочадцы предавались суперэлитарному, недоступному никому из смердов развлечению — «электронным играм»; тем самым, что вышеозначенные гладкомордые международники, гневно супя брови, именовали не иначе как «новейший электронный наркотик, созданный американскими наследниками нацистского доктора Хасса для оболванивания трудящихся масс».
