- Что это значит? - Полбин положил перо на чернильный прибор и строго взглянул на лейтенанта. Белаш, наконец, нашелся, выпалил скороговоркой:

- Докладывает оперативный дежурный лейтенант Белаш. По радио вы - генерал!

Лицо Полбина вспыхнуло. Он стал медленно подниматься со стула, положил руку на трубку телефона, и в ту же секунду телефон зазвонил. Полбин быстро прижал трубку к уху.

- Да. Спасибо, Филипп Иванович! Да. Сейчас мне сообщил оперативный дежурный, но я не знаю, кто из нас больше растерялся. Он говорит, что я генерал только по радио...

Белаш готов был провалиться сквозь землю. В его комнате зажужжали телефоны, и он опрометью выскочил в оставленную открытой дверь.

Звонил Грачев. Потом Самсоненко. Звонили Дробыш и Рубакин. Потом Белаш перестал снимать трубку параллельного телефона, только слушал, как Полбин за тонкой дверью отвечал на поздравления. Вот он сказал кому-то громко: "Служу Советскому Союзу!" Значит - командующий...

Телефонная буря продолжалась полчаса. Когда она немного поутихла, дверь отворилась, и Полбин сказал:

- Лейтенант, давайте составим заговор: отвечайте, что я уже ушел из штаба. Хочу закончить работу.

- Слушаюсь, товарищ генерал! - вытянулся Белаш.

Звонили только дважды. Начальник района авиационного базирования Блинников и кто-то из штаба.

Прошло десять минут. Из комнаты донесся голос Полбина:

- Лейтенант Белаш!

Одергивая на ходу гимнастерку, Белаш открыл дверь и остановился. Подняв глаза, он увидел, что Полбин улыбается какой-то необычной, смущенной и доброй улыбкой.

- Сказать по правде, не работается что-то, - сижу и почему-то думаю, что был в свое время пастухом. Не в свое, а в чужое, царское, которого вы не помните. Давайте посмотрим газеты, а?

Белаш принес газеты.

- Оставьте дверь открытой и присядьте тут, - сказал Полбин, разворачивая номер "Красной звезды". - Вы, кажется, из Мелитополя?

Белаш присел на край стула, но тотчас же поднялся для ответа:

- Да.

- А вы сидите. Я ведь генерал пока только по радио, - улыбнулся Полбин, но, заметив, как зарделся лейтенант, добавил: - Ладно, не буду. Никто, кроме меня и товарища Крагина, этого не знает... Так вы именинник! - он указал на газетный лист с приказом Верховного Главнокомандующего.

Белаш неловко кивнул. Полбин пробежал глазами приказ.

- Вот. Особо отличившимся присваивают звание Героя Советского Союза. Хотелось бы там быть?

Белаш помедлил с ответом. Он мог сказать прямо: "хотелось бы". Но такой ответ нескромен. Сказать, что очень хочется побывать в родном городе? Это будет искреннее, но лишь наполовину, ибо звание Героя тоже манит...

Полбин не стал ждать ответа.

- Понимаю, - сказал он. - Будете хорошо воевать - и здесь высокую награду заслужите. Только вот в Мелитопольском полку служить не придется. А что, если вернетесь домой, в Мелитополь, из Берлинского полка?

- Это совсем здорово! - сияя улыбкой, ответил Белаш.

- Здорово потому, что в этом нет ничего невероятного, - сказал Полбин. - В Берлине мы будем.

Улыбка не сходила с лица Белаша. Полбин внимательно смотрел на него. "Молодость! - думал он. - Я был постарше, когда первый раз сел в кабину У-2. Да и все мы, летчики старшего поколения, позже начинали... Мой Виктор, если пойдет в авиацию, а пойдет наверняка, тоже в таком возрасте начнет летать. Только ему уже не придется сразу на фронт итти. Насчет этого мы с Белашем постараемся..."

- А в Берлине мы скоро будем? - спросил Белаш.

- Вот этого точно я не знаю, - усмехнулся Полбин. - Но в том, что будем, уверен абсолютно. Для этого нужно только одно...

Он помедлил, пристально глядя на Белаша. Лейтенант молчал, но по блестящим глазам его было вид- но, что он с нетерпением ждет конца фразы.

- Нужно только не теряться... В воздухе особенно. Лейтенант понял намек и опустил глаза, но тотчас же поднял их.

- В воздухе я не теряюсь, товарищ генерал, - сказал он твердо.

- Значит, Берлин недалеко... Ну что же... Может быть, все-таки поработаем?

Белаш поднялся и вышел.

Полбин посмотрел ему вслед и подумал: "А ведь верно, не теряется в воздухе. Только сегодня я ему наградной лист на "Красное знамя" подписал. То-то обрадуется, когда узнает. Первый боевой орден!"

Он углубился в работу. Статья об ударах пикировщиков по артиллерии подвигалась медленно. "Пикировщик - снайпер бомбометания и, следовательно, одна из центральных фигур на поле боя, - писал он. - Действуя по артиллерии врага, пикировщик непосредственно участвует в самой гуще боя, активно вмешивается в ход боя, точными ударами расчищая путь пехоте. Поэтому надо постоянно воспитывать летные кадры в духе правила: "Борьба с артиллерией самая почетная, хотя и сложная задача пикировщика".

Полбин закончил работу через час. Выйдя в комнату дежурного, он увидел, что Белаш спал, привалившись головой к ящику телефонного аппарата. Рядом лежал затрепанный номер журнала "Красноармеец" с кроссвордом, который был заполнен карандашами всех цветов - каждый дежурный писал своим.

Открыв дверь в коридор, Полбин увидел часового с автоматом на ремне.

- Пусть отдохнет, - сказал ему Полбин, кивнув на Белаша. - Разбудите, если кто позвонит. Дверь я оставлю так.

На клочке бумаги он быстро написал: "Я на радиостанции. Звонить туда. Полбин".

Листок он положил на крышку аппарата.

Глава VIII

Самолет пикировал.

Земля валилась навстречу, словно не "Петляков", дрожа от напряжения, несся к ней, а разом поднимались вверх серые осенние поля, дороги, рваные пятна голых рощиц, в которых притаилась вражеская артиллерия. Тусклая лента Днепра набухала, становилась все шире и шире, - казалось, река на глазах выходила из берегов. Так бывает в кино, когда экран вдруг быстро идет на зрителя и все вырастает, увеличивается в размерах.

Белаш был замыкающим в небольшой группе самолетов. Бомбили "вертушкой", уже по второму заходу.

- Сброшены! - воскликнул штурман Светлов. Самолет, освобожденный от бомбового груза, облегченно вздрогнул. Повинуясь рефлексу. Белаш чуть отжал штурвал.

Он не знал, что эту ошибку будет так трудно исправлять. Он даже не сразу понял, в чем состояла ошибка.

Когда самолет стал выходить из пике, Белаш взглянул на приборы, чтобы проверить высоту вывода. Она вполне отвечала заданной - восемьсот метров. Надо было догонять летевшего впереди Гусенко, чтобы встать ему в хвост.

Вдруг Светлов сильно ткнул его рукой в плечо. Белаш удивленно обернулся.

У штурмана было такое выражение лица, как будто, проснувшись, он увидел на своей подушке ядовитую змею. Бслаш проследил за его взглядом и почувствовал, как холод прошел у него по спине.

На правом крыле самолета лежала бомба. Она уютно устроилась между мотором и фюзеляжем. Своя бомба! Черное тело ее лоснилось, отверстие ушка подвески было забито остатками тавота. "Жирно смазывают", - некстати подумал Белаш, а в следующую секунду вдруг ощутил, что не слышит гула моторов. Какой-то высокий, зудящий звук ворвался в уши, вытеснив все. Да, лейтенанту казалось, что он слышит, как жужжит ветрянка взрывателя, поблескивающая в головной части бомбы.

И опять совсем неподходящие мысли промелькнули в мозгу Белаша. Он увидел себя в классе на занятиях по бомбардировочному делу. Чертеж на стене изображает взрыватель в разрезе. Тонкое жало бойка на пружинке удерживается ветрянкой, похожей на безобидную детскую мельницу из бумаги. "Как только ветрянка под действием струи воздуха вывернется, - объясняет преподаватель, можете считать, что ваш взрыватель на боевом взводе. Достаточно легкого удара о препятствие, и произойдет взрыв"...

И ветрянка вывернулась. Блестящий диск в головной части бомбы исчез. Но жужжание в ушах Белаша не прекращалось.

Он летал недавно, но привык чувствовать себя в воздухе ничуть не хуже, чем на земле. Видные из кабины крылья самолета он воспринимал как твердую, надежную опору. В бою, под огнем зениток, он знал, что эти крылья вынесут его из любой беды, лишь бы моторы пели свою бодрую песню.