Маги были вечными врагами вампиров, и Эелана искренне ненавидела их за все те беды, которые они принесли её народу. Нельзя сказать, что она не привыкла к этому чувству — все годы её отец внушал ей его. Но разве он не оказался прав? Разве это не маги пришли в её королевство, разрушив до того столь многие из государств, что были севернее Линдейма? Разве не о их жестокости слагались легенды? Разве не они сделали жизнь вампирских королевств просто невыносимой — жизнь в постоянном ожидании нападения. Они сделали жизнь вампиров полной постоянного страха. Страха за свою жизнь, за жизнь своих детей и друзей. Страха за будущее своего народа — который вот-вот мог прекратить своё существование. Маги ведь очень многих убивали…
По фальранским легендам перед тем, как закончится Великая Зима, должно было что-то произойти. Что-то из того, что было сделано много тысяч лет назад. Они поклонялись Сонму Отречённых — Эелана знала это. Они поклонялись Танатосу, которого обыкновенно называли Хейденом, и Хелен, которую называли Хериан, великому оборотню Асбьёрну Ярвинену и ледяной королевне Деифилии Ярвинен, сыну солнца Драхомиру Астарну и благородному рыцарю Саргону, барду Йохану, у которого было сто имён, и ночной звезде Лилит… Они верили в то, что другие ужасно хотели забыть — в людей, которым удалось перевернуть эту вселенную. Они верили в то, что человек всегда может изменить то, что ему видеть и осознавать не хочется. Они считали, что мир необходимо постоянно менять, постоянно совершенствовать, они совсем не ценили того хрупкого звенящего спокойствия, которое было дорого вампирам. Для магов не существовало ничего святого — они грабили и убивали всех без разбора. Им было плевать на жрецов, на служителей закона — они убивали всех. А их глаза… Эелана видела их глаза — в них не было никакого сострадания, никакого благоговения перед древностью. Маги считали древние легенды реальными, но не старались особенно оберегать их. Кажется, няня как-то сказала принцессе, что фальранци считают, что тот, кто должен выжить в этом бою, никогда не умрёт. Небо не позволит стреле пронзить его сердце, а мечу — срубить его голову. Няня говорила, что маги не считали необходимым беречь воспоминания о старине, спрятанные в статуэтках, украшениях и древних крепостях. Няня говорила, что маги старались всё это использовать. Лишь за редким исключением, когда древние крепости становились гробницами. Как это было с Изенбергом, где по легендам покоился Танатос. Изенберг был единственным местом, которое охранялось в неприкосновенности. А ведь у Танатоса даже гроба не было — его хоронили завёрнутым в чей-то плащ. Легенды не сохранили имён. Легенды о многом забывают. И о том, что в первую очередь следует помнить — в первую очередь. Эелане хотелось бы знать — о чём умолчали предания. Ужасно хотелось бы знать.
По болоту нельзя было идти слишком быстро. Эелана боялась увязнуть в трясине, боялась погибнуть. Эелана была готова цепляться за все кусты разом. За траву — за всё, что только может ей помочь. Ей хочется убежать подальше от магов. Подальше от тех, кто захватил её в плен.
Эелане кажется, что жизнь вот-вот закончится для неё. Оборвётся, как тонкая нить. Ей кажется, что она уже видит лицо отца и братьев перед своими глазами. Ей кажется, что смерть всё приближается к ней. И осознание этого заставляет девушку торопиться. Пробираться быстрее. Маги настигнут её. Настигнут, если она будет медлить. Настигнут, будут пытать и убьют.
Эелана чувствует, как страх захлёстывает её, накрывает с головой. Ей хочется поскорее умереть. Или поскорее осознать, что эту ночь она пережила. Поскорее осознать, что она находится далеко от вампиров — что может передохнуть и успокоиться. И подумать, что ей делать дальше. Теперь она не может рассчитывать на братьев. Просто не может — если уж один оказался трусом, то и остальные могут оказаться такими же. И на мать не может. Мать сделает всё, что угодно, чтобы сохранить жизнь себе и своим сыновьям — ей будет плевать на Линдейм. Ей будет важно только то — пощадит ли Инард её семью или нет. Мать не будет мстить Инарду, если тот решит оставить жизнь ей и её сыновьям. А уж если Инард решит выбрать одного наместником в Линдейме — и подавно. Для матери не так уж важна фамильная честь. Эелана прекрасно это понимает. И прекрасно знает, что не может позволить своему королевству сдаться на милость врага. Уж лучше умереть… Но умереть с честью, с гордо поднятой головой, а не унижать себя мольбами о пощаде. Эелана не будет этого делать. Уж лучше она погибнет. Найти бы только кинжал или что-то, чем можно обороняться в том случае, если кто-то из магов её найдёт.
Эелана уверена, что это мало поможет ей, если маг нападёт на неё. Но сдаваться без боя она не хочет. Она не хочет умирать просто так, не хочет исчезать бесследно. Пусть даже её следом будут лишь пара царапин на теле мага. Лишь бы у неё был с собой кинжал… Но во время побега девушка совсем не думала об оружии. Она даже в том, что этот побег ей удастся, не была уверена полностью. Она просто поддалась тому минутному порыву, просто воспользовалась ситуацией…
Платье жутко мешает. Должно быть, мужчинам бежать удобнее, чем женщинам. И почему только Эелана не родилась мальчиком?.. Тогда она погибла бы вместе с отцом. Стала бы нехоронённым… Даже это лучше той жалкой участи, которая ей была уготована в плену. К тому же, Эелана толком и не знает, что ей делать в том случае, если её не убьют. Что ей делать дальше? Что, если сегодня она выживет? И завтра, и послезавтра — тоже? Пару дней она продержится без еды и без сна — а что дальше? Что ей делать в этом случае?
Хорошо бы наткнуться на какой-нибудь заброшенный храм… Там можно было бы развести огонь в очаге и немного согреться. И подумать. Хорошенько подумать над собственным будущим. Что ей делать, куда ей идти… В Линдейм — исключено. В Фальранию она не пойдёт ни за что на свете. Куда? В эльфийские княжества и царства? В Фальранскую колонию Цайрам, владыка которой получил своё имя в честь отца одного из отступников — великого солнца? Нет… Ей никуда нельзя пойти… Для вампиров она мертва, для магов она преступница, а эльфы решат прогнать её, чтобы не допустить вражды с Фальранией — они не из тех, кто будет терпеть даже малейшие неприятности от чужака. Свой народ им всегда важнее любой войны. Они посмеют выступить против Инарда лишь в том случае, если он нападёт на них. Но никогда ранее. Эльфы — плохие союзники. Даже хуже совершенно беспомощных сильфид. Эльфы сами за себя.
Девушка бежала по лесу, то и дело оглядываясь и прислушиваясь к каждому звуку, то и дело спотыкаясь и почти падая. Разодранными в кровь ногами ступала она по корням деревьев, но бежать не переставала. Сердце её колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Больно. Ужасно больно. Холодно. Ноги едва держат. И только страх — тот животный страх, которым от природы наделены все люди — не позволял ей остановиться, упасть и больше не вставать. Ей не хотелось умирать, не хотелось сдаваться. Только бы убежать подальше от них от всех — от армии этого гнусного подлеца Инарда, от предателя-братца… Куда-нибудь… Домой ей уже никогда не вернуться, но убежать она ещё в состоянии. Бежать — покуда ещё держат ноги. Пока жизнь бьётся в её груди. Сдаться кажется ей слишком большим позором. Эелана бежала. Старалась не останавливаться, хоть это едва ли ей удавалось. Она никогда раньше не бежала столь долго — для принцессы подобное занятие считалось неприличным. И то, что ноги её ещё до сих пор держат, Эелана может объяснить лишь страхом, который она чувствует.
Наконец, показалась небольшая полянка, и девушка обессиленно упала на землю. Она больше не может. Не может. Эта мысль бьётся в её голове. Она не сможет больше встать. Не сможет продолжить бежать. Всё. Она едва может даже пошевелиться. Она устала, продрогла и хочет есть. Она не хочет куда-то стремиться теперь. Хочет лишь заснуть, забыться беспокойным сном, пробуждение от которого никогда не наступит. Она едва может дышать. Эелане кажется, что её лёгкие горят от холодного воздуха. Эелане кажется, что конец близок. Ближе, чем она даже может себе представить. Ей кажется, что она сейчас потеряет сознание от боли. Эелане хочется закричать, но ни на что не хватает сил. Ей хочется уснуть, но сознание не собирается покидать её. Судьба не желает быть благосклонной к линдеймской принцессе. Судьбе приятнее видеть её страдания, а не помогать ей. А принцесса устала и замёрзла до полусмерти. Она готова умереть, но судьба отказывает ей и в этой милости.
