Но стоило ей сделать шаг, как парень отреагировал на это незамедлительно.

– Не вмешивайся, Рукия! – срывающимся голосом потребовал он и, несмотря на потрепанное состояние, от него исходила такая решимость, что Кучики не смогла возразить. – Это моя битва, – уже спокойнее добавил Куросаки, поворачиваясь к своему врагу и крепче сжимая рукоять занпакто. – Только моя.

И Рукию вновь с головой накрыло чувство дежавю. И она словно опять стояла рядом с капитаном Укитаке, вынужденная со стороны наблюдать за битвой Кайена, не имея права вмешаться. Даже Пустые чем-то были похожи друг на друга. Кое-как уняв дрожь в руках, Кучики внезапно поняла, что её щеки намокли от катящихся из глаз слёз.

– Только не погибни, Ичиго... – с трудом подавив рвущийся из груди всхлип, произнесла она.

«Только не погибни снова! Я не перенесу ещё одной твоей смерти!»

– Сестрёнка, – попытался растормошить её стоящий позади Кон, не на шутку обеспокоенный внезапным перепадом её настроения. – Сестрёнка, – настойчиво повторил он и, дождавшись, когда она обратит на него внимание, задал до боли знакомый вопрос. – Разве мы не должны помочь Ичиго?

Рукии стало тошно от того, насколько похожа была эта ситуация на ту, что ей довелось пережить в не самом отдалённом прошлом. Только считалось, что теперь она тут старая и мудрая, способная правильно понять происходящее и сделать верные выводы. И она слово в слово повторила сказанное тогда капитаном Укитаке. Эти несколько коротких предложений навсегда врезались в её память, несмотря на то, что соглашаться с ними девушка не спешила. И сейчас, произнеся их наставительным тоном Кону, почувствовала себя так, будто её только что втянули в какой-то паскудный замысел, от которого противно всем его участникам. Но, несмотря на своё несогласие с утверждением о сражениях во имя жизни и во имя чести, Кучики никогда не отрицала его правдивость. Эти слова не относились к числу тех, что можно до конца понять. Их надо было почувствовать на себе и просто принять, как любую другую неприятную правду.

Не сказать, что на лице Кона после этого появилось понимание, но бросаться Ичиго на помощь он явно передумал. Их беседу прервали Ичиго и Удильщик. Оба порядком потрёпанные, они рванули друг к другу, собираясь нанести последний удар. Рукия в ужасе замерла, увидев, как нити из тела Удильщика, пробив насквозь поддельное тело матери Куросаки, вонзаются последнему в живот. В то же время сам Ичиго, зашипев от боли, со всей силы вонзил свой меч в плечо монстра.

– Да, ты меня удивляешь, малец, – хохотнул Пустой, словно не замечая урона. – Из всех Проводников душ, которых я видел, ты был самым занятным, самым непредсказуемым, но при этом самым слабым.

– Вот как? – отозвался Ичиго, свободной рукой сжав пронзившие его нити, а второй делая мощный рывок вверх. – Тогда и ты слушай, Удильщик. Среди Пустых, которых мне довелось убить, ты был самым старым, самым сильным и самым омерзительным! – после чего, поднатужившись, выдернул занпакто из тела Пустого, отрубив ему левую руку.

Проигнорировать такое Удильщик не смог, заорав не своим голосом. Куросаки был в мгновение ока забыт, а Пустой отскочил назад, частя Ичиго на чём свет стоит и метаясь туда-сюда от боли. Парень не двигался с места, вонзив клинок в землю и грузно оперевшись на него, чтобы не упасть. Конечно, тела шинигами куда более выносливы, чем у обычных людей, но даже для шинигами его рана была очень серьёзной, и, скривившись, Куросаки харкнул кровью.

С Удильщиком происходило что-то невообразимое. Его монструозное и громоздкое тело становилось всё меньше и меньше, словно его поглощало его второе тело, по-прежнему изображающее Куросаки Масаки. В противоположность ему тело женщины раздувалось, а когда Удильщик полностью исчез, стало выглядеть совершенно гротескно. Огромное бесформенное туловище, облачённое в какие-то белые тряпки, а голова всё ещё была женской и прежней по размеру. Вот только узнать в этом безумном оскалившемся лице прежнюю Масаки вряд ли смог бы даже Ичиго.

– Мы ещё увидимся, сопляк, – пригрозил Пустой, просто взлетая в воздух и уходя в открывшуюся небольшую гарганту. – Наша следующая встреча будет последней.

– А ну стой!.. – из последних сил рявкнул Ичиго, но тот уже исчез из этого мира.

– Успокойся, Ичиго, – вышла из своего укрытия Рукия, на лице которой всё ещё были слёзы. Но сейчас это были уже не слёзы боли и страха, а слёзы облегчения, что всё обошлось. – Ты победил. Он был вынужден отступить.

– Нет, не победил, – твёрдо возразил Куросаки, вновь обратив свой взор туда, где исчез Удильщик. – Он ещё жив.

И вдруг покачнулся и стал падать. Подхватив его почти у самой земли, Рукия быстро оценила его состояние и в очередной раз поразилась невероятной выносливости. Помимо основной, самой страшной раны, было ещё множество других, менее серьёзных, но от этого не менее болезненных. И он ещё мог сражаться, стоя на одном упрямстве… Своим упорством и несломимой волей к победе Ичиго уже неоднократно напоминал ей Абарая, и сердце девушки опять больно укололо чувство вины.

Поддавшись внезапному порыву, она прижала к себе бесчувственное тело. Её пальцы с такой силой вцепились в чёрную ткань, что сихакусё затрещало по швам, но выдержало натиск. А Рукия улыбалась, прижавшись лбом ко лбу Куросаки и заливая слезами его лицо.

– Спасибо, что остался жив, Ичиго.

Позже, когда Кучики, насколько позволяли ей восстановившиеся крохи силы, залечила его раны, а Ичиго вернулся в своё тело, он стоял перед могилой матери. Рукия опять заняла своё место на дереве неподалеку, чтобы не попасться на глаза Иссину или его дочерям. Долгое время Ичиго стоял молча. Вечерело. Начался дождь.

– Я не смог отомстить за тебя, мама, – произнёс Ичиго. – Как до этого не смог защитить. Но, клянусь, это в последний раз.

– Что за кислый вид? – внезапно окликнул его отец, неслышно подойдя со спины.

– Я не понимаю, почему, – отозвался парень. – Как вы… Ты, Карин, Юзу, как вы можете улыбаться? Почему никто не винит меня в том, что произошло?

– А за что, собственно, тебя винить? – растерянно уточнил Иссин, чем вызвал немалое удивление у самого Ичиго. Кажется, чёткого ответа на этот вопрос парень не смог сформулировать даже сам себе. – Ты эти мысли брось. Твоя мать погибла, защищая своего сына. Она не хотела бы, чтобы ты винил себя за это. Так что брось разводить сырость.

– Но ведь… – попытался возразить Ичиго, но отец не дал ему договорить.

– И не забывай, что ты тот самый мужчина, ради которого отдала жизнь моя любимая женщина, – ёмко проговорил он, повергнув сына в ещё большее замешательство. – Подумать только. Если бы я посмел обвинить тебя в её смерти, она бы мне никогда такого не простила.

И удалился, оставив Ичиго одного. Рукии стало как-то неудобно, что она подслушала их разговор, явно не предназначенный для посторонних ушей, но что-то делать было уже поздно. Но для себя девушка уже давно решила, что если кто-то в Обществе душ спросит её о семье бывшего капитана Шибы, она будет молчать даже под пытками. Это меньшее, что она сможет сделать, чтобы загладить свою вину перед ними обоими. За то, что в своё время не уберегла Кайена, и за то, что своим глупым вмешательством сломала жизнь Ичиго и тем самым обрекла его на постоянный и неоправданный риск.

– Эй, Рукия, – негромко позвал её Куросаки, – пожалуйста, позволь мне побыть шинигами ещё какое-то время. Я хочу стать сильнее, защищать невинные души и, в конце концов, победить его! А иначе как я покажусь на глаза своей маме?..

«И что с тобой делать?» – горько усмехнулась она.

– Это произошло здесь, – сказал Ичиго.

Они вдвоём пришли на берег реки, что разделяла Каракуру на два больших района, соединённых между собой двумя мостами. Несмотря на вечер и погожий день, берег был безлюдным, и даже машин не было. Сев на траву, Куросаки откинулся на спину, устремив взор к небу, озарённому на западе всеми оттенками красного. Заходящее солнце отражалось на тёмной поверхности воды россыпью ярких бликов, и Рукия с трудом оторвала взгляд от этого невероятного зрелища. Немного помешкав, девушка присела рядом, но разваливаться не стала.