— Он так прекрасен.

— Иногда народная молва не обманывает.

Иннин молчала, глядя вслед удалявшемуся Онхонто.

Да… её брат и в подмётки не годился будущему супругу принцессы, даже если бы не был изуродован болезнью.

— Я хочу присутствовать в главном зале в тот день, когда приехавшие из провинций семьи придут во дворец, чтобы выразить Светлейшей Госпоже своё почтение, — решительно сказала Иннин, повернувшись к Верховной Жрице.

«Я хочу увидеть моего брата». — Этого она вслух не произнесла.

— А почему ты считаешь, что заслужила такую честь? — пожала плечами Даран.

Подобные замечания всегда заставляли Иннин испытывать болезненное ощущение, похожее на боль от ссадины, но сейчас было всё равно.

— Потому что я твоя лучшая ученица, — без тени сомнений сказала она. — Потому что сегодня я добилась того, чего хотела, я видела прошлое, и это только начало.

Солнечный луч заскользил по лицу Даран, и на миг Иннин  показалось, что оно побледнело, но губы Верховной Жрицы улыбались.

То ли насмешливо, то ли с гордостью.

***

Церемония приёма гостей растянулась на несколько дней, и всё это время в предназначенном для визитов павильоне было не протолкнуться.

Иннин сидела в главном зале с раннего утра до позднего вечера, выслушивая однообразные слова приветствия, и отчаянно скучала, но придворным дамам приходилось ещё хуже: в своём парадном облачении и роскошных головных уборах они едва могли пошевелиться.

Больная императрица давно уже не удостаивала своим посещением ни одного важного, а уж тем более формального собрания, и вместо неё был установлен муляж, к которому и обращались, как к живому человеку, гости.

«Как же это всё-таки глупо, — думала Иннин, глядя, как вошедшие рассыпаются торжественными речами перед раскрашенной куклой. — Принцесса Таик уже несколько лет отдаёт приказания  вместо своей матери, так почему бы и гостей не принять тоже ей?»

Судя по всему, эти мысли приходили в голову не ей одной.

Пожилые матери семейств почтительно кланялись кукольной императрице, добросовестно соблюдая традицию, однако их дочери, сыновья и внуки нет-нет, да и вскидывали утомлённый взор к потолку, и красивые лица их раздражённо кривились.

«Сумасшедшая императрица слишком долго пробыла у власти. — Обронённые кем-то слова, подхваченные эхом чужих голосов, летели по коридорам дворца шёпотом невидимых теней. — Уже успело вырасти поколение, не питающее должного уважения к царственной семье и божественной крови. Это будет дорого всем нам стоить».

Впрочем, кое-кто придерживался прямо противоположного мнения.

Иннин однажды довелось услышать обрывок разговора между принцессой Таик и её наставницей, бледной Агайей, чьё лицо в обрамлении светлых волос походило на луну в туманную, призрачную ночь.

— О, не беспокойтесь, моя госпожа, — вкрадчиво шептала Агайя. — Может, они и не питают должного уважения, но это не должно вас тревожить. Всё, что занимает этих юношей и девушек — это собственные любовные приключения. Они не знают и не хотят ничего, кроме развлечений. Слово «заговор» означает для них лишь избитый поворот сюжета в какой-нибудь книге. Они не будут представлять для вас угрозы.

Рядом раздался звон гонга, возвещающий о том, что время, отведённое для визита, подошло к концу.

Старая мать ещё раз почтительно поклонилась, а во взгляде её взрослой дочери промелькнуло жадное предвкушение — теперь-то для неё и начиналось самое интересное, то, ради чего не жалко было потратить время на скучное представление в павильоне. Столько новых людей в столице, столько юных красавцев в дворцовом саду!

Сын какой-нибудь провинциальной госпожи — может быть, и не самое перспективное знакомство, но как захватывающее любовное приключение на одну ночь вполне сойдёт.

А потом, когда юноша уедет обратно, можно будет писать ему слёзоточивые письма и страдать… ах, как страдать в разлуке! Все подруги обзавидуются, и печальная история Никевии Фурасаку-младшего померкнет на фоне этой трагедии.

Вот какие мысли Иннин прочитала во взгляде юной госпожи, радостно устремившейся в сад.

На мгновение в зале воцарилась тишина, прерываемая лишь тяжкими вздохами дам, обливавшихся потом под слоями роскошных одежд.

А потом провозгласили имена новых гостей:

— Госпожа Ниси Санья с сыном.

Иннин стиснула подлокотник низкой скамьи, не отрывая взгляда от входа.

Тяжёлые двери медленно растворились, и меж ними блеснуло что-то яркое, совершенно не соответствующее по цветовой гамме убранству помещения.

В главном павильоне полным ходом шла подготовка к свадебным церемониям, и поэтому принимать гостей пришлось здесь, под сумрачными сводами огромного зала, отделанного тёмно-синим мрамором — всё великолепие ярких, расшитых золотом одежд совершенно терялось в освещении многочисленных, но почти не разгоняющих холодную темноту зала светильников.

Однако золотисто-рыжие волосы гостя, появившегося в дверях, сверкнули ярче, чем шёлковые и парчовые одежды — вероятно, всё дело было в лучах солнца, светившего прямо в западные окна коридора, расположенные напротив дверей.

За мгновение до того, как узнать вошедшего, Иннин ощутила пустоту в груди — так бывает, когда смотришь вниз с большой высоты. Так было семь с половиной лет назад, когда она спрыгнула со Срединной Стены прямо на площадь Нижнего Города… сначала всё внутри леденеет от ужаса, а потом, когда ноги уже коснулись мостовой, испытываешь облегчение, но и лёгкое разочарование, потому что всё закончилось, и исчезло головокружительное чувство неизвестности.

Хатори. Это его назвали сыном госпожи Санья.

А Хайнэ рядом с ним не было…

Впрочем, Иннин довольно быстро справилась со своими чувствами и стала внимательно разглядывать вошедших, таких знакомых-незнакомых.

Мать её почти не постарела. Осталась всё той же: лицо с едва заметными признаками макияжа, мягкая улыбка, тяжёлая чёрная коса, обёрнутая вокруг головы и закреплённая заколками в виде бабочек. Это была довольно старомодная причёска, которую в столице уже никто не делал, но к маминой ненавязчивой красоте она очень шла.

А вот Хатори, названный брат — старший или младший?.. — изменился до неузнаваемости. Мальчишка, присвоивший себе имя демона и чуть было не попавшийся на воровстве, немой оборванец с причёской простолюдина… Сейчас он выглядел, как и полагалось отпрыску знатного семейства: длинные, до пояса, волосы были  зачёсаны назад, распущены по плечам и перехвачены на лбу тонкой лентой.

И только одежда была чёрной… вся — штаны, высокие сапоги, туника длиной до середины бедра, плотно облегающая тело и подпоясанная широким кушаком. Судя по всему, Хатори получил имя Санья, однако в привилегии надевать цветную одежду во время торжественных церемоний ему было отказано, и теперь среди облачённых в шелка придворных он выглядел вороной, попавшей в сад с экзотическими птицами.

Однако, как ни странно, это ему даже шло.

Он не был слишком красив, по крайней мере, той красотой, которая ценилась в столице — чересчур высокий и не особенно хрупкий, хотя и стройный — однако отвести от него взгляд было трудно.

Хотя, возможно, всё дело было в слишком ярком, непривычном цвете волос.

«Новый указ! — вдруг вспомнила Иннин. — Так, значит, это его природный цвет… как странно».

Мать её обратилась, как и было положено, к кукольной императрице, однако Хатори даже глядеть в сторону муляжа не хотел, как будто не замечал. Неужели ему не объяснили традицию?

Взгляд его вишнёво-красных глаз, пылавших в полумраке зала, как гранаты, заскользил по придворным дамам и остановился на Иннин.

Её как будто обдало жаром, но она не подала виду.

«Вряд ли он меня узнаёт, — подумала она. — Я бы его не узнала, если бы не цвет волос».

Почти восемь лет…

Иннин вспомнила, как сажала вместе с ним зёрна в горшок, и какой тёплой была его рука, с которой она случайно соприкоснулась.