В январе 1904 г., по возвращении в Россию, Азеф немедленно приступает к преобразованию и пополнению "боевой организации".
Единоличной властью намечает он новых избранников, выдвигает таких людей, как Каляев, Сазонов, Покотилов, Швейцер, которым предназначаются ответственные роли в решенных, ими тщательно разработанных крупных покушениях против министра внутренних дел фон Плеве и великого князя Сергея Александровича.
Одновременно с этим он устанавливает в Петрограде динамитную лабораторию.
Облеченный центральным комитетом высшими полномочиями, Азеф находит время исполнять множество тайных поручений. Он вступает в сношения с различными автономными организациями, как, например, с организацией молодых аграрников, намеревавшихся перенести террористические методы борьбы в деревню, и др. Все планы этих организаций становятся, конечно, известным" департаменту полиции.
Азеф тщательно затем подготовляет, до мельчайших подробностей, целый ряд покушений против великого князя Николая Николаевича, против генерала Трепова, против великого князя Владимира Александровича, против петербургского охранного отделения, против Клейгельса, Дурново, адмирала Дубасова и др. Но все эти покушения кончаются полным неуспехом. Некоторые другие, правда, удаются, как, например, покушения, направленные против петербургского градоначальника фон дер Лауница, губернатора Сахарова, прокурора Павлова, графа Игнатьева. Отметим многозначащую мелочь. Очень часто нити предприятия в последнюю минуту ускользали из рук их инициатора...
Так было, например, в деле фон дер Лауница. Деятельность Азефа колоссальна. Он не ограничивался одними только покушениями против министров, генералов, великих князей, предателей и провокаторов (как Татаров и Гапон). Он принимает деятельное участие в переправе значительного количества оружия для вооруженного восстания через Финляндию (дело парохода "Джон Кравтон").
После роспуска I Думы (июль 1906 г.) "боевая организация" решает организовать покушение против министра-председателя Столыпина. Но вмешательство Азефа, заявившего в последнюю минуту, что технические средства, которыми он располагает, не достаточны, расстраивает дело. Азеф складывает свои обязанности. "Боевая организация" распущена.
В феврале 1907 г. Азеф, однако, вновь возвращается в Россию, где остается вплоть до лета 1908 г. Он занят подготовлением нового покушения, которое должно явиться для партии увенчанием его террористической карьеры. Дело шло об убийстве Николая II. Все было тщательно обдумано и подготовлено. И если Николай II не погиб, то у членов центрального комитета имелись неоспоримые данные, что Азеф сделал все, что мог, и даже превзошел самого себя. Действительно. Азеф был ни причем в этой неудаче... Чтоб дать полную картину внешней политической деятельности Азефа, следует прибавить, что он играл довольно значительную роль в великие революционные дни 1905-1906 гг. Мы ниже остановимся более подробно на его участии в московском и кронштадтском восстаниях.
Во время сессии первых двух дум Азеф находился в постоянных сношениях с главными лидерами "крайних фракций". Когда первый русский парламент был распущен и в Териоках состоялось совещание перводумцев для выработки воззвания к народу, армии и флоту - Азеф не только участвовал на этом совещании, но, если верить заявлениям авторитетных лиц, исполнял там обязанности секретаря1.
1 Покойный С. Слетов этот факт оспаривает (Tribune russe, 1909).
Азеф оставался с 1902 г. беспрерывно в главном центральном комитете партии социалистов-революционеров. Он участвовал как представитель партии на международных социалистических съездах в Амстердаме и Штутгарте. В центральном комитете он занимал чуть ли не первое место, благодаря исключительной роли, которую он играл во всех террористических актах, и своим "техническим способностям". Но он сам скромно стушевывался, когда поднимались оживленные прения по каким-нибудь вопросам теории или тактики. Кроме того, черта весьма любопытная - Азеф всегда оказывался с "умеренным меньшинством", настаивая на том, что прежде всего необходимо "всеми возможными средствами" завоевать политические свободы, а потом уж подумать о всяческих экономических и социальных проблемах, которые он, кстати сказать, считал второстепенными.
- Ну да, ну да, все это, конечно, хорошо,- говорил он,- но не сейчас, а гораздо позже, позже...
Однажды один из наиболее видных членов центрального комитета, редактор официального органа партии, после долгого спора с улыбкой сказал ему:
- В сущности, Азеф, вы настоящий кадет плюс бомбы1.
Вся практическая жизнь партии зиждилась на нем и направлялась им. После ряда крупных покушений, успех которых приписывался исключительно его гению, его авторитет и власть в партии стали безусловными, абсолютными, непогрешимыми. На другой день после казни Плеве Екатерина Брешковская воскликнула, говоря об Азефе:
- Перед этим человеком нужно поклониться низко-низко... в ножки.
Азефу всегда принадлежало право решать в последнем счете. Иногда ему случалось в "боевой организации" уступать мнению других боевиков. Но во всех спорных вопросах он решал единоличной властью. Его самодержавная воля служила законом2.
Среди пятидесяти террористов, которые за, время существования "боевой организации" входили в состав, об Азефе не было двух различных, мнений. Все перед ним преклонялись и обоготворяли его.
Бросить обвинение в предательстве против всемогущего Азефа, прошлое которого, казалось, возносило его на недосягаемую высоту, мог только или умалишенный, или человек, действительно обладавший неопровержимыми доказательствами и фантастической верой в его виновность.
ГЛАВА III. СУД
Суд состоялся в Париже в октябре 1908 г. Заседания происходили в одном из отдельных и мирных кварталов, в Пасси. Всеобщая молва утверждала, что один французский друг, занимавший некогда высший пост при одном известном министре, предоставил свое роскошное помещение для работы партийного трибунала. Тут произошла явная путаница. На квартире талантливого адвоката, постоянно выказывавшего свое сочувствие русскому освободительному движению, разбиралось другое дело, в котором обвинителем выступал тот же В. Л. Бурцев.
В действительности суд над Бурцевым по делу Азефа все время собирался в скромном помещении одного эмигранта.
В состав суда входили три известных деятеля русской революции, имена которых служили достаточной гарантией, что приговор будет беспристрастным, твердым и правым.
То был прежде всего знаменитый географ и геолог Петр Кропоткин, более известный как теоретик и философ анархического коммунизма, чем как ученый и старый деятель русского революционного движения. Всякий, кто читал его удивительную автобиографию "Вокруг одной жизни", наверное, помнит, при каких необыкновенных обстоятельствах молодой Кропоткин, происходивший из одного из самых аристократических родов - Кропоткин был прямой Рюрикович, и в революционной среде над ним не раз подсмеивались, говоря, что у него, собственно, больше права на русский престол, чем у Николая Романова,- резко порвал со сво
1 Все эти сведения были нам сообщены В. М. Черновым. "По взглядам своим,пишет В. Тучкнн в статье "Евгений Азеф",- он занимал в центральном комитете крайнюю правую позицию. Социальные проблемы он отодвигал в далекое будущее; в массы и массовое движение, как в непосредственную революционную силу, совершенно не верил. Единственным действенным средством, которым располагает революция, он признавал террор. Казалось иногда, что к работе пропаганды, агитации, организации масс он относится пренебрежительно, как к "культурничеству", и "революцией" признает лишь борьбу с оружием в руках, ведомую немногочисленными кадрами конспиративной организации (Знамя Труда. 1909. No 15. Февр. С. 3).
2 ibid. с. 4.
ей средой, отказался от блестящего положения, от почестей и выгод царедворца, чтоб в рядах революционеров бороться за лучшее будущее народа.
