Азеф умел всем своим поведением, являвшим изумительную смесь непосредственности и глубокого расчета, укреплять и питать легенду, создавшуюся вокруг его имени и его деяний. Так, иногда после горячего спора между товарищами он внезапно вставал, быстро подходил к тому, кто с наибольшей страстностью и убеждением отстаивал свои взгляды, и беэ слов целовал его в лоб, потом так же внезапно удалялся...

Такие же иудины поцелуи он не раз в "горячем порыве" давал возвращавшимся целыми и невредимыми с какого-нибудь опасного дела, террористам, когда оставался: с ними наедине, с глазу на глаз.

Азеф родился в 1869г. в семье портного в Ростове-на-Дону. Его точное имя (как оно прописано в его метрическом свидетельстве) - Евно Мейер Фишелевич Азеф.

О детстве и отрочестве Азефа имеются очень скудные и, кроме того, крайне сбивчивые и противоречивые сведения. Первоначальное образование получил в родном городе, где он учился в реальном училище. Школьные годы его, видно, протекли не в особенно отрадной обстановке. Отношение товарищей к молодому Азефу было самое скверное. Его считали скрытной душой и "фискалом". Соседи, относившиеся с большим уважением к старику Азефу, выбивавшемуся из сил, чтоб дать детям образование, тоже недолюбливали грубого и черствого Евно, которого школьные товарищи окрестили нелестным прозвищем "толстая свинья". Азеф

насилу дотянул до шестого класса и был за какую-то историю исключен из училища. В про

1 Гоц Михаил Рафаилович, родился в 1866 г., сын богатого московского купца, окончил московскую гимназию, учился в Московском университете, в 1886 г. арестован за принадлежиосгь к местному кружку "Народной воли" и сослан в Восточную Сибирь.

28 марта 1889 г. во время якутских беспорядков ранен и затем сослан на каторгу. В 1899 г. вернулся из ссылки и в 1901 г. выехал за границу, где принял самое деятельное участие в материальной и литературной постановке "Вестника русской революции", а затем и вообще в работе партии соцналистов-революционеров, членом центрального комитета которой он состоял с ее основания, до своей смерти. 3анимал в партии выдающееся положение.

В 1903 г., по требованию русского правительства, был арестован в Неаполе, но вскоре освобожден. Скончался 26 августа 1906 г. после продолжительной, тяжелой болезни.

должение следовавших затем трех лет он жил в страшной нужде, на мизерный заработок, выручаемый от частных уроков. В то же время он готовился к экзамену на аттестат зрелости. Его положение значительно улучшилось, когда ему удалось получить место хроникера в местной газете "Донская Пчела". Затем он поступил на службу в какой-то торговый дом, исполняя одновременно обязанности секретари при одном фабричном инспекторе.

Если верить некоторым слухам, Азеф уехал из своего города при очень подозрительных обстоятельствах. Его будто бы обвиняли в краже крупной суммы денег у владельца фирмы, где он служил, и в незаконном присвоении себе чужого диплома. Однако нам не удалось, несмотря на наши расспросы и изыскания, нигде найти подтверждения этим слухам.

Азеф, решивший закончить свое образование в Германии, поселился в Карлсруэ, где поступил в Политехническую школу. В Карлсруэ в это время, в 1892 г., училось очень мало русских. Все они часто собирались в своей библиотеке. Появление Азефа не могло пройти незамеченным, но вряд ли кому-либо из тогдашних его товарищей могла прийти в голову мысль, что этому коротенькому имени суждено будет прогреметь в такой мрачной славе на весь мир.

Маленькая студенческая колония, насчитывавшая не больше 30-35 человек1, распадалась на несколько групп, принадлежавших к различным политическим течениям. Азеф, занимавший комнату сообща с одним ростовцем, неким Козиным, примкнул к социал-демократической группе, в которой он считался среди самых "умеренных". Иногда даже он пытался убеждать своих друзей в необходимости избегать "крайних" средств и методов. Но обычно Азеф предпочитал молчать и слушать. Он скоро приобрел репутацию человека большого, сильного ума, обладающего серьезными знаниями и недюжинным талантом, но с крайне неприятным, скрытым и, тяжелым характером.

Азеф пробыл два года в механическом отделении Политехнической школы в Карлсруэ; вследствие своего сильного влечения к вопросам электричества он решил перекочевать в Дармштадт, где существовала Высшая электромеханическая школа, одна из лучших в Германии. В 1897 г. Азеф блестяще сдал экзамен и получил диплом инженера.

Азеф скоро находит применение своим специальным знаниям в самой Германии. Он получает место инженера в центральной электрической компании в Берлине, но недолго остается жить там. Возвратившись в Россию, он сразу поступает на службу во Всеобщую электрическую компанию в Москве с жалованием 175 рублей в месяц. Через полгода он бросает и это место и переезжает в Петербург. Его служба в той же компании в Петербурге была еще более кратковременной. Неаккуратность, частые манкирования и отлучки, пренебрежение, с которым он выслушивал замечания главных представителей администрации, должны были неизбежно привести к разрыву. Так оно и случилось. После одного бурного объяснения с директором Азеф получил отставку и окончательно бросил службу.

К этому его, впрочем, побудили особые соображения. Другие занятия стали целиком поглощать его время.

Уже от природы молчаливый и угрюмый, он становился все более скупым на внешние проявления жизни. Какие тяжелые думы осаждали его? Какие уродливые замыслы копошились в его нездоровом уме? Какие мрачные пропасти разверзались перед ним, когда он заглядывал в будущее, пропасти, к которым он чувствовал себя увлеченным фатально, бесповоротно? И какие безнадежные, отчаянные средства придумывал он, чтоб вырваться из острых зубов полицейской машины, которой он отдавал себя по собственной воле? Кто знает? Может быть, когда-нибудь Азеф, ушедший от мести преданных им друзей, от правосудия и приговора страны, решится написать свою исповедь и раскрыть перед людьми тайну чудовищной двойственности величайшего предателя, какого когда-либо знала история...

Азеф был женат и имел двоих детей. Азеф семьянин! Какой богатый материал для художника и психолога чудовищного! Замешанный в десятки кровавых событий, Азеф, все существование которого было спутанным клубком преступлений и интриг, воплощавший, казалось бы, наиболее яркий тип "одинокого", "отверженного", по ставившего себя за пределы человеческого и... Азеф в кругу семьи! Иуда Искариот, наслаждающийся мещанским счастьем за семейным очагом!

В годы своего студенчества Азеф часто приезжает из Карлсруэ в Швейцарию, где он познакомился с молодой эмигранткой по имени Менкина. Менкина была в России модисткой, во очень много работала над своим самообразованием; увлекшись жаждой знания и духовного развития, она - подобно тысячам других молодых девушек - решила покинуть свой родной

1 До войны в Карлсруэ училось больше 250 русских студентов.

город и поехать учиться в Швейцарию. Здесь она сошлась с Азефом. В 1895 г. у молодой четы родился первый ребенок, через семь лет - другой, оба мальчика.

Возможно ли допустить, чтоб в продолжение пятнадцати лет, проведенных вместе, бок о бок, в тесном и беспрерывном общении, жена предателя оставалась в полном неведении относительно настоящей, неказовой стороны жизни Азефа?.. Не многие этому поверят. А между тем есть основание думать, что именно так оно и было.

Жена Азефа сохранила до конца свои скромные студенческие привычки. Она целиком посвятила себя воспитанию детей, которые вырастали в атмосфере, насыщенной восхищением и преклонением перед "гением" их отца, великого революционера, боровшегося где-то там, далеко-далеко, против притеснителей и угнетателей народа и только изредка и ненадолго навещавшего их в Париже, куда он приезжал, чтоб отдохнуть среди своих от "опасных трудов".

Ничто не могло омрачить ее чистой веры. Малейшее сомнение показалось бы да и не только ей1, - святотатством, осквернением всего, что есть самого святого в мире. Не являлся ли он ей окруженный ореолом славы, на недосягаемом пьедестале, воздвигнутом лучшими борцами Революции? Не доходили ли беспрестанно до ее ушей отголоски о его подвигах, преувеличенных, раздутых в восторженной передаче его друзей? Как она могла допустить даже тень подозрения при виде той радости, того счастья, непринужденной веселости, которую он проявлял, как только оказывался в родном кругу? Как могла она поверить, чтобы эти сильные руки, которые с такой неподдельной нежностью подхватывали ее малышей, заставляя их скакать, прыгать и переворачивать все вверх дном, были запятнаны преступлением? Мог ли этот большой человек, превращавшийся среди детей сам в маленького, принимавший горячее участие в их играх и шалостях, нередко вместе с ними катавшийся по земле среди звонкого смеха и веселых возгласов,- мог ли он внушать мысли об измене и предательстве?