— Генералу нужен С-130. Хочет кое-что увезти отсюда, — в голосе Дресслера проступил едва заметный сарказм. — Изучайте. Время есть.

Связь отключилась. И я направился в здание аэропорта, с удовольствием вдыхая морозный воздух, прислушиваясь к ритмичному хрусту снега под ногами.

Не успели разъехаться с громким скрипом створки, как я наткнулся на Хаббарда. Значит, он вернулся. Неприятно. Но хуже всего было то, что за талию он держал Эдит. Она смерила меня снисходительным взглядом, будто хотела продемонстрировать — проворонил ты своё счастье. И вновь за грудиной разлилась колючая боль.

Я поднялся на лифте до своего уровня, и тут только вспомнил про малыша Люка. Дрожащими руками открыл дверь, со стуком сердца в горле, представил высохшее тельце несчастного хорька. Свет залил комнату, аккуратно застеленную кровать, большой экран, высокий шкаф. Я подошёл к клетке — пусто. Без сил опустился в кресло и вдруг ощутил, как на меня что-то свалилось. Острые коготки оцарапали нос, зацепились за волосы и на колени спрыгнул пушистый комочек. Сверкнули умные глаза-бусинки. Радостно загукал. Юркнул под кровать и вытащил красный мячик на резинке. Представить не мог, сколько счастья может дать игра с домашним хорьком. Малыш прыгал по комнате, взвивался вверх, пытаясь достать мячик. Деликатно прихватывал мою руку. Взбегал на плечо, касаясь пушистым бочком.

Внезапный перезвон связи привлёк внимание. На экране возникло лицо Терзиева, руководителя КБ по сборке орбитопланов.

— Господин майор, мы подготовили для вас и ваших пилотов несколько орбитопланов. Вы можете опробовать.

После Хеолары все казалось, открою дверь, сделаю шаг и зажмурюсь от палящего света двойных светил, вдохну пьянящий цветочный аромат, тёплый ветерок весело заберётся под рубашку. Но обжигающий мороз, пробирающий насквозь, бетонные стены, покрытые изморозью, мертвенный свет, рождающий пугающие тени в углах, безжалостно возвращали в суровую действительность.

Нет, я не изнеженный мальчик — служил на Кольском полуострове, где морозы порой были такие, что эмаль трескалась на зубах, замерзала в термометре ртуть и погибали от холода даже пушные звери, чьи окаменевшие трупики мы находили в сугробах. Но попав на Хеолару, я расслабился, привык к теплу и яркому свету.

Возвращение на замерзшие земли породило в душе чувство безысходности, тупика. Единственное, что разгоняло тоску — возможность полететь в космос. Глупо отрицать очевидное — большинство людей мечтает увидеть звезды, махнуть куда-то на другой конец Галактики. Это заложено в генах человека, в его крови.

Судя по карте, Терзиев звал меня не в монтажно-испытательный корпус, где я впервые увидел орбитоплан, а в специально выстроенный ангар.

Я вступил в камеру проверки, встал в круг мерцающего красного цвета и сканер осветил меня несколько раз с ног до головы. Зачем это все делалось, я понять не мог. Для придания реалистичности происходящего? С глухим стуком распахнулось окно перед моим носом. Высунулась красная, облупленная рожа диспетчера:

— Проходи, Макнайт, ждут там тебя уже, — он расплылся в ухмылке, обнажив щербатые зубы.

Внутри помещение напоминало ангар для самолётов, только раза в три больше. Так что я даже растерялся на миг от высоких, уходящих на немыслимую высоту стен, отделанных матовыми серебристыми панелями, обилия света, лившегося с потолка и прекрасных летательных аппаратов, напоминающих альбатросов.

Справа, в углу рядом с мерцающими экранами заметил группу: Терзиев, генерал Шмидт, Артур Франк. Направился туда, отрапортовал генералу. Смерив меня пристальным взглядом, Шмидт покатал желваки под кожей и деловито поинтересовался:

— Ну что, майор, готовы продемонстрировать ваши достижения?

Я замер, непонимающе уставился на него, перевёл глаза на Терзиева. Главный конструктор совсем не нервничал.

— Сейчас, господин генерал, я введу майора в курс дела.

Схватил меня за рукав и отвёл в сторону.

— Покажите генералу пилотирование орбитоплана.

Эти простые слова, сказанные заговорщицким тоном, привели меня в полный ступор. Когда прошёл первый шок, я пробурчал:

— Терзиев, вы в своём уме? Я в вашем орбитоплане всего раз сидел. Вы помните?

— Ну и что? — он выглядел на удивление беспечным, будто речь шла о прогулке за город на пикник. — Будете следовать подсказкам системы — и всё будет нормально. Идемте, наденете скафандр.

Он буквально подтащил меня к тому месту, где гордо возвышался один из орбитопланов под прозрачным колпаком, контуры его едва мерцали, так что я решил, что это силовое поле.

— Вот, — удовлетворённо выговорил Терзиев, что-то быстро набирая на вызванном экране. — Станьте там, — он махнул рукой в сторону круга, начерченного на полу. — Не двигайтесь.

С тихим шелестом сверху меня закрыл прозрачный цилиндр. Заполнился золотистой пыльцой. Она облепила меня на миг с ног до головы, и через мгновение воссоздала облегающий скафандр песочного цвета, смахивающий на тот, который дала мне Эдит.

— Ну как? — с нескрываемой гордостью спросил Терзиев, когда стенки цилиндра растворились.

— Это классно, конечно, — сказал я, оглядывая себя. — Но вы понимаете, что это авантюра? Нет?

— Нет-нет, не понимаю. Совсем не понимаю, — напевно повторил он. — Так повернитесь. Ага. То, что надо.

Оглядел придирчиво с ног до головы. Улыбка на его лице возникла какая-то совершенно детская.

— Так вот, майор. Не волнуйтесь. Всё будет в порядке. Мы сделали управление орбитопланом схожим с вашим МиГ-37.

— Зачем? — я вытаращил глаза.

— Нам показалось, что вам так будет удобнее. До тридцати тысячи футов будете лететь, как на обычном самолёте. Потом включите ракетные двигатели. Они выведут вас на орбиту. А потом вернётесь. Давайте, — он мягко подтолкнул меня в спину.

Около орбитоплана стояла навытяжку команда техников в количестве трёх человек. И будто всё на одно лицо — квадратные подбородки, курносые носы, а сами рослые, широкоплечие в толстых тёмно-синих комбинезонах и куртках. Увидев меня, чётко, без суеты, подтащили лестницу. Аккуратно установили.

Оказавшись в кабине, я удобно устроился в кресле, которое мягко и деликатно приняло форму моего тела, с тихим жужжаньем едва заметно поёрзало, пододвинув к панели управления. И у меня возникло ощущение приятной лёгкости, почти невесомости.

— Слышите меня? — перед моим носом вспыхнул экран с физиономией Главного конструктора.

— Отлично слышу и вижу. Терзиев, вы издеваетесь? Тут на панели вообще никаких приборов.

Борта, потолок, штурвал, панель — всё выглядело так, будто разработчики забыли натянуть текстуры.

— Сейчас всё будет. Не переживайте, — Терзиев расплылся в самодовольной улыбке, и мне безумного захотелось вылезти и треснуть его по башке.

На меня словно высыпались мерцающие конфетти. Золотистый туман окутал голый розовато-жёлтый пластик, начал расползаться. Прорисовались контуры — приборы, экраны, тумблеры. Искристая пыль будто впиталась в поверхность, превратив в самый обычный центр управления летательным аппаратом, действительно чем-то напоминающий «стеклянный» кокпит МиГ-37.

— Ну как вам? Внимательно следуйте подсказкам системы. Удачного полёта, майор!

Это то, что называется — попал с корабля на бал. Вернее, с одного корабля на другой, только получше.

Начал рулить к выходу из ангара. Ворота разошлись, и я оказался на широкой бетонной полосе, которая уходила вдаль, утыкаясь в горизонт — мол, взлетай, как хочешь — места для разбега хватит с лихвой.

Экраны зажглись, высветились показания приборов. Двинул рычаг газа, прошла едва заметная вибрация, оглушил тонкий свист турбин, перешёл в привычный оглушающий рёв. Орбитоплан лихо начал разбег. Отрыв. Система что-то бормотала в шлемофон, но я даже не прислушивался, настолько привычны и просты для меня были все движения.

Подо мной в белоснежной легчайшей дымке привольно раскинулась укутанная вечным снегом Долина. Вокруг неё холмы, заросшие седым хвойником. И почти правильной овальной формы высокие стены Внешнего и Внутреннего периметра, защищавшие жилые кварталы.