– Как тебе чтиво? – Дисс кивнул на книгу. – Её писали сами гномы. Стиль у них, конечно, дубовый, зато без излишеств.

Безымянный не ответил и даже не пошевелился. Он смотрел в глаза Магу смело, почти с вызовом, и Диссу это нравилось. Даже Арджин, фактически второй человек в замке, себе такого не позволял.

– Ты молчишь потому, что не можешь говорить, или потому что тебе нечего сказать? – спросил чародей вполголоса, будто размышляя вслух. – Ведь если не можешь, мы можем найти иной способ общения.

Снова молчание. Безымянный словно ждал чего-то или надеялся что-то разглядеть в поведении Мага, а разговоры – это вроде как что-то лишнее. Парень просто их игнорировал.

– Значит, можешь, – заключил Дисс и ухмыльнулся. – Тогда я велю больше не приносить тебе еду. Может быть тогда ты соблаговолишь прибегнуть к такому примитивному способу общения, как речь.

– Я смогу попросить еды, – сказал безымянный на чистом Локуэле. – Но это не значит, что я хочу с кем-то разговаривать.

– Оно говорящее! – всплеснул руками Маг. – Ты ведёшь себя некрасиво, приятель. Здесь принято пользоваться словами.

– А на мой взгляд это вы ведёте себя некрасиво, когда лезете ко мне с разговорами, – парировал безымянный. – Мне намного лучше без них.

Дисс склонил голову набок, размышляя. Скосил взгляд на руку собеседника: она вцепилась в подлокотник так, что побелели костяшки пальцев. Лицом безымянный по-прежнему владел, но что-то его сильно напрягало. Старый Маг допускал, что причиной может быть он сам, поэтому и старался вести именно беседу, а не допрос. Однако для беседы взаимного доверия явно недоставало. Так как же быть?

– Ты – мой гость, – сказал он наконец. – Спишь под моей крышей, ешь мою еду. Читаешь мои книги. В этом замке принято спрашивать, если что-то нужно и отвечать, если к тебе обращаются. Это вежливо и целесообразно. Поэтому ты будешь соблюдать здешние правила. А если нет, то выметайся хоть сейчас.

Во взгляде безымянного мелькнула растерянность, даже испуг, и Дисс понял, что угадал с тоном.

«Гость» вовсе не был хамом, как могло показаться. Напротив, он настолько замкнулся в себе, что даже поговорить с кем-то для него стало трудно. Да, морду кирпичом он делать научился – чтобы совсем уж не терять лицо – но на самом деле постоянное нахождения рядом с другими людьми для него само по себе было серьёзным испытанием. Потому и уходил от разговоров в буквальном и переносном смыслах. А сейчас бедолага понял, что деваться некуда, и потому говорил через силу.

Похоже, теперь он лихорадочно соображал, что ответить, потому что контроль над лицом потерял – желваки вздулись, брови сошлись, губы сжались. Того и гляди лопнет от натуги.

«Мда, – подумал Дисс, нахмурившись. – Тот ещё пациент».

– Я пошутил, – сказал он, миролюбиво разведя руками. – Никто тебя не выгонит, по крайней мере пока идёшь мне навстречу. Я хочу разобраться кто ты такой и откуда взялся. А без слов это будет та ещё задачка, сам понимаешь.

Безымянный немного расслабился и хмуро кивнул. Очевидно, оказаться на улице он хотел ещё меньше, чем разговаривать.

– Звать-то тебя как? – Дисс улыбнулся как можно дружелюбнее. – Сомневаюсь, что тебе нравится, когда тебя кличут «дурачком».

– Не нравится, – согласился гость. – Но имени я не помню. Вообще ничего не помню, – добавил он тише.

– А как Арджин тебя подобрал в лесу, помнишь?

– Смутно.

– А раньше?

– Какие-то обрывки.

– А язык гномов откуда знаешь?

Безымянный пожал плечами, мол, понятия не имею.

– Из тебя лишнего слова не выдавишь, – заметил Дисс.

Снова пожатие плечами. Безымянный нисколько не беспокоился о том, что повторяется.

Старый Маг встал, подошёл к окну.

– Кажется, я понимаю, что происходит, – сказал он.

Ответом ему была тишина. Как и ожидалось.

– Был на моей памяти случай, – начал чародей, демонстративно разглядывая разбитый за окном сад. – Уникальный в своём роде. В одну юную баронессу вселился злой дух, демон. Девочке было двенадцать лет. Обычный ребёнок – пухловатая, избалованная девчушка в льняном платьице. Одним прекрасным утром она пришла на сельское кладбище и осквернила две свежие могилы. Демон питался остаточными эманациями умерших… Крестьяне её, естественно, поймали. Привели к барону-отцу. Девочка билась и верещала так, что барон сам чуть не согласился её на костёр отправить от греха подальше. К счастью, ему хватило ума послать за церковниками, а по пути посыльному встретился твой покорный слуга. Я выгнал паразита, выяснил откуда взялся демон – сами по себе они крайне редко покидают Эфир. Оказалось, баронесса-бабка баловалась чернокнижием – скорее от скуки и глупости, чем интереса ради. Провела самый примитивный ритуал, которого хватило аккурат чтобы вызвать первого попавшегося демона, да так его и не увидела. Тот мигом нашёл самое приятное с его точки зрения тело и заселился туда… В общем, не суть. Девочку я спас, но она почти двое суток провела в утробе потусторонней сущности. Демон успел здорово её обглодать, если так можно сказать в отношении человеческой души. Такое не лечится. У бедняжки отшибло память о последних двух годах, она стала плохо переносить присутствие даже самых близких людей. За ней и раньше наблюдалось некое косноязычие, а после одержимости стала говорить совсем плохо. Начинала фразу, слышала себя со стороны и замолкала – стыдилась. Её, разумеется, окружили заботой. Мать шила новые платьица одно за другим, отец приводил нового лекаря чуть ли не каждую неделю. Наверное, домашние пытались таким образом исправить свой недогляд. Заботы стало столько, что на пятерых хватило бы.

Старый Маг замолчал, сделав вид, что задумался. Он знал: безымянному намного проще говорить, когда на него не смотрят или вообще не обращают внимания. Поэтому Дисс ждал.

– И что было дальше? – спросил чужак, не выдержав.

Чародей мысленно поздравил себя с верной тактикой и ответил:

– Девочка совсем перестала говорить. К четырнадцати годам она уже не покидала свою комнату, а в семнадцать умерла. «От душевной болезни», что значит – умственно истощилась. Её родители допустили две ошибки. Сначала они слишком старались исправить внешние изъяны девочки, а потому совсем забыли про внутренние. Буквально задушили «заботой» и утратили доверие своего чада. А потом, когда поняли, что сделали только хуже, решили доченьке во всём потакать. А ей уже ничего не хотелось. Она действительность-то почти не осознавала. Поэтому и сошла с ума.

Безымянный хмыкнул.

– Нет, со мной не всё так плохо, – сказал он. – Сходить с ума я определённо не собираюсь.

Дисс улыбнулся.

– Но доверия между нами маловато, – он обернулся к собеседнику. – Ты запираешься, потому что ни в чём не уверен. У тебя нет памяти, а потому ты как будто подвешен на ниточках. Я прав?

Парень, казалось, даже удивился.

– В точности, – кивнул он. – Только по этой самой причине твоя правота тебе мало помогает.

– Больше, чем ты думаешь. Способность постоянно оказываться правым – очень привлекательная черта. Её ещё называют мудростью.

– Из того, что ты сам себя называешь мудрым, я заключаю, что скромность тебе чужда.

– В точку! – усмехнулся Дисс, возвращаясь в кресло. – Я не склонен ни преуменьшать, ни преувеличивать свои достоинства.

– А ты…

– Самоуверен? Да, чего греха таить. Но заметь, говорить со мной тебе уже стало легче.

Безымянный пристально посмотрел чародею в глаза и тоже усмехнулся. Он перестал копировать собеседника и сел так, как ему удобно – вытянул ноги и положил их одна на одну, а руки скрестил на груди. Дисс прикинул, сможет ли сесть так же – нет, при его скромном росте это будет выглядеть нелепо. А жаль, беседа складывается лучше, если ты подражаешь собеседнику.

– И как по-твоему, что со мной? – спросил безымянный. – Вряд ли меня кто-то… обглодал.

– Да, тут что-то другое. Но, честно говоря, у меня пока нет прочных версий.

– Даже у такого мудреца, как ты?