— Что я? — собираясь с мыслями, задумался Янис и тяжело вздохнул. — Вторую зиму перезимовал. Осенью охочусь, рыбачу. Картошку, овес посадил. Пшеницы немного…
— Картошку и овес? — изумленно поднял брови Юрис. — Ну, ты молодец! Ай да хозяин! А я только думал, но зерна нет. И много?
— Нет. Так себе, раскопал пару десятин.
— Вот те да! Ай да Янис! Ай молодец! Хозяин! С тобой не пропадешь! — суетился возле него тот. — Да мы теперь с тобой тут протянем!.. Да что же это я стою? У меня вон лепешки свежие, староверы муки дали. Мясо копченое, рыба есть. Давай-ка, кормить тебя буду, — и потянул за плечи. — Проходи в избу!
Пока Юрис накрывал на стол, Янис разобрал свою котомку, выложил все, что было у него с собой, поинтересовался:
— Соль есть? Я же за солью пришел. Хотел взять у вас на лабазе в долг. Приходил сюда две зимы назад, видел.
— Так это ты был у нас? — развел руками Юрис. — То-то я смотрю, что кто-то наверх лазил, вешку сбил, но ничего не взял. Кабы бродяга, медведь или росомаха пользовались, ничего бы не осталось, а так все цело, хоть и немного запасов хранилось. — Опять заходил по зимовью. — Соль — есть малость. Староверы вон пуд дали да крупы полмешка. К осени обещали еще переплавить. Ничего, Янька! Протянем! — Сел напротив за столом, заговорщицки подмигнул, указывая глазами на берестяной туес. — Мне вон соседи в довесок еще и медовухи дали. Думал, сразу с горя выпить, но как будто знал, что ты явишься.
За стенами избы послышался легкий шорох. Юрис вскочил с места, схватился за ружье. Янис предупредил его:
— Не стреляй. Это Елка догнала.
— Собака? Ты с собакой? — не поверил тот, но, увидев появившуюся в проходе лайку, опять довольно раскинул руки. — Ну, ты, Янька, вообще молодец! Теперь, как говорится, у нас нос, глаза и уши есть. А то я по ночам вскакиваю, каждого шороха пугаюсь, — присел назад, за стол, опустил голову. — А у нас ведь, когда тестя забирали, всех собачек перебили…
Он налил по кружкам, подал Янису:
— Пей! Тебе ведь, уже, пожалуй, скоко будет?..
— Девятнадцать. Два дня рождения тут встретил.
— Ишь как! А вроде все пацаном был, а смотри — враз вырос, парнем стал. Тайга-то она, дорогой ты мой, сопляка в мужика превращает. Мне-то уже… — вздохнул, — почти сорок. Ну, давай, не держи. Пригубим помаленьку за встречу, посмотрим, что нам староверы налили.
Выпили. Пока Юрис закусывал, Янис, воспользовавшись молчанием, спрашивал о главном:
— Как там? Что там?
— Как там… — после некоторого молчания задумчиво начал рассказ тот. — Плохо все. Ничего хорошего. Я ить, после того, как год назад сюда пришел, один раз только на выселках и был, к дому подходить побоялся. Дождался Кристинку, свою жену, у речки в тальниках, когда та за водой пошла. Ночь одну провели в бане нетопленой на задворках, под утро она мне вещи собрала да в тайгу отправила. Даже ребятишек не посмотрел.
Рассказчик опустил заблестевшие глаза, резко поднес к губам кружку с медовухой, допил остатки, поставил на стол, закусил копченым мясом сохатого, прожевав, продолжил:
— Ты-то вон хорошо, что тогда в тайге был. Я ж ведь, когда за тестем пришли, едва успел в нижнем белье на сеновал заскочить. Хорошо, сена полным-полно было, а так бы замерз. Потом мне туда Кристинка тулуп да одеяло притащила. Так всю зиму до марта там и прожил, скрываясь. Они тогда меня десять дней караулили, потом через день да каждый день наведывались, арестовать хотели. Кое-как дотянул до наста да сюда перебрался. Здесь как-то безопасней…
— А как же… Как же там мои? Где отец? Братья? — холодея, спросил Янис.
— Не знаю, Янька. Ничего никому не ведомо. Как забрали — так ни слуху, ни духу. Может, на севера заслали или в тюрьме сидят. Полдеревни мужиков нету. Только за что?
Сидели долго. Разговаривали. Вспоминали. Думали, как жить дальше. Решили зимовать на избе Вередов. Осенью, в начале сентября, решили выйти к деревне, проведать родных, узнать обстановку да по возможности запастись необходимыми продуктами.
— Эх, жизнь! Кристина так без меня и засохнет, постареет, — со скорбью говорил Юрис. — Раз в год встречаться разве можно? Да и то с оглядкой, кабы за штаны не стянули.
Выслушав его, Янис, краснея, робко заговорил о любимой девушке:
— Как там… Инга? Дочь Берзиньша? Замуж вышла?
— Нет, слухов не было, — понимая его, ответил тот. — Если бы кто сватал, я бы узнал. Но, думаю, Берзиньш к дочке кроме тебя никого не пустит, пока ты жив. Все же знают, что ты в тайге отсиживаешься.
Воодушевленный словами, Янис встал, сходил на улицу, тут же вернулся, сел на место:
— Поскорее бы уж осень!
— Подойдет, не успеешь глазом моргнуть! — с улыбкой приободрил его Юрис. — Только вот что ты с ней делать будешь?
— С кем? — не понял он.
— С Ингой. Вы ж не женатые.
Янис покраснел, опустил голову: причем тут это? Хоть бы увидеть ее.
— Ну-ну, не обижайся! — похлопал его по плечу Юрис. — Как придем в деревню, поговорю с Эдгаром. Может, отпустит дочку на зимовку.
— На какую зимовку? — не понял он, вскочив с места.
— С тобой. Куда же больше? — улыбаясь, подмигнул тот. — Времена, сам видишь, какие. Неизвестно, сколько все протянется и когда наладится, да и наладится ли вообще? А жить-то надо! — И сменил тему. — Все смотрю, спросить хочу. Откуда у тебя винтарь? — поднявшись, подошел к стене, снял карабин, стал рассматривать. — Сколько помню, у вас его не было.
— Был, — не зная, что сказать, растерялся Янис. — Просто отец его в тайгу не брал, он дома лежал.
— Дома? Зачем карабин дома держать, если он в тайге нужен? — прищурив глаза, недоверчиво посмотрел на Яниса Юрис.
— Не знаю… — пряча взгляд, проговорил Янис. — У отца надо спрашивать, как и что.
Янис не рассказал Юрису об убийстве Клима-горы, не был готов. Может, до поры до времени. Или никогда.
Впрочем, этот ответ удовлетворил Юриса. Довольно чмокая губами, внимательно осмотрел оружие, передернул затвор, спросил:
— Патронов много? Пальну разок?
Янис растерянно пожал плечами, и, хотя был против, согласился:
— Стреляй.
Тот выскочил на улицу, сбегал с топором к дальней пихте, сделал затесь. Вернувшись, приложил карабин к плечу, прижался к стене. Стараясь не шевелиться, недолго целился, выстрелил. Ствол харкнул свинцовой пулей, рыкнул оглушительным грохотом. Дернувшись, Юрис с достоинством принял отдачу приклада, передергивая затвор, выкинул гильзу, приставил винтарь к стене:
— Пойду, посмотрю.
От пихты он возвращался довольный, расхваливая оружие самой высокой оценкой:
— От ты посмотри! В самую тутолку, куда целил, прилепил! В аккурат, где сучок вырубленный. Здесь дырка, а там щепа отлетела. Ох и дерет, зараза, дерево! А как по мясу будет? — весело посмотрел на Яниса. — Ух, Янька, и пушка! Хороша машинка! С таким ружьем мы медведя без труда будем бить! — И опять спросил: — А ну, пальну еще разок?
Янис хотел отказать: зачем патроны зря жечь? Но тот уже целился.
Прогремел второй выстрел. Обволакивающий тайгу грохот раскатился далеко по долине, ударился в гору, откололся эхом и растаял где-то у реки.
Янис поежился: далеко слышно. Юрис прыгал, как мальчишка: вторая дырка рядом с первой!
На этом стрельбы закончились. Повесив карабин на место в избушку на стену, продолжили застолье, подкрепляя его небольшими дозами медовухи, которой к ночи, увы, не осталось.
Составили план дальнейшей жизни. В ближайшие дни Янису следовало вернуться на свое зимовье, где он должен был прополоть картошку и зерновые, а потом с добытой за два сезона пушниной вернуться к Юрису. В то время, пока он будет ходить к себе, тот на берегу реки из осины выдолбит лодку, на которой мужчины вместе переплавятся на противоположный берег и пойдут искать старообрядческое поселение, поменяют пушнину на продукты и необходимый провиант. Ну а там будет видно.
План устраивал обоих. Янис не знал, куда девать добытые шкурки, которые хранил в леднике в осиновых опилках. Юрис просто радовался, что теперь у него есть надежный друг и помощник, без которого в тайге никак нельзя. Уснули далеко за полночь, когда в стене догорела последняя березовая лучина.
