Балда пихает меня в плечо. Оборачиваюсь. Его взгляд прихвачен к другой двери. На ней нет вывески, но мы знаем, помним: это - каптерка военрука. В ней хранится оружие, изучаемое на уроках военной подготовки: гранаты без начинки, автоматы со спиленными бойками, винтовки - для стрельбы в тире, костюмы химзащиты и другое военное имущество. Да, Балда, возможно, прав и за этой крепкой дверью найдется аптечка с наркотическими пилюлями - для облегчения страданий покалеченных. Но каптерка под сигнализацией, это достоверно известно! Я отлично помню, как, проникая в нее, военрук каждый раз гремел железом внутренней решетчатой двери, и, едва она отворялась, в коридор вламывалась сирена, которую товарищ майор спешил вырубить.

- Сигнализа-ация!

- Знаю.

Однако - ни с места. Словно влип, впаялся в пол.

Что ты задумал, Гена? Нас упекут в тюрягу. За кощунство. За осквернение святыни: подготовки юношей и девушек к обороне завоевании Хаоса. Есть в аптечке движка, нет ли - неизвестно. А портрет Мессии - точно висит. Со словами, что защита социалистического отечества - священный долг и тому подобное. Опомнись, Гена! Ты хочешь покуситься па самое-самое в жизни этого уродливою общества. Оно не простит тебе надругательства над своими чувствами.

- Прорвемся. Из кабинета, через стену! - решает Балда.

- Ты что?! Думаешь...

- Заткнись! Лучше заткнись, Лебедь! Сегодня ты прешься, как бегемот, - и потому такой умный. А завтра у тебя начнется кумар, - и я посмотрю, что ты будешь делать. Как побежишь сдаваться в мусарню, как пойдешь на режим в дурку, на зону - лишь бы тебе втерли полбаяна, чтоб ты не откинул тапки.

Балда прав. На то он и Балда. Глаза его, обращенный на меня, блестят в каштановой темноте злостью и рациональностью.

...Дверь в кабинет военной подготовки сметена. Разделяющая класс и каптерку стена - каменная. В кладовой завхоза - последней обители школьной уборщицы - откапываем лом, топор. Врубаемся в штукатурку, в прочную кладку. Железо - по камню. По кирпичу. Лязгающие удары. Искры. Пыль. Ее не видно, но она - в носу, в глотке, она разъедает глаза и скрипит на зубах. Стук отваливающихся кирпичей.

Дыра прорублена. Балда влезает первым, я - следом. Включать здесь свет опасно. В туманно-тусклом квадрате окна чернеют прутья решетки. Балда воспламеняет пластмассовую линейку, найденную на столе. Дрожащий костерок чадит маслянисто-жирной струйкой. Аптечка - над столом. В ней - шаром покати. Толстый резиновый червяк - жгут - и вазелин. В столе - одни бумаги. Ворохи бумаг. Бумажная страна! Где учебные медпрепараты, где настоящие? Роемся в железных ящиках, в шкафу, в папках. Счетчик Гейгера. Прихватить? Авось сгодится. Очень может быть, что сгодится. Только не спасет. Скоро уверен - все мы станем очевидцами огромного ядерного гриба, всходящего над нашими домами. Его выпустят те, чья религия оказалась несостоятельной.

Балда свихнулся от ярости: вырывает ломом железный засов из пирамиды с оружием.

- Зачем? - пробую придержать его за локоть.

- Заткнись!

Стальное ушко с острой пикой вытянуто из дерева. Засов отшвырнут. Пирамида - распахнута. В темных ячейках - две малокалиберные винтовки и два автомата. Тускло, хладнокровно поблескивает черный металл. Балда нетерпеливо вынимает из гнезда инструмент, предназначенный для того, чтобы делать дырки в человеческих телах. Уперев приклад в живот, клацает затвором. Сухой щелчок бойка. Протягивает оружие мне. Огнестрельное оружие. Насмерть жалящее расплавленным свинцом.

- Держи.

- Зачем это нам?

- Я сказал-бери! Хватит п...! - матом.

Всучивает мне автомат. Лучше не дергать этого психа. У него - нервный стресс. Выхватывает из пирамиды второй ствол. Что ж, он опять прав. Все не с пустыми руками возвращаться. Автоматы - тоже пожива, их можно превратить в деньги, а деньги - в ширево.

Уходим по вишнево-черному, как запекшаяся кровь, коридору, - с автоматами наперевес, и кажется, будто все это происходит не со мной, словно сижу я в кинозале и наблюдаю за действиями героев хренового фильма.

Конец коридора. По лестнице - вниз.

Конец лестницы. По коридору - до конца.

В каморке завхоза Балда раскапывает ножовку и отмахивает деревянные приклады. Теперь автоматы - укороченные. Как у десантников.

Наш наблюдательный пункт - в заброшенном до подхода капремонта доме. Комната с камином, который скоро выдернут с мясом. Решетку уже вырвали. Пол загажен битым стеклом, окурками, в углу - куча человеческого дерьма, ободранные со стены клочья обоев, посередине - старые женские штиблеты с толстыми каблуками. Через стекло, опыленное мутно-пепельным налетом, просматривается аптека. Обкомовская аптека. В ней есть все, абсолютно все, любые редчайшие лекарства. Потому что она - обкомовская.

Балда смотрит на часы.

- Без десяти. Помолиться, что ли, перед смертью? А, все равно некрещеный - не поможет.

Мы наряжены в рабочие спецухи. Пропитанные цементной пылью, местами продранные, в заплатах. Мои штаны, судя по выгоревшим внутренностям, были когда-то защитного цвета, куртка - желтой. Снаружи они - грязно-серые. Их где-то раздобыл Балда.

Дверь аптеки почти не замирает. Недужные входят и выходят беспрерывно. У поребрика - черная "Волга". С шофером. Вот и патрон. Усаживается. Поехали.

Балда смотрит на часы.

- Пора.

Нахлобучивает поцарапанную монтажную каску голубого цвета - дополнение к форме строителя. Моя каска - белая, с пятном застывшей желтой краски. Затягиваю ремешок на подбородке. Страшно. В коленях - пульсация. Мало вмазалнсь, нужно было бы еще, но больше - не было. Эликсир жизни кончился.

- Проверь намордник.

Опускаю руку в карман куртки, нащупываю мягкий респиратор.

Балда разворачивает полотенце. Автоматы. Прячем под спецовками, заправив стволами в штаны. Балда подхватывает за ручки большой кожаный саквояж.

- Пошли.

Выходим из комнаты, спускаемся по лестнице, покрытой шелухой штукатурки. С усилиями переставляю непослушные ноги. Тащу свою душу.

Немного не дойдя до входа в аптеку, Балда взглядывает на часы. Придерживает меня за руку.

- Подожди. Еще - минута.

Минута до обеда. Уже никого не впускают, дверь работает только для выходящих. Там, внутри, возле нее стоит бабулечка в белом халате. Дважды проверяли. Сейчас по радио пропищат сигналы, возвещающие наступление обеда, кассирша захлопнет аппарат - и все уйдут в подсобку, а бабулечка, выпроводив последнего клиента, лязгнет задвижкой.

- Пошли. Если даже кто остался - плевать.

Мы у двери. На стекле - белые буквы: часы работы. Запахи лекарств просачиваются на свежий воздух. Жесткий автомат режет ребро. Холодит живот. Балда поворачивается к проспекту. Зажав меж ног каску, напяливает респиратор. Копирую его движения. Его уверенность. Скрипит дверь, сейчас выйдет один из последних посетителей. Если он - последний, бабка не откроет больше, на наши просьбы - тем более. Если дать посетителю возможность отойти от аптеки - бабка успеет закрыть дверь. Если перехватить дверь в момент затворенья, посетитель станет свидетелем и тут же забьет тревогу. Заколдованный круг. Черт побери, не предусмотрели таких элементарных проколов. Но Балда уже принял решение. Видимо, единственно верное. Схватившись одной рукой за дверь, а другой - за косяк, грудью вдавливает выходящего. Обратно. Я напираю сзади.

- Ложи-и-ись!!! - вопит Балда, едва мы оказываемся в настоянном вонью медикаментов помещении. Вырвав из-под задранной вверх куртки автомат. Балда клацает затвором и направляет дуло на ошарашенного мужика в черном костюме. Я закрываю дверную щеколду. Бабка еще не успела испугаться.

- Ложись, ... !!! - Балда поводит стволом автомата по сторонам и, не давая опомниться служащим в подсобке. бросается туда, с ходу перевалившись через витрину - на спине, как выдрессированный каскадер. Шлепающие по кафелю подошвы. Бряцанье затрора. Вселяющий ужас вопль:

- Р-руки-и-и!!! всем-к стене-е-е!!! к стене-е-е-е!!! стреляю без предупреждения! р-руки за гол-лаву! бы-ыстр-ра!!!