-Задавайте вопросы товарищи,- нашелся предложить залу лектор, и развел руками. Возникла пауза - никто ничего не спрашивал. Лектор уже было хотел ретироваться с трибуны, он сложил исписанные листочки доклада в красную папочку.
-А можно спрашивать прямо с мест? - прервав паузу, кто-то громко спросил из галерки.
-Можно,- даже обрадовался доцент.
Иван Петрович тогда сидел сзади, как раз на этой галерке, сразу за одной из дружных групп фронтовиков, составлявших большинство присутствовавших на конференции. Они достаточно грубо, прямолинейно, особо не стесняясь в выражениях, прокомментировали друг другу этот провальный доклад. Ветераны говорили едва слышным ему шепотом:
-Это все неправда. Нас предало и бросило наше командование, которому мы все так беззаветно верили. Может кто-то, наконец, хотя бы здесь и сейчас расскажет всю правду, о том, как мы голодные и израненные тогда умирали на скалах Херсонеса, все еще наивно веря в то, что нас не бросили, нас еще спасут. А немцы попросту нас закидывали гранатами сверху со скал, и со смехом мочились на наши головы. Не было питьевой воды и патронов, рядом умирали раненные лишенные всякой помощи. А этот лысый лектор из подмосковного санатория хотя бы представляет хоть на минуту себе всю ту бездну человеческого отчаяния, которую мы пережили, проклятые и обреченные на смерть и плен. Да здесь почти все фронтовики прошли через концентрационные лагеря. А скольких среди нас нет, скольких мы оставили там не похороненными у скал? Сколькие утонули в попытке уплыть от врага в море? А где были наши командиры, они сбежали и бросили нас! -
Натянутое струной терпение людей наконец-то лопнуло, прогремел первый громкий выстрел гнева в трибуну, - нервный мужчина из первых рядов вдруг вскочил и грозно потребовал ответа:
-А скажите вы нам, почему тогда наше командование и присутствующий здесь адмирал Октябрьский бросили нас, оставив почти сто тысяч человек Приморской армии погибать? Что неужели флот не мог вывести войска? -
Лектор растерялся, он начал платком вытирать вспотевшую лысину:
-О чем вы товарищи? Вот что пишет газета 'Правда' от 4 июля 1942 года... -
И гудевший зал ожил, а по рядам взметая под потолок, снопы искр человеческого гнева пошла, полетела цепная реакция. И лектор замолчал, не решаясь читать дальше. А фронтовики вставали с мест, задавая вопросы уже не испуганному доценту, а сидевшим за столом президиума, покрытым красным сукном бывшим руководителям обороны Севастополя.
- Где была эскадра?-
- Почему нас раненных бросили?-
Звонкими хлесткими пощечинами по холеным лицам начальников севастопольской обороны зазвучали эти горькие вопросы фронтовиков, и оставались без ответа, упреками повисая в наэлектролизованном воздухе. Зал загудел, взорвался - то, что так мучило этих людей, так волновало их, так страшно рвало им сердца, все эти годы, требовало, своего ответа. Те дни страшного отчаяния, пережитые ими там, у скал Херсонеса, когда вся надежда была сосредоточена только на острие ищущего взгляда, устремленного на едва различимую в ночи, тонкую полоску морского горизонта вдали, где должны были, появиться силуэты плывущих за ними кораблей, прочно запечатлелись в их памяти. Эти обещанные корабли должны были принять их всех - раненных, измученных жаждой, страдавших от смерти, и увезти морем туда, где волны бьются о берег Кавказа. И даже унижения долгого плена не смогли заставить фронтовиков забыть все это пережитое в далеком июле 1942 года.
-Товарищ Октябрьский, я обращаюсь лично к вам, скажите, а Приморская армия тогда прикрывала, чей отход, вас и вашего штаба? Кроме вас кто еще был эвакуирован? - крикнула высокая седая женщина и вдруг громко зарыдала. А люди все со своих мест и возмущенно продолжали спрашивать:
-Да вы нас просто сдали в плен. А мы бы еще сражались! А как нам было без патронов, без снарядов, без надежды? Как? Многие плакали из нас тогда, не от страха, мы плакали от горькой обиды и отчаяния. Я видел, как наши офицеры от стыда за вас стрелялись. Как вы могли так?-
И вопросы не прекращались фронтовики поднимались, как еще совсем не так давно бесстрашно они поднимались под огнем врага в атаку, и вопросы становились все более страшней. И Родионову тогда приоткрылась страшная правда гибели целой армии .
-А кто отдал приказ на взрыв Инкерманских штолен? Взрывая артиллерийский морской арсенал вы, случайно или намеренно, в штольнях уничтожили госпиталь, с тремя тысячами раненых! Там еще были цеха по производству снарядов, мин и ручных гранат, ремонтные мастерские, швейные цеха, школы, детские сады и общежития, а так же многие другие военные объекты. Остались погребенным под обломками тысячи советских людей. Это же преступление. Скажите кто, кто за это ответит?-
Председательствующий в президиуме конференции Октябрьский вынужден был оправдываться на этом, неожиданного возникшем для него, суде чести, наконец настигшем его, лишь спустя долгие годы. Он встал из-за стола президиума бледный и потерянный. Судьба пожалела его, тогда он был Ставкой отстранен от командования флотом и отправлен в глубокий тыл на далекую Амурскую флотилию. Что он вспомнил в эти мгновения, смотря в зал полный людей? Может быть, ту ночь, когда он, прячась под плащом и за сопровождавшими его офицерами на Херсонесском аэродроме, садился в ждавшей его транспортный самолет? И тогда такая же многоликая толпа людей, слала в след ему слова проклятий.
-Успокойтесь товарищи. Прошу вас успокойтесь. У нас был приказ Сталина и Буденного оставить город, с целью организации эвакуации оставшихся защитников, морем на Кавказ. Чекистов и работников политотделов вывезли... Мы спасали для Родины ценные кадры!-
-Сталин,- ревел зал: - да что вы все Сталина все трогаете! Он у вас во всем виноват, где поражение там Сталин, а победы все себе по орденам себе на грудь разобрали. Да если бы не Сталин? - ревел зал, не сдерживая уже больше переполнявшего возмущения.
На трибуну из зала взобрался хромой фронтовик - очередной докладчик, в парадном мундире полковника. И тут как по команде все члены президиума один за другим стали покидать президиум, сбегая со сцены. Некоторые из них тогда ведь тоже были вывезены из города тайно. И им не совсем хотелось отвечать на эти вопросы, вместе с адмиралом и даже слышать их, эти вопросы были им не нужны, они оставили их давно уже в своем прошлом, как и ненужную теперь память о своем бегстве, в том далеком 1942 году. Бывший командующий Черноморским флотом он же командующий обороной Севастополя продолжал отчаянно оправдываться:
-Товарищи, поймите меня, обстановка тогда сложилась очень для всех нас трудная. Как известно вам Севастополь был блоки┐рован с земли, с воздуха и моря. В конце июня при помощи воздушных сил блокада достигла наивысшего предела. Даже подводные лодки не были в со┐стоянии достигнуть берегов Севастополя, а о достижении их надводными кораблями и говорить не приходилось. В этих условиях встал вопрос, как быть? Если эвакуировать армию, то были бы потеряны армия и флот, ока-завшийся сильно пострадавшим из-за потерь в боях при снабжении Севастополя. В конечном счете, была потеряна армия, но сохранен флот! -
-Флот!- кричали ему из зала в ответ:
-Да вы до войны не вооружили корабли флота в достаточном количестве зенитными орудиями, и они были бессильны перед немецкой авиацией, и она топила их! Не флот ты берег, а собственную шкуру!-
-Неправда! - возмущался адмирал:
-Это все ложь!-
Полковник, ранее вышедший на трибуну, попросил слова, но доклад читать уже не стал, а задал очередной неудобный вопрос, в котором его поддержал одобрительный гул зала:
-Позвольте, товарищ адмирал, а как же немцы в 1944 году, загнанные нашими войсками на Херсонский полуостров? А немцы-то своих солдат не бросили они их эвакуировали. Для перевозки морем они не жалея бросили весь свой флот, находившийся у них тогда в Чёрном море. А это было две тысячи транспортов, военных кораблей, катеров и самоходных барж которые ежесуточно без сна и отдыха вывозили войска в Констанцу. Наша авиация, полностью господствовавшая над Крымом, их не испугала, не остановила, хоть и беспрестанно атаковала идущие транспортные караваны, безжалостно бомбя с воздуха суда. Люфтваффе ничего тогда не мог противопоставить нам. И до утра самого последнего дня от Херсонеса отплывали груженные фашистами под завязку, десантные баржи. Немцы тогда в отличие от нас вывезли почти всех, и только восемь тысяч солдат угодило к нам плен. Эта операция стоила рейху больше половины судов принимавших в ней участие. Конечно, немцы потеряли свой черноморский флот, но была спасена от неминуемой гибели, целая армия. -