Тронув струны гитары, настраиваясь, я запел: Я полмира почти через злые бои Прошагал и прополз с батальоном, А обратно меня за заслуги мои Санитарным везли эшелоном. Привезли — вот родимый порог — На полуторке к самому дому. Я стоял – и немел, а над крышей дымок Поднимался не так – по-другому. Окна словно боялись в глаза мне взглянуть. И хозяйка не рада солдату — Не припала в слезах на могучую грудь, А руками всплеснула – и в хату. И залаяли псы на цепях. Я шагнул в полутёмные сени, За чужое за что-то запнулся в сенях, Дверь рванул – подкосились колени. Там сидел за столом на месте моём Неприветливый новый хозяин. И фуфайка на нём, и хозяйка при нём, Потому я и псами облаян. Это значит, пока под огнём Я спешил, ни минуты не весел, Он все вещи в дому переставил моём И по-своему всё перевесил. Мы ходили под богом – под богом войны, Артиллерия нас накрывала, Но смертельная рана зашла со спины И изменою в сердце застряла. Я себя в пояснице согнул, Силу воли позвал на подмогу: – Извините, товарищи, что завернул По ошибке к чужому порогу. Дескать, мир да любовь вам, да хлеба на стол, Чтоб согласье по дому ходило… Ну а он даже ухом в ответ не повёл, Вроде так и положено было. Зашатался некрашеный пол, Я не хлопнул дверьми, как когда-то, Только окна раскрылись, когда я ушёл, И взглянули мне вслед виновато [1]. – Я понимаю, песня не сказать что хорошая. Но жизненная. Я ведь что вижу, то и пою. А раз выдался мне такой случай, обращаюсь к нашим военным медикам, особенно к хирургам. Возможно, в этой беде помогут те, кто стоит над ними и командует. Тот боец, который пришёл в свой дом, и оказалось, что он чужой, пока мы с ним на телеге уезжали в наши тылы, описал, как лишился руки. Получил ранение, через некоторое время – медсанбат, и он попал на операционный стол. Несмотря на то что ранение было не таким и серьёзным, хирург просто отпилил ему руку. Этот случай да, жестокий, но только в том госпитале, где лежал этот раненый боец, подобных сотни. Услышьте меня, прекратите эту бессмысленную бесчеловечную ампутацию, можно спасти конечность – спасите, иначе уже через пару лет наши города заполнят толпы военных инвалидов. Как вы им в глаза смотреть будете? Может, те, кто принимает решения, пусть отдадут такой приказ, чтобы запретить это дело и спасать конечности во что бы то ни стало. По этой теме у меня тоже есть песня, даже не песня, скорее зарисовка, крик души, и я её исполню. Сейчас песни Высоцкого были в самую тему, вот я их и исполнял. Жёстко ударив по струнам, я запел: Жил я с матерью и батей На Арбате, – век бы так. А теперь я в медсанбате На кровати, весь в бинтах. Что нам слава, что нам Клава — Медсестра и белый свет! Помер мой сосед, что справа, Тот, что слева, – ещё нет. И однажды – как в угаре — Тот сосед, что слева, мне Вдруг сказал: – Послушай, парень, У тебя ноги-то нет. Как же так! Неправда, братцы! Он, наверно, пошутил? – Мы отрежем только пальцы, — Так мне доктор говорил. Но сосед, который слева, Всё смеялся, всё шутил. Даже если ночью бредил — Всё про ногу говорил, Издевался: мол, не встанешь! Не увидишь, мол, жены! Поглядел бы ты, товарищ, На себя со стороны. Если б был я не калека И слезал с кровати вниз, Я б тому, который слева, Прямо глотку перегрыз! Умолял сестричку Клаву Показать, какой я стал. Был бы жив сосед, что справа, — Он бы правду мне сказал… [2]Выждав секунды три, после того как стихло звучание струн моей гитары, я снова заговорил. Минутная стрелка на моих наручных часах продолжала свой бег, и не хотелось терять драгоценное время. Если я хотел провести запоминающуюся передачу, как это было в первый раз, в чём признался главный редактор перед эфиром, то стоит поторопиться. Бум действительно был такой, будто эфир выстрелил как из пушки. Но при этом и патриотический подъём резко возрос. Он и так был на огромной высоте, а сейчас зашкаливал. Да много что там было после того моего выступления, всего и не перечислишь. Например, я выдал информацию о военнопленных, которая считалась особо секретной. Это всё замалчивалось. То, что я озвучил, что наших взяли в плен в огромном количестве, вызвало шок у слушателей, об этом никто не знал. Но как оказалось, власть держащие немного ошибались, это не вызвало панику, злее стали – да, пропало милосердие к противнику и перестали считать немцев братьями – это точно. В общем, вышло так, что мой тот эфир ещё больше сплотил народ, укрепил его. Видимо, сейчас авторы идеи ещё одного моего выступления надеялись укрепить тот эффект. Тут наверняка ещё и Берия подсуетился, уверен, что и его уши тут торчат, не только Сталина. Он желает вывести меня на чистую воду, подтвердить свою уверенность, что те письма писал именно я. Вот этого мне не очень хотелось, и хотя я собирался, так сказать, взорвать этот эфир, всё же буду лавировать так, чтобы ни нашим ни вашим.
– Надо признаться, в этой истории я немного нагнетал атмосферу, объясняя причину ампутации. Когда мы на телеге ехали с тем бойцом и я, выслушав его рассказ, обругал того хирурга, то солдат, к моему удивлению, встал на его защиту. Во время операции боец был в сознании и видел, что врач шатается от усталости и едва стоит на ногах, вторые сутки не спал. Один он хирург в медсанбате остался, другой был убит во время вражеского налёта, а третий тяжело ранен. Конечно, руку вылечить можно было бы, но тут встал очень непростой выбор. Если лечить руку, то это время, а в очереди ещё трое срочных раненых, которым также требуется операция. Врач сделал выбор: этот солдат потерял руку, но другим раненым он успел оказать медицинскую помощь, и те выжили. Это осталось на совести хирурга, это его крест, который он должен нести. Однако это лишь мелкий эпизод. Ампутаций, что проводят в госпиталях и медсанбатах, действительно нереально много, и это бесчинство нужно прекратить. Я лично голосую «за». Товарищи, поддержите меня. вернутьсяВ. Высоцкий. «Песня Вани у Марии» из к/ф «Одиножды один» |