Всё самое страшное позади? Над этим измождённо хохотал Поттер, трясясь у Малфоя на груди и до синяков сжимая ему плечи? А впереди что? Уже будет легче? И проще? И всё изменится? «Сейчас мы вместе. Всё так. Вместе. Он и я. Я и он, — безостановочно крутилось в голове Драко, ошалевшей от блаженства и начавшей сбываться мечты. — Всё так, всё так, всё так...», — сладостно и испуганно стучало между рёбер. Там, где у людей сердце... И у магов...
*
«Я так долго ждал. Сам не зная, чего. И вот оно! Лежит на моей руке, стонет во сне, на что-то неразборчиво жалуется. Давит плечом мне под дых, а отодвинуть или перевернуть... Моё счастье? Обычный парень. Ну, фигура там, морда ничего, руки крепкие, член моего калибра. Но таких много. Десятки, сотни — только свистни. Молодых, горячих, готовых платить за любовь достойную цену. А этот... Разве что глаза... Взгляд такой, что хоть вой. Гарри Поттер! Тоже мне! Герой, во всё сующий свой нос, пример самопожертвования, образец благородства и чести... Да что он знает о чести и благородстве? И о любви... Похоже, ни-че-го... Ох. Намаюсь я с тобой, чует моё сердце... Расколотое, висящее на ниточке, на одном слове. Твоём слове, Гарри. Скажешь когда-нибудь? Стоит ли ждать? А... есть варианты?..»
— Мы увидимся? — Драко сам испугался своего вопроса и быстро исправился: — Когда?
Поттер посмотрел на его отражение в зеркале, перед которым вяло водил расчёской по влажным спутанным волосам и склонил голову набок.
— А ты хочешь? — казалось, что он ни капли не сомневается в ответе Малфоя «да пошёл ты на хуй, Поттер».
— А ты нет?
Два взгляда сквозь блеск зеркальной поверхности, подёрнутой дымкой от догоравших свечей: холодный лунный серый лабрадор, камень мистических откровений, — и изумруд, небесный талисман удачи, дающий советы, призывающий стать лучше, оберегающий от злых чар; утренний дождливый горизонт — и листик мяты в коктейльном бокале; лондонское ноябрьское небо — и долина вереска весной... Драко выдержал... — Гарри опустил взгляд...
— Я подумаю. — Он закусил губу и поправил одежду, стал вдруг серьёзным и... чужим. Вот так сразу, парой движений и поворотов головы... Поднял с пола рубашку Малфоя и протянул ему. Драко кивнул: то ли «спасибо», то ли «подумай». И понял, что его ожидание только начинается...
— Бананы и морковка? — Гарри неожиданно остановился уже за дверью. Повернул лишь голову, совсем чуть-чуть, только чтобы видеть боковым зрением реакцию Малфоя.
Тот реально ощутил, что трещина на его сердце пошла ещё дальше, десятая дюйма — и разломится пополам... Он показал Гарри два сложенных пальца у рта:
— Морковку не забудь отварить.
Поттер вышел резко и порывисто, но дверь за ним прошелестела тихо — не иначе придержал напоследок, чтобы не бухнула.
====== Глава 3. Без него... с ним... или Полёт Пегаса. Часть 1 ======
Драко очень быстро понял, что совершил ошибку. Непоправимую. Когда допустил их близость... Раньше он мучился, страдал и маялся без взаимности? Мечтал о любимом? Дрочил, сорри, занимался самоудовлетворением на фантазии с Поттером?.. Он просто не знал тогда, что такое настоящие мучения! Тогда... Пока не почувствовал, каково это — лежать сверху, над ним, таким мужественным и соблазнительным, испуганным и дразнящим, держаться на руках так долго, как только хватит сил, опускаться медленно, ловя в его шальном взгляде нетерпение и ощущая силу и его рук тоже, призывно тянущих и обжимающих за плечи... Пока не увидел совсем рядом его открывающиеся губы, не принял его тихий медленный горячий выдох... Пока не успел за несколько часов привыкнуть к его запаху, пьянящему и будоражащему до боли в паху, в груди, в лёгких, недобирающих кислород, забывающих дышать одним с ним воздухом... Привыкнуть к его коже, бархатной, влажной от страстных усилий, к перекатывающимся под ней упругим тренированным мышцам, к его чуть колючим щекам, к жёстким волосам, щекочущим везде, где только не прижимается его голова, его губы, его язык. Его язык... Сама нежность, сама истома, тёплый, терпкий, не всегда решительный, но скользящий легко и правильно, замирающий там, где нужно... Драко даже не мечтал, что он будет таким и сможет настолько искусно доказать — нет на теле мест, в которых не живёт желание...
Тогда... Пока не попробовал, каков Гарри на вкус, весь, ну почти... Чуть горьковатый, слегка сладкий, немного пресный, такой, что непременно хотелось добавить перца, приправ, вишнёвого крема... Во что бы то ни стало вишнёвого, как фрэнч, настоянный на перезрелой вишне, дающий мутный горький осадок, заполняющий голову дымом почище любой дури... Именно так, обмазать деликатесным соусом, сиропом, всего, с ног до головы и вообще везде, растереть, размять руками. Обрызгать духами, разными, вечерними, ночными, интимными, одеколоном для бритья, не потому, что дурно пахнет (его запах возбуждал сам по себе, без всяких прочих добавок), а потому, что хочется вообще потеряться в безумном миксе ароматов и забыть о пошлых мыслях, о всё растущем и растущем вожделении... Хотя, куда-ж расти — член не содрать и не пустить в свободное плавание, и выше крыши он не встанет... Потеряться. Забыть — и улететь на облако, в туманную синюю высоту, зацепиться за прозрачный край и висеть, болтая ножками туда-сюда, туда-сюда. С ним, с ним, с ним, рядом, не отпуская рук, прижимаясь плечами... И пусть даже вообще исчезнут все оргазмы. Как факт, как физиологическое явление, как стимул к размножению... И даже пенисы свернутся в трубочки и отвалятся вовсе. А им на облаке и так будет небесно-хорошо... Рай с ним, с ним, с ним...
Тогда он просто не знал, что такое настоящие мучения... Расколотое сердце? Да пусть оно колется на хуй, ко всем чертям, и ёбнется уже побыстрее! Какое сердце? Где оно? Что это?.. Не спать, не есть, не дышать... Всё время два зелёных глаза. Мерещатся везде, не отстают! От них мутит, от них болит и жжётся везде, от них ноют волосы и кончики ушей, от них скрипит изумрудная крошка в глазах, колючий берилловый песок, от них пальцы нарываются на член, словно на ядовитый укус, не кончить — не спустить... От них застоявшаяся сперма бьёт в башку и чувствуешь себя идиотом, каких нет на свете... От них, от его глаз, без него, без Гарри, без любимого...
Драко похудел, побледнел, он заставлял себя нормально питаться и усиленно качать мышцы только лишь потому, что не хотел разочаровывать собственным внешним видом гриффиндорца, отметившегося в его постели, мелькнувшего в его жизни — и исчезнувшего... Надолго? Драко впервые было наплевать, как он выглядит, но он всё время думал, как понравиться Гарри, когда тот... ну, придёт, ну, взглянет, ну, обнимет, ну, снимет с него рубашку, ну, коснётся здесь, потрогает вот тут, поцелует сюда... Драко начал разговаривать с... Нет! Не сам с собой! Хуже. С Поттером!!! И не только во сне... Наяву, каждый час, каждую минуту он говорил ему... слова и сам себе тихо удивлялся, разве что пальцем у виска не вертел. Он создал вокруг себя целый мир под названием «Гарри, мой Гарри, я и Гарри» и наполнил его событиями, ощущениями, диалогами. Спорами, скандалами, примирениями... Теперь Драко знал, что такое любовь... Теперь... А расколотое сердце? Ну, что ж, расколотое — так расколотое. В его жизни появилась проблема более страшная и пытка более нестерпимая — О-жи-да-ни-е, которое невозможно осилить, ожидание, равносильное смерти... А нужно жить. И хочется жить... и дождаться...
Два месяца ожидания. И два письма за два месяца. Глупый трёп, хогвартские сплетни, подробности личной жизни Уизли (хорошо, что не интимной!), замечания преподавателей по экзаменационным билетам, ни слова о Джиневре. Засушенное плоское растение... Веточка морковной ботвы... Драко улыбался весь день и полночи, сжевал этот гербарный образец и положил мокрую обслюнявленную травку в блюдечко на тумбочку. Утром послал в школу бандероль: толстую десятидюймовую кормовую морковку.
Уже вечером прилетела сова: # Ты не слишком хорошего о себе мнения?# и тоненький недозрелый бобовый стручок в пакетике.
