— Кажется, я впервые счастлива, — еле различимо пробормотала она.

— Что, Эля? Я не расслышал.

— Неважно. Просто неважно.

Слова счастью не нужны. Лишь мешают. Счастье требует чувств. И она чувствовала. До самой последней клетки души. До последнего мелкого сосуда в сердце. Чувствовала…

Глава двадцатая

Как всякий человек, я хочу быть счастлив, но, как всякий человек, быть им могу только на свой лад.

Джейн Остен «Чувство и чувствительность»

Лучики света скромными перебежками перемещались от лица Элины к ее оголенным рукам. Прыгали по тонкому одеялу и снова к лицу — плясали на растянувшихся в улыбке губах.

— Соня, вставай, — мужчина пошевелил ее слегка.

Как ему не хотелось будить ее, спящую красавицу. Он бы с огромной радостью сел в кресло напротив и вместе с вечно бегущим по делам временем смотрел на нее. На дым ее разметавшихся по подушке волос, на довольное причмокивание алых губ, которые он кусал так часто ночью, от которых не мог оторваться. Она стала его сжирающим огнем, а он — ее покорным мотыльком.

Задержать бы это мгновение. Этот день. Эту минуту. Даже эту секунду, чтобы ощущение полноценности жизни, наполненности чувств и удовлетворения тем, что имеешь, навсегда оставило свой вкус в подсознании. Чтобы никогда не забыть, что он имел. Кто знает, когда ему суждено потерять все это волшебство.

Ну как же так? Жизнь умело играет нами в кости, и мы проигрываем в нее все, что когда-то имели. Однако взамен она дает так много, что не унести за раз. Когда-то в пожаре его безумства сгорали и умирали, теперь же чей-то огонек подчинил его самого.

— Лина, пора вставать, — снова повторил он, раскачивая ее сильнее. — Лина!

— Дима…

Глаза Элины распахнулись, но увидела она совсем не их единственную комнату. Перед взором пронеслись умирающими кометами видения страсти, что душила их веревками, оставляла на теле красные полосы наручников, скручивала вены в жгут. Ее самый любимый мучитель. Каждый поцелуй — пытка, которую хочется повторять и повторять, каждое слово хочется поставить на бесконечный повтор.

— Осталось мало времени. Прости, я забыл разбудить тебя вовремя.

— Какого времени? — протерла глаза девушка, стирая с зеркала сознания узоры их тел. — Куда-то надо идти?

Сознание уплыло в нирвану, о которой еще ни в одной песни мира не спели. Когда-то она слушала великие песни и думала, что обязательно поймет их смысл, переливы мелодий зазвучат как-то иначе, когда она станет счастлива. Но вот оно счастье! Она лежала на подушке, в которой булькало счастье; укрывалась одеялом, что было сплетено из нитей блаженства; слышала голос мужчины, зажигавший тело, точно зажигалку — одним щелчком пальцев. А музыка и рядом не стояла. Теперь Элина знала, что все эти песни даже не представляют, что такое счастье.

— Лина, у тебя развод, на минуточку, — усмехнулся Дмитрий.

Включить бы сейчас Влади «Ревность» и затянуться дорогой сигарой. Будь он в своей игре, этот Миша бы уже давно стал просто безликим именем. Он бы заполучил единовластное правление в ее жизни взмахом руки. А сейчас приходится делить свою женщину с этим козлом. Мужчина отдернул руку от Элины, в его глазах читался страх.

— Ты чего? — испугалась Элина. Затем глянула на часы. — Господи! Через сорок минут уже слушание!

Она подскочила на кровати, замотавшись в простыню, и побежала в ванную. Дмитрий буквально осел, как осадок на дне кружке, на диван. Своя женщина… Сердце приняло когда-то бесившую его медсестричку со шрамом на половину лица, как свою. Она его. Он будет грызть канаты, сплевывая кровь, ради нее. Сломает шею любой невзгоде, что навестит их. Он проложит дорогу в их счастливое будущее даже через бетон, пророет любую траншею, чтобы снова вернуться туда, откуда ему дали невозвратный билет.

Его женщина не будет работать медсестрой! Он купит ей целую клинику. Она не будет ходить в дешевой одежде! Он скупит все эти бутики и свалит брендовые шмотки в огромный ангар, чтобы она могла каждый день менять их и никогда не повторяться. Его Лина не будет больше стесняться своего шрама! Он оплатит операцию в самой передовой клинике пластической хирургии, хоть за границей, хоть на Луне, черт возьми! Заставит самих инопланетян сделать ей операцию!

— Димуль, я побежала. Держи за меня кулаки! — крикнула Элина, и дверь хлопнула, унося стук ее каблучков по лестнице.

Стекло разбилось с шумом реактивного самолета, и осколками забрызгало всю полость его сознания. Он не может больше жить в этой духоте нищеты, не может приносить несчастные копейки с разгрузки коробок с кетчупами и огурцами!

Придется согласиться на сделку с Дьяволом. С этой большегрудой Сатаной. Кто знает, куда она поманит его своими когтями, но выбирать не приходится. Иногда единственный выход — это вход в ад. Какие двери открываются, в те и входим.

***

Лучше в любой момент умереть человеком, чем вечно жить скотом.

Джек Лондон «Сердца трех»

Прохожие с интересом косились на Элину, пытаясь угадать, что же такое таинственное заставило эту молодую женщину сиять бриллиантами на всю округу. Шаг за шагам, метр за метром улицы светлели, деревья прихорашивались, поправляя свои шикарные прически — кроны, солнечные лучи все шире расправляли пушистые крылья.

Вот-вот все закончится. И начнется заново. Конец всегда дает начало. Умершая клетка дает право на жизнь новой.

Он не придет. Она готовила себя морально так долго, что эта мысль стала казаться ей чем-то обыкновенным, обыденным. Не придет и ладно. Новая жизнь уже вовсю срывала двери с петель, крошила старую изношенную мебель и била эти громоздкие вульгарные люстры, что давали недостаточно света. У нее уже есть Дима. А будет ли в официальном статусе еще и Миша не так уж и важно.

— Миша… — удивленно вымолвила Элина, завидев его на скамейке у здания суда.

Господи, надо было поспорить с Женей хотя бы что ли… Тотализатор принес бы ей кучу денег. Могла ли она подумать о таком развитии событий?

— Явилась, — выплюнул Михаил, словно харкая злостью на нее.

— До сих пор ненавидишь меня за что-то? Да за что, можно узнать?! — вспылила Элина, готовая драться с ним, если что.

Он молчал. Только ветер насвистывал свои повести о добре и зле, о беспричинной ненависти, что порой не оставляет людей ни на секунду. Проходят года, сменяются координаты, искажается мировоззрение — и только ненависть живет при любых условиях.

— Сядь.

— Мы не в казарме, и ты не мой командир. Понятно тебе? Не желаю с тобой общаться ни минуты! — ярость рвалась из нее криком. — Сейчас разведемся, и можешь катиться на все четыре стороны! Можешь обложиться шлюхами в квартире, которой владеем мы оба. Я все тебе отдам, чтобы ты задохнулся в этой грязи!

Элина замолчала, восполняя потерю энергии. Ну почему родной когда-то муж превращается в паразита — вампира и сосет твою кровь ради удовольствия унизить хоть кого-нибудь? Откуда эта тяга к унижениям себе подобных в людях? Не будет даже говорить с ним! Ни слова больше! Она понеслась ко входу, думая, что он следует за ней. Обернувшись, Элина поняла, что он и не пошевелился.

— Мне что, тебя на руках нести? Настолько царская особа? — крикнула ему, не желая подходить ближе.

Прошла еще минута. Он просто смотрел в землю, и казалось, будто что-то гложет его, пилит, разрезает по кусочку. Неужто правда хочет вернуть все назад? Но назад пути нет: мосты сгорели дотла. Элине пришлось вернуться.

— Миш, что за цирк ты устроил? Раз уж пришел, давай разведемся по-людски.

— Лина, сядь, пожалуйста, — бесцветным голосом попросил мужчина, слова его голос вмиг вылинял, и все цвета надменности и злости просто слезли с него.

Она продолжила стоять, не имея желания играть в его игры. Прикинулся расстроенной царевной! Будет тут играть в спектакле имени себя любимого, пытаться сделать так, чтобы она выглядела во всем виноватой.