— Да, — чуть помедлив, ответила Смерть, — так что, господин Михаэль, собирайтесь, в честь такого доброго приема я даже дам вам немного времени на завершение дел насущных, и, поверьте мне, не каждому я позволяю прожить больше положенного срока даже на минуту.

Классик вскинул взгляд.

— Но ведь меня зовут совсем не так! — и представился своим полным именем.

Смерть как-то по — особенному опустила рукава балахона и стало понятно, что она в замешательстве и недоумении.

— Как же так? Ведь по этому адресу проживает аптекарь, амбициозный и умный, не раз отнимавший у меня законное право отвести человека в иной мир. И если бы кто знал, с каким нетерпением я ждала того дня, когда приду за ним, постучу в эту дверь и посмотрю, каким жалким сразу станет он, не раз бахвальствовавший, что может бороться со мной, как растеряется и станет просить об отсрочке — ты знаешь, ведь все просят. И я бы даже дала ему пару дней, забрав в этот раз вместо него какую-нибудь мышь в подполье или другую мелкую скотину, и наслаждалась бы его метаниями в последние дня, его боязнью перемен… А в итоге ошиблась адресом и теперь буду вынуждена забрать очередную домашнюю зверюшку или тебя вот… Хотя что это я разболталась тут.

Классик посмотрел на нее грустным и понимающим взглядом.

— Знаете, порой очень хочется поговорить. Настолько, что впору начинать беседы вслух самому с собой, чтобы не забыть, как произносятся слова. Так что вы говорите, если хотите, я с удовольствием составлю вам компанию.

Смерть прислонила косу к дверному косяку и вскинулась.

— Мальчик, ты ничего, слышишь, ничего не знаешь об одиночестве. Когда твоя работа — ходить по миру и отбирать жизни, когда тебя боятся все, от малой маленькой мошки до великих правителей — тогда ты в полной мере чувствуешь, что значит быть одиноким.

Классик посмотрел на часы на стене, а потом на Смерть.

— Я бы не хотел показаться невежливым, но сейчас поздний час. Я думаю, что у вас был напряженный день, и вы не откажетесь составить мне компанию выпить чаю.

Смерть издала какие-то кашляющие звуки, и Классик не сразу сообразил, что это был смех. Она прошла в комнату, задевая полами балахона ковры и с видимым наслаждением опустилась в кресло.

— А что! — голос ее стал озорным и совсем не подходящим для Смерти, как казалось тогда Классику, — я вот уже два века как не сидела за столом с кружкой дымящегося чая. В конце концов, мне тоже можно иногда отдохнуть.

Она разложила балахон так, чтобы он красивыми складками спадал на пол, вытащила из широченного рукава кисть руки и потянулась к кружке. Руки ее не отличались от обыкновенных женских рук, какие Классику, как и всем нам, не раз доводилось видеть, разве что пальцы ее были чуть более длинными, нежели мы привыкли.

Не спеша вдохнула запах чая и поднесла кружку к капюшону.

— Хороший у тебя чай.

— Да не жалуюсь. Ты конфеты бери давай.

Классик попал в точку — слабостью Смерти было сладкое, и порой, отправляясь в дальний путь, она позволяла себе набить карманы балахона конфетами и прочими сластями, шла по дороге, ела их и даже позволяла себе бросать обертки где попало.

Они проговорили долго, очень долго. Слово за слово, история за историю…

Смерть знала их множество, за столько веков и странствий по миру она успела повидать множество прелюбопытнейших вещей и не раз сокрушалась, что некому их рассказать. Классик тоже не отставал — ведь сидя дома в своем кабинете, он, благодаря книгам, изучил целый мир.

Но вот за окном начало светать, и Смерть засобиралась в дорогу.

— Мне пора, но как я тебе уже говорила — я не могу уйти, не забрав с собой живой души. Так что отдай мне кого-нибудь из домашних животных, и я пойду. Подумать только, у тебя в подполье даже крыс нет, я уже интересовалась.

— У меня нет и домашней живности, — ответил ей Классик, — мне она ни к чему. Так что во всем доме нет ни единой души, кроме моей.

Смерть опустилась обратно в кресло.

— И что же мне делать? Я совершенно не хочу забирать тебя, ведь ты еще так молод…

Но Классик перебил ее.

— Госпожа Смерть, возьмите меня. Вы уже поняли, что моя жизнь — это сидение в четырех стенах, так что даже переход в иной мир станет для меня радостью, по крайней мере, может хоть там моя внешность прекратит быть помехой, и я смогу делиться мыслями с людьми, а может, и не только…

Смерть резко подскочила с кресла и кругами начала ходить вокруг Классика, рассуждая на ходу:

— А что, ты ведь прав, только я хочу сделать по-другому. Мне по чину, если так можно выразиться, положен помощник. До сего дня я отказывалась от чьей-либо помощи, считая, что очередной мелкий демон будет только раздражать меня в долгих переходах, но сейчас я могу попросить оставить мне тебя! И мы сможем продолжить наши беседы.

Классик налил себе еще чаю, посмотрел на полки с книгами, бросил взгляд за окно и сказал:

— Я был бы только рад, если бы мог стать вашим спутником.

Он ничего не почувствовал — Смерть подошла близко-близко и взяла его за руку. В тот же миг будто повеяло прохладным весенним ветерком, да тело стало вдруг легким и приятным, будто с плеч сняли тяжкий груз.

Классик оглядел себя — и увидел, что тело его превратилось в скелет. Подошел к зеркалу, осмотрел себя со всех сторон — скелет и скелет, ровный, правильный и по-своему красивый.

— Нужно было умереть, чтобы обрести приемлемую внешность, — мрачно пошутил он.

И они покинули бывшее жилище Классика, покинули без сожаления и грусти.

С одной стороны, может показаться, что конец у этой истории плохой — ведь Классик умер, с другой — в маленьком городке у берега моря каждую ночь, как только лунный луч отразится от шпиля городской ратуши, появляется странная пара: Смерть и скелет, бережно ведущий ее под руку.

Они спускаются в город и бродят по древним мостовым. Сидят на огромных каменных валунах у самой кромки прибоя и со смехом брызгаются друг на друга солеными каплями; играют в догонялки на крышах и на спор прыгают вниз с башни мэрии, ведут долгие споры и беседы, обсуждают впечатления от своих странствий. Конечно, Смерть по-прежнему занимается своей трудной, но такой важной работой, просто отныне она больше не отказывается от заслуженных выходных, а Классик наконец-то нашел себе собеседника, с которым ему легко и интересно. Так что насчет плохого конца я бы поспорил!