Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Разъединиться пополам.

Донья Клара (за сценой)

Я умираю от ударов

Христианина.

Малек

Так от этих

Себя не буду защищать я,

Пусть оба сразу мы умрем.

Дон Лопе

Умри, собака, и поклон мой

Снеси немедля Магомету.

(Христиане нападают и оттесняют морисков.)

СЦЕНА 5-я

После того, как за сценой окончилась

битва, выходят солдаты, Гарсес,

Дон Лопе и Дон Хуан де Мендоса.

Первый солдат

Такой добычи не видал я.

Алмазов сколько я набрал!

Второй солдат

Я этот раз обогатился.

Гарсес

Пощады никому не дам я,

Руби направо и налево,

Будь женщина или старик.

Вот только бы еще найти мне

Того бесчестного мориска,

Достойно буду отомщен я.

Дон Лопе

Теперь Галера вся в огне,

Скажи, чтоб били к отступленью,

Пред тем как, зарево увидев,

Придут на помощь.

Мендоса

К отступленью.

Отбойный марш.

Солдаты

Отбойный марш.

(Уходят.)

СЦЕНА 6-я

Дон Альваро; потом Донья Клара.

Дон Альваро

Меж гор огней, морей из крови,

Ежеминутно спотыкаясь

О трупы, но влеком любовью,

Пришел я к дому, где живет

Малека, - дом ее разрушен,

Он и оружьем и пожаром

Двояко сделан жалкой жертвой.

Супруга милая моя,

Коль прихожу я слишком поздно,

Умру сейчас же. Где Малека?

Не видно никого.

Донья Клара (за сценой)

О, горе!

Дон Альваро

Тот зов, по воздуху летя,

Исполнен еле внятных жалоб

И повторенных восклицаний,

В ветрах вздохнув, как отзвук эхо,

В меня, как молния, проник.

Кто видел большее несчастье?

При свете сумрачном пожара,

Там женщина лежит, и кровью

Она смиряет жар огней...

Святое небо! То Малека.

Убей меня иль жизнь спаси ей.

(Уходит и выносит Донью Клару,

с распущенными волосами,

с окровавленным лицом и полураздетую.)

Донья Клара

Солдат испанский, ты, что гнева

И милосердия лишен:

Без милосердья, потому что

Жестокую нанес мне рану,

Без гнева, раз я не убита:

Еще вонзи мне в грудь кинжал.

Заметь, что это гнев чрезмерный.

Коль в действиях твоих не видно

Ни милосердия, ни гнева.

Дон Альваро

О, божество во власти бед,

(Есть божества во власти бедствий,

Ты всем об этом возвещаешь,

Им судьбы знать даешь людские),

Кто на руках тебя несет,

Тебя убить совсем не хочет;

Напротив, жизнь свою хотел бы

Разъединить он на две части.

Донья Клара

Твои слова мне говорят,

Что ты араб и африканец;

И если я взываю в горе

И женщиной к тебе взываю,

Тебя двояко обязав,

Я об одной прошу услуге.

Альваро Тусани, супруг мой,

Алькайдом в Гавии остался:

Скорее отыщи его

И от меня объятье это

К нему снеси, как дар последний;

Скажи ему: "Твоя супруга,

В своей омытая крови,

Убитая рукой испанца,

Который более был жаден

К ее алмазам и нарядам,

Чем к чести девственной ее,

Теперь лежит в Галере мертвой".

Дон Альваро

Объятие, что ты даешь мне,

Не нужно твоему супругу

Передавать: он вышел сам

Навстречу радости последней;

Несчастье никогда не медлит.

Донья Клара

Твой голос, о, мое блаженство,

Мне новое дыханье дал

И сделал смерть мою счастливой.

Дай, дай скорей с тобой обняться.

Пусть у тебя в руках умру я,

И пусть умру.

(Испускает последний вздох.)

Дон Альваро

О, как неправ,

Как тот неправ, кто говорит нам,

В своем незнании глубоком,

Что будто бы любовь умеет

Две жизни превратить в одну!

Будь это чудо достоверным,

Не умерла бы ты, и я бы

Не жил; вот в этот миг бегущий

Я, умирающий, и ты,

Живая, были бы мы равны.

Ты, небо, видя это горе,

Вы, горы, видя эти беды,

Вы, ветры, слыша грусть мою,

Ты, пламя, скорбь мою увидев,

Как все вы допустить решились,

Чтоб лучший светоч был погашен,

Чтоб лучший ваш цветок завял,

Чтоб лучший вздох ваш был развеян?

И вы, кто был в любви испытан,

Скажите мне в моем сомненьи,

Скажите мне в моей беде,

Что должен делать тот влюбленный,

Который, приходя увидеть

Свою возлюбленную ночью,

Чтобы испить до дна любовь,

Так долго ждавшую награды,

Ее внезапно он находит

Своею кровью обагренной,

Лилеи нежную эмаль

Встречает в гибельной оправе,

Встречает золото в горниле

Неукоснительно суровом?

Как должен, горький, поступить,

Кто ждал, любя, постели брачной

И встретил гроб, где образ милый,

Что божеством ему являлся,

Пред ним явился как мертвец?

Но нет, советов не давайте,

И что бы мне сказать могли вы?

Кто в положении подобном

Не действует, руководясь

Тоской, плохое руководство

Ему советы. О, вершины

Неисследимой Альпухарры,

Театр, где явлена была

Игра трусливейшего дела,

Игра победы самой подлой,

И славы самой низко-грязной!

Пусть никогда бы, никогда

Твои высокие вершины,

Пусть никогда бы, никогда бы

Твои пленительные долы

Лик самой скорбной красоты

Не видели в своих пределах!

Но что я жалуюсь напрасно?

И самый ветер не внимает

Воскликновениям моим.

СЦЕНА 7-я

Док Фернандо Валор, Донья Исабель Тусани,

мориски. - Дон Альваро, Донья Клара, мертвая.

Валор

Хоть огненными языками

Галера нас звала на помощь.

Явились поздно мы.

Донья Исабель

Так поздно,

Что как зажженные костры

Все улицы ее пылают,

И пламенем пирамидальным

Угрозы шлют далеким звездам.

Дон Альваро

Что удивительного в том,

Что вы пришли сюда так поздно,

Коль опоздал и я в Галеру?

Валор

Какое скорбное предвестье!

Донья Исабель

Какой нежданный лик беды!

Валор

Что это?

Дон Альваро

Высшее несчастье,

Печаль, которой нет сильнее,

И злоключение, с которым

Ничто сравнить не можем мы:

Увидеть, что внезапно умер,

И умер смертью столь злосчастной,

Тот, кто с тобой любовью связан,

Есть точка высшая скорбей,

Есть завершение несчастий,

Есть величайшее из бедствий.

Та, кто пред вами (о, мученье!),

Вся бледная (о, горький рок!),

И в собственной (о, беспощадность!)

Крови омытая (о, пытка!),

Моя жена, моя Малека.

Рукою подлой в грудь ее

Удар направлен был смертельный,

Среди огня. Кто не смутится,

Кто не увидит с изумленьем,

Что гасится огонь огнем,

И что алмаз разрушен сталью?

Вы все, да, все вы - очевидцы

Наикощунственного дела,

В котором зверство без конца,

В котором самый мрачный ужас,

И испытанье без пощады,

Любовь и рок непобедимый;

И потому вас всех, вас всех

Зову теперь я в очевидцы

Великой, самой величайшей

И самой благородной мести,

Какую только сохранит

В бессмертных летописях вечность

Неразрушающейся бронзы,

И долголетье твердой яшмы;

Пред этой мертвой красотой,

Пред этой сломанною розой,

В которой смерть сама есть чудо,

Как было чудом и рожденье,

Пред этим я цветком клянусь

И, верный чувствам, обещаю,

Что отомщу ее кончину;

И ежели теперь Галера,

Недаром названная так,

Свое крушенье потерпела,

И тонет в бездне вод пурпурных,

И в море пламени крутится,

12
{"b":"59779","o":1}