— Я не… Мерлин Великий, что же ты наделал?

— Сказал же, перевёл проклятье на себя, — выдохнул ослабевший Джеймс. — Другого выхода нет. Для нас обоих. Если его не будет, то и меня не будет, понимаешь? Лучше всё так. Потому что я слабее, я без него точно не смогу, а он выдержит потом, без меня… И я не ребёнок, — ускользающий взгляд сына, словно цеплялся за лицо Гарри. — Слышишь? Я не капризный слизняк. Я всё обдумал. И так думал долго, слишком долго, — шептал он скороговоркой. — Я представил, как буду без него. А никак. И что же мне позорить вас самоубийством или что? Нет. Не в этом дело. Меня просто не будет без Драко. А так Драко будет жить. И всё будет хорошо. Я же всё равно не перестану его любить, хоть и на облаках… Он знает…

За спиной охнул Скорпиус, кто-то ещё вбежал в палату, что-то кричали… Гарри, всех оттолкнув, поднял сына, положил на соседнюю кровать и вышел, бросив замершему колдомедику:

— Ждите меня. И присмотрите за обоими — если до моего возвращения что-то случится…

Потом он всё делал на автомате. Спроси его, что говорил и с кем конкретно общался, Поттер вряд ли ответил бы. Для начала он аппарировал на пределе возможностей в Лондон, подняв на уши Отдел Тайн. Такого разноса привыкшие к тишине, спокойствию, деликатно-подобострастному отношению и строгой секретности невыразимцы не видели никогда. Лучшие спецы по артефактам тут же отбыли в Ковентри, Министр Кингсли лишь посмотрел на лицо своего Главного аврора и тут же заверил, что и специалисты Мунго тоже будут там — он лично проследит.

Гарри только кивнул и снова аппарировал. На этот раз в маленький домик в пригороде. Гермиона открыла дверь, но улыбка тут же сошла с её лица. Он молча прошёл мимо неё в дом, заметив Рона на кухне. Тот понял всё и сразу — раскрыт. Но ему не дали сказать и слова: закрыв дверь прямо перед носом обеспокоенной Гермионы, кинув Заглушающее и Запирающее, Поттер сдерживаться перестал — он бил и бил, методично и хладнокровно, как не бил никогда и никого в этой жизни. Без палочки. Обычно, по-маггловски.

И только когда Рон окончательно перестал сопротивляться, когда ставшее вмиг чужим и ненавистным лицо бывшего друга превратилось в кровавую кашу, Поттер встал, отряхнул руки и произнес:

— Если Джейми умрёт или Драко не выдержит последствий, я вернусь, чтобы тебя убить. Лучше сдайся в Азкабан сам.

И он ушёл из этого дома, оставляя за спиной полубессознательное тело и голосящую Гермиону.

Пришёл в себя Поттер только в Ковентри. Вдруг заломило разбитые в хлам кисти, и эта боль отрезвила, возвращая в реальность. Рядом сидела Астория Малфой, положив голову на колени матери, спал измученный Скорпиус. Люциус грозной, но какой-то колышущейся тенью закрывал окно.

— Невыразимцы говорят, что справятся. Они там посменно… Но обещают, что с Джейми будет всё хорошо, — Астория заметила, что Гарри пришел в себя и теперь бесстрастным голосом рассказывала всё, что тут случилось без него. Мистер Малфой-старший отвернулся и молчал. — А у Драко сердце, но теперь тоже всё в порядке. Он в реанимации, но в сознании, — она посмотрела Поттеру в глаза. — Оставьте их в покое. Слышишь? Они друг друга любят, смиритесь уже. Мы тоже не верили, никто не верил, но разве их любовь от этого перестала существовать? Мне всё равно, кто это сделал, но это всё из-за тебя! Ты же… любил его, я знаю, как умел, но любил. Оставьте их.

— Да… Да, я… — Гарри замолчал, старательно глотая комок в горле.

— Тебе нужно промыть ссадины, — Астория кивнула на его руки. — Туалет там.

Поттер тяжело поднялся, разом ощущая навалившуюся усталость, и побрёл в туалет. Смывая свою и чужую кровь с разодранных в лохмотья костяшек, он смотрел, как в слив уносится становящаяся всё более чистой вода. Зеркало отражало бледное лицо и мутные глаза с совершенно потерянным выражением. Старик, почему-то подумалось Гарри.

Только сейчас до него окончательно дошло, добежало осознание, что Драко давно уже был для него потерян. И сын по-настоящему любил Малфоя. Видимо, любил сильнее, чем он сам, если смог сначала завоевать, потом удержать и, в конце концов, рискнуть жизнью. Даже не рискнуть, а отдать её за Драко, осмысленно и чётко представляя последствия. А он сам так этому и не научился…

Хорошо, что теперь Драко счастлив.

Хорошо.

И очень больно.

Он вспомнил слова Астории, её взгляд… Нет, с такой потерей смириться невозможно, но ради Драко и счастья сына, Гарри на лоскуты порвется, а покой у них будет. Любой ценой. Теперь только так.

— Мистер Поттер, — в уборную заглянул заспанный, но взволнованный Скорпиус, — Джеймс пришёл в себя! Сказали, что к нему можно ненадолго.

*

— Глупый вопрос… Но… Ты не жалеешь? — Драко наблюдал, как над стадионом носятся на мётлах юные спортсмены, разминаясь перед тренировкой. Высокие современные трибуны, пронзительно-синее небо, редкость для Англии, белые пушистые облака.

— Что спас тебя? Конечно, жалею, — фыркнул Джеймс. — У меня от тебя уже задница болит, — заявил он, даже не моргнув. — А так, не было бы тебя, завёл бы я себе послушного мальчика и сам бы его… учил сзади уму-разуму.

— Пошляк и разгильдяй, — нахмурился Драко. — И как тебе доверяют тренировать детей? А… учить меня сзади я тебе уже предлагал.

— Разберёмся, — беспечно отмахнулся Джеймс и взял свою метлу. — Вот сегодня ночью и разберёмся! — вскочил не неё, погладил блестящее изображение снитча и, лихо присвистнув и выразительно подмигнув Малфою, унёсся под облака. Через несколько секунд, виртуозно завернув пару сложных виражей, вернулся к Драко, затормозив у самого бортика. Обернулся, не видит ли кто, и быстро поцеловал его в губы, заглянул в глаза.

— Я не хочу, чтобы ты считал меня беспечным ребёнком. Поэтому отвечу на твой вопрос. Жалею ли я, что из-за нестабильной магии после того проклятия не играю за высший эшелон? Жалею и не скрываю этого. Но всё что не делается — всё к лучшему. Я — самый молодой тренер подростковой лиги в мире, у меня замечательные ребята, — кивнул он на поле, — через несколько лет мы возьмём Кубок Мира, гарантирую! А об остальном не жалею ни капли! — Джеймс Поттер подставил солнечным лучам тонкое золотое кольцо на безымянном пальце левой руки. — Я же всегда могу унести тебя на облака! — и улыбнулся своему супругу. — А это самое главное!