— Не забывай, сначала я ещё расстроилась из-за того, что ты нас предал, — ухмыльнулась Анко, уже нарочно его провоцируя.

— Всё это более неактуально, — возразил Сасори. Машинам загорелся красный, и алый блик как всегда причудливо расцветил карие глаза Сасори. — Конечно, если отряд и руководство согласятся меня принять после инсценирования собственной смерти.

От такой мысли Анко едва не споткнулась на ровном месте. Нет, такой подляны жизнь не может кинуть даже ей!

— Примут, — сказала она, вкладывая в тон максимальную уверенность, убеждая в первую очередь себя. — С их стороны было бы глупо пренебрегать таким шиноби, как ты: знающим мир магов и имеющим здесь солидную агентурную сеть. Даже если она распустилась за время, на которое ты отошёл от дел, собрать её снова ты сможешь быстро в случае надобности. Хотя, я уверена, что ты здесь не сидел сложа руки и как минимум следил за происходящим, был готов вновь начать действовать. Почти не сомневаюсь, ты что-то предпринял, подготовил на случай воссоединения с отрядом — не рассмотреть такой сценарий ты не мог. В общем, ты очень ценный ресурс.

— Ой-ой, где моя сумасшедшая змейка, которая сначала делает что-то и только потом начинает обдумывать и рассуждать?.. — иронично протянул Сасори.

— Я помимо того, что твоя змейка, ещё и токубецу джонин! — огрызнулась Анко — и рассмеялась над собственными словами. Сасори тоже улыбнулся, искренне, как нормальный человек. Никакого притворства и оговорок — простое признание, что ему нравится непосредственность Анко. Как и подтверждённое определение «моя».

Нравится настолько, что Сасори затянул её на крыльцо какого-то дома, прижал к двери, впился в губы — ну надо же! Это ж как ему не терпится, раз забил на самоконтроль, здравый смысл, привычку не привлекать внимание!.. Как не терпится, Анко ощущала отчётливо. Нет, ну ей-то ёбнутости хватит устроить потрахушки прямо на чьём-то пороге, а вот от Сасори такого не ожидала…

Ещё меньше она ожидала, что дверь откроется, и спина лишится приятной опоры. Сасори удержал её за талию, после чего втянул в тёмную прихожую.

— Сасори…

— Это мой дом, — быстро сказал он, захлопывая дверь, не выпуская Анко из объятий. — Надеюсь, ты не думала, как мой напарник, что я жил в палатке в лесу всё то время, что провёл в этом городе?

— Я м-мф!.. — только и сумела прокомментировать Анко в новый поцелуй.

Жёсткий, горячий, и, как обычно, никакой сдержанности. Да и зачем она, откуда ей взяться, когда такой офигительный кукольник рядом, живой, её — ксо-о, никому не отдаст, и сам больше не сбежит! Нагло обнять его ногами и не отпускать кажется светлой идеей, и Анко немедленно претворяет её в жизнь, повиснув на Сасори. Его это совершенно устраивало, судя по тому, как крепко Сасори её схватил и понёс куда-то… вверх по лестнице? Да пофиг; целовать, целовать, целовать! Губы, лоб, скулы, чтобы дотянуться до шеи, пришлось изогнуться, но в его руках она и не на такие чудеса гибкости способна. А ещё обвести языком ухо, прокусить мочку, на что получить чуть сбившийся шёпот:

— Анко, уймись, я несъедобный.

— Съедобный! — заспорила она и сумасшедше оскалилась, глядя на его капающую на плечо кровь. Сожрала бы с потрохами!

— Ядовитый и жёсткий, — самоиронично заметил Сасори, удобнее перехватывая её под ягодицы.

— Вку-у-ус-с-сный… и вообще, мне виднее! — доказывая, Анко попыталась впиться зубами снова, но хитрый кукольник раньше захватил её в поцелуй, от которого губы горят, а кровь буквально кипит. А ещё что-то творится с сердцем, со всеми системами чувств, привычными осями координат. Все рефлексы задушены, кроме одного-единственного: быть с ним. Просто быть, быть собой и знать, что её хотят — и возьмут, причём так, как понравится обоим.

Какая-то комната, видимо, конечная цель пути, намеченная Сасори — за закрывшейся дверью летит на пол верхняя одежда, и до одури сложно определиться с первостепенным желанием: раздеть или раздеться самой. Эта заминка была использована Сасори, чтобы остановить кровь, капающую из уха, и залечить мелкую рану.

— Эй! — от такого Анко аж слезла с него и упёрла руки в бока. — То есть, мне спину снова шрамами разукрашивать нормально, а себя сразу лечишь?!

— Из нас двоих мазохистка ты, — хмыкнул Сасори, на что Анко раздражённо цыкнула. — Мне нравится твой взгляд, — улыбка вышла совершенно пошлой. — Будешь меня о чём-то умолять?

— На коленях — в самый раз? — вспомнила Анко его давнюю подначку. Она определилась с порывом и запустила пальцы под его свитер, касаясь крепких мышц.

Сасори одежда явно, как и ей, казалась лишней. Он скинул свитер, стянул порезанную на спине и напитавшуюся кровью водолазку с Анко — и шумно выдохнул, легко коснувшись её тонкой ключицы. Анко с урчанием выгнулась, продлевая прикосновение.

— Если я найду хоть один новый шрам… — прошептал Сасори, скользя тёмным взглядом по её коже, с настойчивостью маньяка выискивая изъяны.

— Найдёшь, — дыхание сбивалось, и кто бы объяснил конкретно, почему именно от близости Сасори, его прикосновений. Быстро облизнув губы, Анко взяла его руку и положила себе на рёбра со стороны сердца, завела чуть назад. — Лето, миссия А-ранга, — проговорила она, давая ему почувствовать длинный шрам. — Рубанули камой, едва увернулась. А вот это, — переложила руку на бедро, — мой собственный кунай.

— Почему не залечила? — зашипел Сасори, сильно сжимая пальцы.

— Так ведь не для кого стараться было, — невинно пожала плечами Анко. — Ты у меня единственный из знакомых повёрнут на коже.

— Шрамы на таком теле — неэстетично.

— Кроме того, который твоя отметка, да, Сасори?

— Да, — он резко развернул её к себе спиной, согнул и прижался губами к корочке запёкшейся крови на повторённом поверх старых шрамов кандзи «Драгоценность». Напоминании, вконец ёбнутом и отчасти поэтому романтичном.

— Я бы избавилась от всего остального, вот честно, — пробормотала Анко, расстёгивая джинсы. — Но я люблю свои шрамы, говорила же, они напоминание… — стянув всю оставшуюся одежду, она вновь прижалась к Сасори, выпавшему в то своё странное состояние прострации, когда и взрыв бомбы хвостатого поблизости его не привлечёт. — О том, через что я прошла, — и пока он залип, можно нести херню. — Какие сложные миссии выполнила, — и лихорадочно прикусить пересохшие губы. — С какими противниками справилась, — и касаться себя, потому что терпеть уже невозможно. — Сасори!.. — восторженно выдохнула Анко, когда поверх её руки легла его.

— Что ты пытаешься и кому доказать? — жаркое дыхание опалило ухо. Оно и прикосновения убивали всё желание говорить о серьёзном, но Анко всё же ответила:

— Что «чокнутая змеиная шлюха» может на самом деле быть профессиональной куноичи.

Словно саму себя окатила ледяной водой. Возбуждение спало, и Анко напряжённо повела плечами, уже почти даже желая, чтобы Сасори отпустил её, чтобы можно было отползти в тихий угол и вволю повыть. Озвучивать настолько личное — чертовски сложно.

На слабую попытку вывернуться Сасори отреагировал тем, что мягко обнял её. И это было охренеть неожиданно — почти до испуга.

— Ты с самого начала заинтересовала меня именно как профессионал, — негромко произнёс Сасори. — Когда собирал информацию для Акацуки и расширял агентурную сеть, то и дело наталкивался на хвосты чей-то тонкой работы — это разожгло мой интерес, я стал пытаться выяснить, кто за этим стоит. Ещё любопытнее стало, когда выяснил, что напал на дело рук ученицы своего бывшего напарника, за которым охочусь, — он прижался щекой к её волосам. — Выбравшаяся из ямы, из которой почти невозможно вернуться — я хорошо знаю Орочимару и его приёмы. По слухам безбашенная, но действующая так изящно, что отслеживать, распутывать и угадывать цели — сплошное удовольствие.

— Так вот кто то и дело подрезал крылья моим осведомителям… — проговорила Анко, сражённая осознанием: а ведь они играют друг с другом так давно. — Ксо, и ведь так и не смогла отследить, как ни старалась…