Вытертый бетонный пол, на котором до сих пор видны следы погрузочных тележек, когда-то безостановочно сновавших тут взад и вперед. Доска, которую клали на порог, если нужно было перевезти тележку, до сих пор лежит в углу. Ей, наверное, несколько десятков лет. Обшарпанные стены выкрашены в тот самый желтый цвет, которым обычно красят школы или подъезды старых домов. Это другой мир, в котором уютно, потому что годами ничего не меняется, и в то же время грустно, потому что все изменилось вокруг.
Темно: слабый свет лампочек высоко под потолком не может рассеять полумрак, который тоже давно стал отличительной чертой этого места. Глаза постепенно привыкают к тусклому освещению, и я чувствую себя, как в пещере Али-Бабы. Полки до самого потолка заставлены ящиками, завалены матрасами – все, что осталось от когда-то огромных складов. Ряды стеллажей пронумерованы, на табличках какие-то знаки и цифры. Вокруг ни шороха, ни звука. Теперь тут работают только три человека. Они обеспечивают доставку все более редких заказов, получают набивку и пружины из Восточной Европы и проверяют их соответствие стандартам. Чуть дальше между полками на больших козлах стоят три матраса. Они освещены мощными прожекторами, как произведения искусства на экспертном совете. Пахнет металлом и картоном и еще чуть-чуть шерстью… и немного латексом. Волшебный запах. Почти как аромат сдобного пирога.
– Есть кто живой? – кричу я. – Это Мари из службы персонала!
Никакого ответа. Вдруг где-то между стеллажами раздается звук, похожий на звон цепей, и чей-то голос произносит:
– Вы были моими лучшими друзьями! Прощайте, коллеги! Прощай, жестокий мир!
Я бегу между рядами полок. Рано или поздно это должно было случиться! Постоянная угроза увольнения, и вот – кто-то из коллег решил свести счеты с жизнью. Я кричу:
– Стойте! Стойте! Вас не уволят!
Я мчусь, не разбирая дороги, и ищу глазами несчастного, который собрался покончить с собой. Смотрю наверх и, оказавшись на одном из перекрестков, вдруг замечаю его. Он далеко. И, что еще хуже, высоко – на самом верху стеллажа. Стоит, раскинув руки и глядя в пустоту. Его зовут Кевин, и, если не ошибаюсь, у него двое детей. Нельзя допустить, чтобы произошла такая трагедия. Но я не могу даже попытаться поймать его: гора пустых коробок преграждает мне путь. Прежде чем я успеваю что-то сказать, Кевин бросается вниз.
Какой ужас! Он летит, как прыгун с трамплина, исчезает за нагромождением коробок, и я уже представляю себе ужасное зрелище. Закрываю глаза. Но вместо чудовищного хруста костей слышу странный приглушенный скрип, и Кевин взлетает в воздух, хохоча, как дитя.
У меня нет детей, но я слышала: если ребенок заставил родителей переволноваться, то потом получает хорошую оплеуху – так родители снимают напряжение. Мне очень хочется сделать то же самое. Я бегу вокруг коробок и вижу Кевина, который подскакивает на куче пружинных матрасов с нашим лучшим шерстяным наполнителем.
У подножия импровизированного батута ему аплодирует Сандро. Рядом одобрительно кивает Александр, новый руководитель службы контроля качества. Он работает у нас всего несколько месяцев.
– Великолепный прыжок! 18 из 20! – восклицает Сандро.
Кевин раскланивается и спрашивает:
– Всего 18? Почему так мало? Почему не 20?
– Слишком рано согнул ноги! И следи за положением рук в полете.
Ушам своим не верю! Я взрываюсь:
– Чем вы тут занимаетесь?! Я думала, он решил убиться!
Александр оборачивается.
– Мари, вот так сюрприз! Вы заблудились или пришли сказать, что нас наконец-то заменят роботами?
– Вовсе нет. Я только хотела сказать, что завтра утром вы обязательно должны прийти на общее собрание.
Я протягиваю ему листок, стараясь не встречаться взглядом, потому что чувствую себя неудобно. Александр читает объявление коллегам и ехидно его комментирует:
– Похоже, наши боссы собираются сообщить о повышении зарплаты и о том, что предприятие наконец-то станет самостоятельным и не будет зависеть от всяких спекулянтов.
Я пытаюсь перевести разговор на другую тему:
– Вы что, с ума сошли? Это же страшно опасно!
Кевин поднимает бровь.
– От нас ведь ждут, что мы будем максимально ответственно проверять качество продукции! Вот мы и отвечаем головой.
Александр смотрит на меня, а я… я никогда не могла выдержать его взгляд. Заметила это, как только он начал у нас работать. Иногда мне кажется, что мы встречались раньше, но не могу вспомнить где. Кроме того, я никогда особенно об этом не задумываюсь, потому что ощущение дежавю посещает меня регулярно. Вот, например, Сандро: он очень похож на актера, снимавшегося в сериале, который я смотрела, когда была маленькая. Я не сразу заметила, но это так. Разумеется, он просто похож на того актера, иначе был бы старикашкой, а мы с ним ровесники.
– Мне пора возвращаться. А вы продолжайте развлекаться. Но не забывайте об осторожности!
– Даже если бы мы все тут умерли, – отвечает Александр, – нас хватились бы только при переводе склада в другое место…
– Тем не менее надеюсь увидеть вас завтра на собрании, иначе Дебле отыграется на мне по полной.
Я пытаюсь улыбнуться и с некоторым сожалением покидаю склад. Эти трое – настоящая команда. Едва я вернулась в офис, как меня тут же вызвал Дебле и раздраженно спросил:
– Вы что, забыли, что я просил скопировать документы?!
Он похож на мопса. Я даже не слышу, что он говорит. Наверняка это смесь нравоучений, замечаний и мелких угроз. Преотвратное блюдо. Сейчас скажет, что я не справилась, что наши пути расходятся, что он меня увольняет. Я больше так не могу. Очень хотела бы ответить, но нет сил. Я растоптана.
Бросаюсь в комнату, где стоит ксерокс, с одним желанием: только бы не разрыдаться у всех на глазах. Если спасение чувства собственного достоинства зависит от того, открыта или закрыта дверь, – значит, ваши дела и правда из рук вон плохи.
5
Не знаю, сколько времени просидела в копировальной комнате. Не помню, как села на пол и прислонилась к копиру. Выражение «падать ниже некуда» придумано специально для меня. Спиной чувствую тепло машины, и это… это лучше, чем ничего. Если бы она могла меня обнять… Трудно думать о чем-то определенном, мысли перетекают одна в другую бессвязно и бессмысленно. Если нейронные связи, обеспечивающие работу моего мозга, – это лес, то я, кажется, нахожусь на поляне. Даже на ноги не могу встать. Вдруг дверь распахивается, на пороге появляется Эмили. Увидев меня, тут же закрывает дверь.
– Что с тобой? Почему ты тут лежишь, как полудохлая зверушка? Почему не зашла ко мне?..
– Дебле отправил меня с поручением в службу качества. А там Кевин прыгнул вниз со стеллажей. Они так проверяют качество матрасов, а я думала, что он собрался умереть. А когда вернулась, Дебле наорал на меня из-за того, что я не сняла копию с его бумажек. Но я и не могла этого сделать, в ксероксе нет бумаги…
Глаза снова наполняются слезами. Эмили опускается на колени рядом со мной и обнимает меня.
– Бедная моя, ты в ужасном состоянии. Может быть, тебе на несколько дней взять больничный? Подумать о том, как жить дальше…
Положив голову ей на плечо, я совершенно раскисаю. Вся боль, которую я так долго сдерживала, казалось, ожидала этих слов, чтобы вырваться на свободу.
– Как жить дальше? – всхлипываю я. – Связаться с очередным уродом, который меня бросит? А что я скажу врачу, чтобы получить больничный? Что ночью свалилась в канал и подралась с бомжом? Или что мне повсюду мерещатся коллеги-самоубийцы? Да он сразу определит меня в психушку. Ну и ладно, по крайней мере, у меня будет крыша над головой…
– Мари, ты в ужасном состоянии, но это и понятно! На тебя столько всего свалилось! Это тяжело, но надо держаться. Надо думать о себе! Помни, я всегда рядом. – Эмили берет меня за подбородок и поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. Большим пальцем она вытирает огромную слезу, которая катится по моей щеке. Но за ней катятся еще и еще.