- Хорошо сказал, Мечек. Прям как полтеск. - Князь то ли улыбнулся, то ли оскалился злобно. - Ничего не понять!
- Мечек хочет сказать, что тут война и не ведомое никому малое войско посекут те или другие, - согласился Рагдай, неожиданно мрачнея. - Чтоб не путались среди них. Тем более каждый может подумать, что ты приглашён врагом для тайных, коварных дел. Или в поле под стрелы подставят, или ночью в ножи возьмут. Прав Мечек.
- Трогать никого не будем и пройдём, клянусь Перуном, - встрял Семик.
- Нет. - Кудесник махнул на него рукой. - Если б в твоих землях, князь, у стен Каменной Ладоги, ходила рать неведомая, но малая числом и на слово твоё отвечала, что, мол, без злых мыслей?
- Спрошу кто и пущу с миром. А владыку, в чьи земли двинутся, с гонцом упрежу, - неуверенно ответил Стовов.
- Да, так было с забредшей к Ладоге ратью Готы Валынского. Он шёл в обход Ятвяги на Ладов. Что ты с ним сделал? Сколько мечей с кольчугами поимел? А за иной меч десять коров дадут. И тут тоже... - вздохнул Рагдай, не меньше князя огорчаясь.
- Они тогда первые напали! - ответил князь, косясь на то, как варяги бережно перемещают по склону носилки с конунгом Вишеной, а тот, приподнявшись на локте, глазеет по сторонам, словно младенец, словно впервой всё: деревья, небо, птичий щебет.
- Ничего, отобьёмся, - сказал Семик, упирая в бока кулаки.
- Ночью пролезем. Лесами, - поддакнул подошедший Оря.
- Виру за проход плати и иди, - опять сказал Семик.
Стовов, покосившись на Рагдая, сказал зловеще, тихо, так чтоб не было другим слышно:
- Чего ж ты мне это ещё в Шванганге не сказал, ведун ты наш ясноглазый. Это ж погибель нам верная, клянусь твоим теменем!
Князь тяжело поднялся среди своих соратников, громадный, свиреполицый, взялся за ворот своей кольчуги, словно она душила, пальцы сделались белыми под перстнями. Никто не удивился, если бы князь сейчас разодрал до пупа кованую вязь. Но Стовов только стянул её через голову, отбросил на грудь Семика, едва не сбив его с ног.
- А если б я сказал это? - так же тихо спросил Рагдай, на всякий случай распахивая плащ, чтоб рукоять меча оказалась открыта. - Неужто ты не пошёл бы за таким золотом? Неужто теперь повернёшь? На посмешище Чагоды, Водополка и Ятвяги?
Стовов, скрипнув зубами, прошёл сквозь обступивших его. Рыкнул на подвернувшегося Полукорма с Рупертом, притянул за ворот трясущегося проводника:
- Отчего хотел бежать в рассвет от меня, коль слово давал?
Затем отбросил его назад, отчего тот, споткнувшись о ногу Руперта, повалился в овраг вниз головой. После шума осыпи и сдавленного крика из оврага донёсся удивлённый возглас Эйнара:
- Всё! Спину сломал, клянусь Хеймдаллем!
- Да смилостивится над нами Господь, все мы Его дети, - крестясь, заключил Руперт.
- Нет, жив, - сказал снизу кто то из варягов.
Тем временем Стовов подошёл к ближайшей берёзе, ткнулся лбом в шершавую, прохладную кору, провёл ладонями сверху вниз, насколько хватало рук, посмотрел вверх, в крону, в которой путался солнечный свет. Через зелень и золото было видно белёсое, чужое небо, сквозь него на юго восток потянулась необычная для начала месяца изока стая воронов. Крики чёрных птиц падали как капли, скакали вокруг градом, словно орехами по столу.
- Ладно, пусть так. Это ничего не меняет. - Он вдавил свой лоб в берёзу, будто пытаясь её так свалить. От натуги покраснела шея и стало нестерпимо больно. Будто в ответ по пыльной коре стекла слеза древесного сока. - Как с ладьями быть, Стрибог? Намёк дай! - Князь постоял у берёзы ещё некоторое время, затем с силой оттолкнулся, распрямил спину, сказал, почуяв сзади чесночное дыхание Семика: - Куру одну принеси. Гадать надо. Вольге скажи, чтоб в обе стороны оврага послал по пять своих. Глядеть, как чего. Лошадей поить. Костров не жечь, песен не петь. Ждём до темноты и идём назад к перевалу. К ладьям.
- Сложить бы костерок, нажарить мяса. У варягов и полтесков много хворых. У Мечека двое в жар впали, - отозвался Семик надтреснутым, застуженным голосом. - У нас Мышец и Поруха на ногах не стоят. Падают. Жар.
- Нет. Пару свиней прирежьте. Хворым кровь. Остальным сырое, коль до ночи не вытерпят. Впервой, что ль! - Стовов резко повернулся, брякнув ножнами меча о берёзу: на его лбу, под липкими от пота кудрями, над переносицей, ярко багровело ровное пятно. - Ну!
- Аб аб... - Семик вытаращил белёсые глаза, попятился и припустился обратно, распоряжаться. Махнув рукой, чтоб к нему никто не подходил, Стовов сел в траву, скрестил по степному ноги и положил меч рядом. Смотрел поначалу в пустоту, затем стал вяло наблюдать, как Ломонос с Полукормом деловито выбирают, щупают свиней и Ломонос одновременно гоняет двух стреблян, незваных помощников в этом деликатном деле. Стень, запустив руку в шевелящийся мешок, одну за другой извлекал полузадохшихся кур и смотрел их на свету, выбирая для гадания.
Взгляд Стовова медленно прояснялся, он повернул голову и увидел Семика, который, стоя около лошадей, говорил что то бесстрастному Вольге. Вольга же, зябко, несмотря на жару, кутаясь в складках чёрного, в глине и соре плаща, стоял похожий на обветренного идола и глядел на Мечника, будто в степной простор.
Глава пятнадцатая
ВОРОЖБА
Стребляне и бурундеи с утра занялись лошадьми. Одни поили их из кожаных вёдер, другие попеременно несли из за бобровой хатки, где берега не были взбаламучены переправой, меха с чистой водой и лили её на кожу животных. Так все боялись лошадиной хвори. Потом мыть и поить своих лошадей стали полтески и дедичи. Они выковыривали из копыт мелкие камни, грязь, соскребали с разномастных шей и крупов катушки пыли вперемешку с потом и сукровицей ссадин. Заодно всадники скребли себя, чесали блох в боках, жевали лепёшки, правили узду, менялись седлами. Дальше, за лошадьми, за бобровыми хатками, лежали вповалку, отдыхая, варяги. Их лошади беспризорно бродили вокруг. Только один Ладри ходил к ручью и носил для них в шлеме воду.
Стень всё никак не мог выбрать курицу, пока подошедшие Семик и Рагдай не сделали за него выбор:
- Да вот эта, с чёрным пером в хвосте. Хороша для волхования.
Семик выдрал из рук мечника вялую курицу, торжественно поднял её над головой и понёс князю.
- Ворожить будет? - полюбопытствовали сидящие неподалёку Оря и Резняк.
- Гадать, - кивнул Рагдай, ощупал свою повязку на глазу, через припухшее веко глянул вслед Семику.
- Чего гадать? Дело плохое. Как ручей переходили, видел я, вода бурая была. Кровь. - Оря покосился на Резняка.
- Да? - Кудесник вытер ладонью влажную щёку, опустил повязку. - Да, сидеть нужно что мышам под котовой лавкой. Видать, тут секут вокруг мясо, словно по весне деревья. И пахнет как то странно, будто протухло что то.
Оря кивнул и указал пальцем через Стовова на белую стену берёз:
- Это оттуда, куда ушли Алтан, Хилок и Скважа. Оттуда дует, будто рыбу старую коптят или чеснок или смолу с чем то варят. Клянусь Рысью. А крики только воронья. А дыма нет. И земля дрожит от копыт. Скорей бы тьма. Ночью пролезем. Клянусь чешуёй Валдутты.
- Ничего. Если припрёт, я за авара сойду. - Рагдай похлопал себя по шёлковому, цветастому халату. - Шапку только железную ещё. Полтесков во тьме за франконов выдадим. Да, я и по франконски покричу. - Невесело усмехнувшись, он хотел было шагнуть в сторону варягов, но Оря удержал его за подол:
- А скажи, кудесник, что тогда ты говорил на дороге про Торопу? Что он делал в грозу на перевале, когда все коней ловили в молниях?
- Кусок ел предпоследний, который ему Стовов для меня дал.
- И ты смолчал? Не побил плетью?
- При том голоде позор великий для воина. Правда, - пожал плечами Рагдай, отыскивая глазом статную фигуру Торопа. Тот злобно спорил о чем то с Мечеком около коровы. - Но Тороп закрыл меня от стрелы в сшибке с аланами на Днепре у порогов, когда с малой дружиной провожал нас с Чаславом до Царьграда. Так что я про кусок тот не говорил. А ты, Оря, онемей. Иначе я язык высушу. - Он поднял бровь и двинулся к варягам.
