— Забавно будет, если этот Энсенте на самом деле женщина, — только и сказала Иннин, усмехнувшись.

Она уже распахнула двери, когда до неё донёсся голос сестры.

— Я ещё кое-что хотела сказать!

Иннин остановилась, не оборачиваясь.

— Да?

— Мама должна присутствовать в столице во время свадебных церемоний.

— Я знаю, и что?

— Она возьмёт с собой Хатори и Хайнэ.

Внутри что-то оборвалось.

«Как это возможно?! — вспыхнуло у Иннин в голове. — Он же, как говорят, не встаёт с постели и прячется ото всех…»

Вспыхнуло и погасло.

— Почему ты считаешь, что меня должно заинтересовать это известие? — спросила Иннин, пожав плечами. — Я не собираюсь с ними видеться. Я и с тобой вижусь только в те дни, когда меня приглашают госпожа с господином. А вовсе не потому, что в прошлом нас связывали какие-то родственные узы.

— Но ведь тебе придётся с ними увидеться… во дворце.

«Ну уж нет, — подумала Иннин. — Я что-нибудь придумаю. Отговорюсь болезнью».

— Может, и придётся, и что с того? — сказала она вслух. — Ты не обязана была меня предупреждать.

— Я думала, тебе будет интересно.

— Нет.

Не добавив больше ни слова, Иннин вышла из комнаты.

Сквозь полуоткрытые двери в спальню господина Фурасаку она увидела Марик, которая сидела на полу рядом с постелью, положив голову на локоть отца. Глаза её были закрыты, а на губах сияла такая счастливая улыбка, о которой вряд ли мог мечтать хоть один из её многочисленных возлюбленных.

Господин Никевия посмеивался и ласково гладил дочь по волосам.

Иннин попрощалась и села в экипаж.

Вернувшись во дворец, она попыталась разыскать Верховную Жрицу, однако та, как оказалась, до сих пор не вернулась.

— Госпожа во дворце Ожидания чудес, — сообщили ей.

Эти слова показались Иннин издевательством, как будто Аста Даран могла отправиться во дворец с таким названием единственно ради того, чтобы посмеяться над своей ученицей и её детскими мечтами.

А также над разочарованием, которое та испытала, обнаружив, что жизнь во дворце куда утомительнее и отнюдь не веселее, чем в далёкой провинции Арне, что никаким чудесам и никакому волшебству их не учат, а жрицы вовсе не похожи ни на Аларес Сияющую, ни на её двенадцать человеческих воплощений, давших имена двенадцати созвездиям.

Воительница, Хозяйка, Танцовщица, Волшебница, Императрица…

Они с Хайнэ родились в третьем месяце Воды, в месяц, когда солнце проходило через созвездие Целительницы.

«Я обещала вылечить его и не сдержала обещания».

Иннин в очередной раз пресекла свои мысли.

У неё больше не было брата.

К тому же, слова, которые она произнесла тогда, были лишь отговоркой, предназначенной для того, чтобы успокоить совесть.

А совести у неё тоже больше не было.

Аста Даран говорила, что это величайший дар, уготованный для них Богиней — жрица становится выше человеческих чувств и метаний, она становится выше добра и зла. Отныне и навсегда мерила законов, придуманных простыми людьми, перестают для неё существовать, и их заменяет воля Сияющей.

И всё это было бы прекрасно, вот только Иннин никогда не слышала воли Сияющей, да и вообще её слов. Вместо них были слова Верховной Жрицы.

 Карета внезапно остановилась, да так резко, что девушка ударилась затылком о заднюю стену — наверное, это следовало  воспринять как предостережение небес против крамольных мыслей.

Иннин вышла из экипажа.

Дворец Ожидания чудес был одним из двенадцати дворцов, расположенных за пределами дворцовой стены, однако относящихся к ведомству императрицы — обычно они использовались в те дни, когда кому-либо из членов правящей семьи требовалось соблюсти уединение, а в остальное время пустовали.

Вот и сейчас, пройдя через ворота, Иннин никого не увидела.

Только осень, пролетевшую над кронами деревьев и щедрой рукой разбросавшую в сочную зелень краски — пурпурные, солнечно-жёлтые, пламенно-оранжевые.

Изогнутые крыши павильона виднелись где-то вдалеке — золотились сквозь разноцветные узоры листвы и казались совсем маленькими на фоне окружающего дворец пустынного и величественного простора.

Огромный сад утопал в тишине.

Белоснежный песок на широких аллеях казался снегом, нежданно выпавшим посреди погожего осеннего дня; ни ветка, ни соринка, ни жухлый лист не портили светлый покров пятном. Больше книг на сайте кnigochei.net Это казалось бы удивительным, если бы Иннин не знала, что за дворцом следят десятки слуг-теней, слуг-призраков, невидимых и неслышимых, как и должно быть во дворце, дарящем уединение.

Где-то они были — и в то же время сейчас Иннин была абсолютно одна.

На какое-то время она позабыла о своей цели, позабыла, что собиралась искать Верховную Жрицу.

Ноги шли как будто сами собой; аллея привела Иннин к озеру.

Стоял погожий, безветренный день, и отражавшаяся в зеркальной глади воды картина казалась даже более реальной, чем окружающий пейзаж.

Бездонно синее небо, пожар алых листьев, яркие одежды женщины, стоявшей посреди беседки.

— Зачем явилась? — холодно спросила Аста Даран, не поворачивая головы.

Сдержав бурю эмоций, поднявшуюся в груди от такого тона, Иннин прошла по мосткам в плавучую беседку.

Она была уверена, что на губах Верховной Жрицы играет усмешка, однако ошиблась — лицо её оказалось совершенно спокойным, почти безмятежным.

Внезапно до безумия захотелось разозлить её.

Да что там — привести в ярость.

— Я была у твоего брата, — сказала Иннин, оставив заданный ей вопрос без ответа. — Ты помнишь о том, что у тебя есть брат?

Сказать такие слова, да ещё и назвать госпожу на «ты» было невероятным неуважением, величайшей дерзостью, но на лице Даран по-прежнему не отразилось и тени эмоций.

— Да, — просто сказала она.

Это слово поразило Иннин, уверенную в противоположном ответе, в самое сердце.

— Он тяжело болен, — сказала она дрожащим голосом.

Солгала.

И добавила, стиснув зубы:

— Тебе всё равно?!

Вокруг по-прежнему царила тишина.

На мгновение её прорезал крик птицы, парившей высоко над озером, и, как будто вторя ему, раздался плеск воды, но потом безмолвие словно вернулось в свои владения, как возвращается в берега река, побушевав во время весеннего разлива и успокоившись.

— А тебе? — негромко спросила Верховная Жрица.

Злость внезапно отпустила Иннин, уступая место бессилию.

Она оперлась на перила беседки, разглядывая в воде собственное отражение, которое так не часто приходилось видеть в обычной жизни — жрица  должна являть своим обликом совершенную красоту, однако об этом заботятся прислужницы, а самой ей не полагается интересоваться собственным внешним видом.

Даже зеркало иметь не разрешается.

— Почему ты ничему меня не учишь? — спросила Иннин безжизненно. — Пусть остальные не исполняют правила, пусть пытаются урвать у жизни и то, и это, и в результате не получают ничего, но я ведь не такая. Я сделала всё, что ты мне сказала, пусть даже мне было больно. И что я получила взамен?

— А почему я должна тебя учить? — был ответ.

Иннин непонимающе вскинула голову.

— Если кто-то очень хочет что-то получить, то он приходит и берёт это. — Голос Верховной Жрицы был всё таким же негромким и терпеливым. — Принесённые жертвы не являются гарантией приобретения, они всего лишь открывают ворота. Но прийти и взять ты должна сама. Те, кто ждут, что их чему-то научу я, будут ждать этого до конца жизни, и это их самая большая ошибка. Но ты права, они не делают даже необходимых вещей, и поэтому я не скажу им об этом. А тебе сказала.

Иннин потрясённо опустила голову.

Почему-то вспомнилась девочка на площади, которую она увидела восемь лет назад.

Девочка, которая научилась всему без учителей…

«Я сама во всём виновата. — У отражения в воде искривилось лицо. — Я бездарна. За столько лет я не смогла понять даже такой простой вещи».