По мере того, как мальчик повторял слова клятвы, голос его становился всё более громким, а глаза — горящими: торжественность момента захватила его.

Даран легонько подтолкнула его в спину, и он, дрожа, пошёл между рядами стражников вперёд. Ворота медленно распахивались, и первые лучи солнца, уже взошедшего на территории дворца, но загороженного от простых жителей города высокой стеной, лились между створками, создавая у идущего полное впечатление, что он попадает из ночи в день, из мрака в свет.

Хайнэ шёл, не отрывая взгляда от огромных крыльев Алай-Хо — полуптицы, полудракона, выложенной в верхней части ворот разноцветными камнями. Когда лучи солнца отражались в глазах птицы, то казалось, что они светятся мерцающим огнём, цвет которого менялся в зависимости от времени суток — сейчас, на рассвете, он был бледно-золотым.

Перешагнув через заветную черту, Хайнэ на мгновение прикрыл глаза.

И тут же остановился, оглушённый звуками — многочисленные птицы, проснувшиеся с рассветом, наполнили сад криками, пением и хлопаньем крыльев. От открывавшегося вида захватывало дух — золотые крыши многочисленных павильонов ослепительно сияли в лучах солнца, сад утопал в цветах.

Даран, шедшая вслед за мальчиком, видела, как он изумлённо озирается по сторонам, то и дело задерживая взгляд на очередной поражающей воображение детали.

Наивный, как любой ребёнок, да к тому же проживший всю жизнь в провинции, он и представить не мог, что всё это на самом деле — лишь раззолоченный фасад, отблеск былой роскоши, призванный скрывать куда менее лицеприятную правду о том, что дела обстоят вовсе не так уж хорошо, а казна Императрицы скудеет день ото дня, пополняемая лишь искупительными дарами предательницы.

Предательница — Эсер Санья, дальняя родственница Даран и давний враг, получившая в награду за своё преступление четверть всех земель Астаниса к востоку от Кансийского моря, и вдобавок прихватившая несколько десятков повозок чистым золотом, женщина, по слухам, владевшая чёрным колдовством, а в реальности оказавшаяся ещё и настоящей Богиней Торговли, была теперь намного богаче Императрицы, своей прежней Госпожи и, несомненно, жаждала сама получить высочайший титул, однако в открытое противостояние пока что не вступала. Она исправно платила в казну налоги и делала Храму богатейшие пожертвования, тем самым спасая свою бывшую покровительницу, преданную и брошенную ею, от разорения, но Даран не питала сентиментальных иллюзий относительно истинных чувств госпожи Санья, несомненно, далёких от раскаяния или вины.

«Она по-прежнему желает получить меня на свою сторону, — думала Верховная Жрица. — Но этого не будет. Никогда».

Теперь ситуация должна была обостриться: из многолетних скитаний по провинциям вернулась принцесса Таик, наследница Императрицы, жаждавшая только одного — мести предательнице Санья, а заодно уничтожения всех членов её семьи, включая тех немногих, кто не последовал за предательницей в западную провинцию, а остался здесь, в столице. В их числе была госпожа Ниси со своим семейством, а также сама Даран, хоть и отрекшаяся давно от своего имени, однако не умевшая, да и не желавшая выпустить из себя свою кровь.

Кровь высочайшую, чистую, божественную — более благородную, чем у самой Императрицы.

Кровь эта, являвшаяся объектом глубочайшей ненависти со стороны принцессы, могла стать погибелью Даран, однако могла и оказаться залогом будущего благополучия, примирения Светлейшей Госпожи с семьей Санья, а также успешной       оппозиции Эсер, главный козырь которой заключался в более благородном, чем у Императрицы, происхождении.

 По крайней мере, именно на это рассчитывала Даран, приводя своего двенадцатилетнего племянника во дворец, с тем чтобы показать его принцессе.

Хайнэ, которого она не видела с самого его рождения, не обманул её ожиданий — он оказался красив, чувствителен, восприимчив, и, судя по всему, легко поддавался внушению, а, значит, с ним не должно было возникнуть особых проблем.

Ну и, самое главное, совсем скоро он должен был стать мужчиной, способным иметь детей — детей Санья.

Интуиция подсказывала Даран, что это превращение, если оно ещё не свершилось, произойдёт совсем скоро — а, значит, если всё пойдёт по плану, то можно будет, не откладывая, провести свадебные церемонии.

И близнецы из высочайшего рода окажутся на своём законном месте: девочка станет Верховной Жрицей, а мальчик — супругом будущей Императрицы и отцом её детей; Эсер Санье будет нечем крыть подобную комбинацию.

Удовлетворённая этими мыслями, Даран перевела взгляд на своего юного  племянника, ошеломлённого и потрясённого открывшейся ему фальшивой красотой.

Впрочем, большинство из людей, попавших во дворец впервые, реагировали точно так же; многих охватывал религиозный экстаз — особенно в храме, где этому способствовал аромат курений. Некоторые даже теряли сознание, и Хайнэ казался близким к такому исходу, но Верховная Жрица отнюдь не желала, чтобы её племянник пролежал остаток дня в постели, поэтому она слегка изменила планы и, не позволив мальчику как следует насладиться окружавшим его видом, провела его в один из павильонов.

Их окружила кромешная тьма.

В глубокой тишине Даран слышала, как быстро и громко колотится чужое сердце.

— Из темноты к свету, а потом снова во тьму, — тихо сказала она. — Это путь, который проходит каждый, и каждый должен сам отыскать дорогу к солнцу, которую потерял. Здесь лабиринт, и ты должен найти выход к противоположным дверям сам. Иди.

— Да… — послышался едва слышный голос.

Даран вышла в те же двери, в которые они вошли, оставив Хайнэ блуждать в темноте, и, обогнув павильон, стала ждать его у выхода.

За свою жизнь она успела провести этим путём несколько сотен детей, поэтому выражение лица Хайнэ, который спустя час или чуть больше добрался до дверей, не было для неё внове. И всё же Даран было приятно смотреть на его волнение, его восторг, его незамысловатую радость снова видеть солнечный свет и упоённость тем, что он смог решить загадку — словом, все те чувства, которые пока что было легко прочитать по его лицу.

«Я хотела бы посмотреть на Иннин на его месте… — промелькнуло в голове у Даран. — Но неважно».

Иннин никогда не узнает о том, что отказав ей в привилегии, Верховная Жрица принесла в жертву и собственные чувства тоже.

Хайнэ выбрался из лабиринта чуть притихшим и уже не таким взволнованным — очевидно, час блуждания в кромешной темноте отнял у него силы для излишних восторгов, но это было и к лучшему.

Даран взяла его за руку и повела в Храм.

У самого входа их встретили две девушки, прекрасные, как богини, и одетые в тончайшие шелка изумрудного и фиолетового цвета.

Не произнеся ни слова и только улыбнувшись, они вручили Хайнэ птицу с белоснежными перьями.

— Это коху, — сказала Даран. — Птицы, которые разводятся во дворце на протяжении тысячелетия и живут только здесь. Нам предстоит проделать путь, символически повторяющий путь  Алай-Хо, которая рождается в огне Подземного Мира, потом находит путь на поверхность земли, взмывает оттуда к небесам и, в конце концов, находит райское блаженство в волнах Звёздного Океана. Мы последовательно пройдём через Зал Огня, Зал Земли, Зал Ветра и Зал Воды, и коху остановится в том из них, стихия которого близка тебе по духу. Таким образом мы всегда узнаём истинную природу тех, кто попадает в Храм.

Хайнэ приоткрыл рот, однако задать вопрос, видимо, не решился.

— Говори, — разрешила Верховная Жрица.

— Я думал, принадлежность к стихии определяется по гороскопу, — робко заявил мальчик.

«Так оно и было, когда астрологи ещё не представляли собой то, что представляют теперь — кучку жалких, зазнавшихся лжемудрецов», — подумала Даран с досадой.

Однако сказать этого вслух она, разумеется, не могла, да и не хотела.

— Иногда случается, что это не совпадает, — ответила она вместо этого. — Поэтому мы предпочитаем удостовериться. Гороскоп, точнее, его толкователи, могут ошибаться, но коху — никогда. Она теперь принадлежит тебе, поэтому поговори с ней, дай ей имя, позволь полетать вокруг себя. Признав в тебе хозяина, она сама усядется к тебе на плечо, и после этого мы отправимся в первый зал.