В период с 17 по 19 февраля, когда в штабе группы армий «Юг» в Запорожье находился Гитлер, было принято окончательное решение о контрнаступлении. Для этого создались три вражеские ударные группировки: одна — в районе Краснограда, вторая — в районе Красноармейское и третья — в районе Межевая, Чаплино. В их составе было 12 дивизий, из них 7 танковых и одна моторизованная, в которых имелось не менее 800 танков. С воздуха эти войска обеспечивались авиацией — свыше 750 самолетов.

Гитлер в штабе Манштейна говорил: «Здесь, на Днепре, решается судьба Германии… Драться до последнего солдата. Русские думают, что Германия сломлена, Германия потеряла голову. Нет и еще раз нет. Я должен выбрать политически надежные соединения, чтобы оборонять Днепр. Это прежде всего 6-я армия, «армия мстителей». Днепр мы будем оборонять до последнего солдата…»

Гитлеровское командование хорошо понимало значение Запорожского плацдарма: он не только закрывал путь к Криворожскому железорудному и Никопольскому марганцевому бассейнам, но и надежно прикрывал северный фланг обороны, развернутой по берегам реки Молочной. Соединения танкового корпуса СС перешли в контрнаступление против дивизий 6-й армии. Основными силами корпус (танковые дивизии «Райх» и «Мертвая голова») наступал на юг в направлении Новомосковска и Павлограда, а частью сил — на юго-восток в направлении Лозовая, Барвенково. Одновременно с юга на север в направлении Барвенково против соединений подвижной группы фронта нанес удар 40-й танковый корпус немцев. С воздуха наземные войска активно поддерживались авиацией 4-го воздушного флота.

С самого начала контрнаступления врага создалась крайне сложная обстановка на правом крыле Юго-Западного фронта. Подвижная группа фронта и 6-я армия несли большие потери. В полосе стрелкового корпуса образовался разрыв шириной свыше 30 километров. Пройдя по тылам 6-й армии, танковая дивизия «Райх» к исходу 20 февраля вышла в район Новомосковска. Действовавшие здесь части 4-го гвардейского стрелкового корпуса отошли на северо-восток.

На левом фланге 6-й армии наши части вели наступление в районе Синельниково. Немецко-фашистское командование перебросило туда из Днепропетровска 15-ю пехотную дивизию. Бои разгорелись с новой силой.

Командиры и политработники разъясняли воинам сложившуюся обстановку на фронте и мобилизовали их на решительный отпор врагу. В эти трудные дни бойцы и командиры разных частей и соединений совершили множество подвигов на полях Новомосковского, Павлоградского, Межевского, Синельниковского и Покровского районов, о чем теперь свидетельстуют памятники и обелиски.

В 6-й армии хорошо были известны боевые дела артиллеристов 98-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона 6-й стрелковой дивизии. Они подбили немало вражеских танков. Командование представило к правительственным наградам особо отличившихся: наводчиков орудий сержантов П. С. Бирюкова, В. В. Тимоховича, старших сержантов А. Г. Кузнецова, С. Я. Бесбородова, лейтенантов И. П. Михайлова и Г. И. Авдеева.[26]

Н. И. Фоменко,

ветеран 195-й Новомосковской Краснознаменной

стрелковой дивизии, кандидат технических наук

В ночь на 17 сентября 1943 года части нашей дивизии освободили первые села Днепропетровщины — Новоекатериновку и Орельку. Главным направлением стало Новомосковско — Днепродзержинское.

573-й стрелковый полк, в котором служил и я, тогда девятнадцатилетний парень, старший сержант, командир отделения, продвигался, преодолевая сопротивление противника, к селу Преображенка. Приближался рассвет, сырой, туманный. Мы шли цепью по мокрым от обильной росы бурьянам, готовые в любое мгновение вступить в бой. И слева и справа от нашего батальона то вспыхивала, то угасала перестрелка. Невидимый в тумане враг огрызался. Методический бесприцельный огонь вела его артиллерия…

Но вот резкие порывы встречного ветра стали разгонять туман, и мы увидели метрах в трехстах от нас лесопосадку, а за ней село. Из посадки показались гитлеровцы, тремя группами, человек по пятьдесят в каждой.

Наш батальон, пока невидимый в тумане, идет на сближение с гитлеровцами. Раздается команда нашего командира роты лейтенанта Михаила Харина:

— По наступающей пехоте противника — огонь!

Бьем из автоматов. До гитлеровцев метров около двухсот. Наш командир роты строчит с колена: так огонь прицельнее. Слышим властный голос комбата Титова:

— В атаку! За мной! Вперед!

— Ура!!! — понеслось над полем. Весь батальон устремляется вперед. Враг не выдерживает, поворачивает вспять. Бегут и его офицеры, только что подгонявшие выстрелами своих вояк. Остаются убитые и раненые.

Гоним фашистов. На душе и ясность, и радость. Когда враг бежит — это всегда радостно атакующему солдату. Это конечный результат всех его усилий: самоотверженности, смертельного риска, стойкости.

Все мое отделение — слева от меня. Сегодня, сейчас, сию минуту нас одиннадцать. Вчера было двенадцать. Но напоролись под Миролюбовкой на засаду. И не стало Василия Крюкова, боевого нашего товарища, который пришел к нам из 564-го полка. Очень он хотел дойти до Днепра. Не судилось… А три дня назад мы потеряли Петра Листрового, прибывшего вместе с Крюковым, всегда спокойного, мужественного солдата. За день до его смерти погибли под селом Новопавловка Моисей Стороженко и младший сержант Иван Денисенко… Вот так и продвигаемся, оставляя в братских могилах своих побратимов по оружию.

Сейчас, когда пишу эти строки через сорок лет, мне известно, что случилось с каждым из нас одиннадцати. Только двое дожили до Дня Победы и отсалютовали за всех. Но в тот день каждый из нас надеялся уцелеть, возвратиться домой, жить. Невозможно воевать без такой надежды.

Ближе всех ко мне шагал Юра Кошкин, мой одногодок, среднего роста, худощавый, родом из Подмосковья. Этим немножко хвастался: москвич, дескать. Смелый, неунывающий. Уже дважды шли отцу и матери извещения о его смерти. Первый раз после боев за Старобельск, второй — из-под Славянска. Но и там Кошкин был только ранен. К нам пришел недавно из госпиталя. Недолежал, недолечился, по-настоящему не окреп еще, но всегда неунывающе-веселый.

Дойдет Юра до Варшавы, выйдет из строя после тяжелого ранения.

Сразу за ним в нашей цепи идет, как всегда сутулясь, сорокасемилетний Муздувай Больманас. В нашем отделении он самый старший. Но как держится солдат! Ни в чем не уступает нам, молодым. На редкость вежливый человек.

— Моя твоя пропускай, — говорит нам, всегда уступая место в очереди возле кухни или когда заходим в хату погреться. Очень надежный в бою. Его совесть не позволила бы ему быть плохим солдатом, как вообще быть плохим человеком, соседом, работником, мужем… Дойдет до Днепра. После войны я разыщу в далеком Казахстане село, его старенькую бездетную Тейшу. Надолго переживет она своего Муздувая.

Дальше широко вразмашку шагает Миша Марокулин. Тоже мой ровесник. К нам попал из саперного взвода: захотелось повоевать автоматчиком. Для нас по-особенному ценен: сапер ведь. Как надо что разминировать — есть свой специалист. Фронтового опыта у Миши на троих. Да и смелости не занимать. Дойдет тоже только до Днепра.

Чуть выдался вперед, как обычно, Иван Сучков, однофамилец нашего комдива. Где-то во Владимирской области ждут его жена, Татьяна Ивановна, и две дочери. И его дорога оборвется у Днепра.

Ивана Запорожца одолевает обычная для него одышка, хотя лет ему не более сорока. Рослый, грубоватый, отважный. Оправдывает вполне свою казацкую фамилию. У него на Ворошиловградщине жена Екатерина, дочь Зина. На подступах к Днепру проведет свой последний бой с фашистами Иван Запорожец.

Андрея Стеганцева в селе Рудня Воронежской области ожидали жена, две дочки, сын. Только после войны, когда у меня появится семья, я пойму, что нам, холостым парням, было намного легче, чем семейным солдатам. Ведь к ним и через сотни и через тысячи верст тянулись детские руки их Сережек и Наташ, звали домой их не заглушённые и грохотом битв голоса. Перед смертью самым горьким для солдата было сознание, что остаются его дети сиротами.