Причем ее согласие никого не интересовало. Девушку просто поставили в известность, что через полгода свадьба. Люсиль попыталась продать мастерскую и уехать. Но женишок запугал всех в округе, и от нее шарахались как от чумной. И тут судьба привела на ее порог несколько странных посетительниц. И все вроде наладилось, за работу платили по справедливости, и главное — по-доброму относились к Марине. Люсиль уже решила попроситься с цирком в путешествие по прериям, как украли девочек, и она заметалась от испуга. Сбежала, не прощаясь, не обращая внимания на слезы сестры. Сбежала прямо в ловушку, устроенную «женихом», и если бы не подруга цветочница, сумевшая перехватить и предупредить, угодила бы точно, как кур в ощип.

Люсиль закончила свой рассказ, и над столом какое-то время повисло молчание.

— Как врач, могу предположить, что в бесплодии жен виноват сам мужчина, — нарушил тишину Ло. Лейтенант удивленно вскинул брови. — Такое встречается довольно часто, стоит мальчику переболеть в детстве, например, свинкой, и о детях можно забыть. Далеко не всегда, конечно. Все зависит от тяжести протекания болезни, — продолжил ликбез командир.

— А бить женщин зачем? — возмутилась Эни.

— Битие жены не является криминальным преступлением, — холодно пояснил девушке полицейский. — Муж является полновластным хозяином жены.

— Вот, а говорят, рабство отменили! — Эни стала пунцовой от возмущения.

— Женщина априори не обладает достаточным умом, чтобы вести дела самостоятельно, — как о само собой разумеющемся сообщил полицейский.

— Почему-то я уже два года самостоятельно веду дела и еще не разорилась. И если бы не этот мужчина, дальше бы спокойно жила, — слово «мужчина» Люсиль произнесла с невыразимой смесью презрения и гадливости. Потом вдруг смело посмотрела в глаза лейтенанту и поинтересовалась. — А если вашу дочь, когда она выйдет замуж, будет избивать муж, вы так же спокойно пожмете плечами?

— Пусть только попробует!

— Ну вот, опять двойной стандарт, — усмехнулся Николас. — Если папа капитан полиции, а я думаю, к тому времени вы им обязательно станете, то его дочь трогать не моги. А если женщина сирота, то ее можно замордовать до смерти. И убийством это считаться не будет.

— Мистер Ротрок, я не совсем это имел в виду.

— Вы сказали то, что сказали, сэр. Женщины глупы и безмозглы априори.

Только вас лично воспитывали женщины, сначала матушка и няня, а потом гувернантка. Как же вы доверяете воспитание сыновей неполноценным существам? — голос Марьи был весьма холоден, все ее дружелюбие куда-то испарилось. — Но я хотела бы поставить вас в известность, что Люсиль под венец пойдет только по доброй воле. Никакого принуждения мы не допустим.

Лейтенант посмотрел на ставшие холодно-вежливыми лица, коротко кивнул, соглашаясь, и поспешил откланяться. Провожал полицейского до служебной пролетки только Невс, ради этого выбравшийся из-под стола. Проследил рыжим взглядом за отбытием гостя, неодобрительно мявкнув вслед, и гребанул задними ногами. Почему-то именно это задело лейтенанта больше всего.

— Итак, Люсиль, ты остаешься в городе или все же едешь с нами? — Марья решила внести ясность в ситуацию.

— С вами, мне тут оставаться нельзя, — девушка грустно понурилась.

— А вот расстраиваешься ты дочка зря, — взяла слово Зара. — Вспомни, я тебе нагадала спасение от напасти и дальнюю дорогу?

— И перемену в жизни, — радостно заулыбалась Марина, подумала и добавила нараспев. — И тре-во-фо-го короля. А Робин тревофый король? Он мне очень нравитсяяя.

Брат и сестра Лонг, так звучала фамилия столь не похожих друг на друга родственников, откланявшись, ушли восвояси, дабы не мешать бурной деятельности хозяев. Марья сбегала в палатку, достала из коробки шитую шелком шаль и одарила ею Шон Ю. Девушка сначала взвизгнула от восторга, а потом спрятала руки за спину и замоталаголовой.

— Мы не можем принять столько дорогой подарок… — начал, кланяясь, Кианг Шуй.

— Так, ребята, у меня нет времени с вами препираться! — Марья накинула шаль на плечи Шон. — Моя вещь, кому хочу, тому дарю! Помахала на прощание рукой и побежала к готовому отъехать фургону.

Цирковой фургон, хоть и давненько некрашенный, но запряженный парой кобов, произвел фурор в русском квартале. Мальчишки бежали стайкой, показывая пальцами на лошадей с белыми метелками на ногах и шикарными гривами, на Сонка, с каменным выражением лица, сидящего на козлах. Прохожие тоже с любопытством смотрели вслед фургону, а когда он свернул и остановился у лавочки Люсиль, быстро собрались зеваки. Но, приехавшие с хозяйкой четверо мужчин и дама, в которой кое-кто узнал странную посетительницу, совсем не обращали внимания на собравшихся.

— М-да, как говорится, чистенько, но бедненько — оценил Оле спартанскую обстановку в жилой части мастерской. Вслух, конечно, никто ничего не сказал, но Люсиль и так все поняла.

Модистка, вздохнула, и объяснила, что оставила только мебель, сделанную руками отца для мамы, а остальное пришлось продать. Пристальное внимание женишка разогнало почти всех клиентов. Массивный комод, небольшой сервант, туалетный столик с зеркалом в резной раме да этажерка для книг с витыми столбиками, вот и вся мебель. Даже матрацы лежали на полу, а место, где стоял большой платяной шкаф, выделялось ярким пятном на обоях.

Куда что ставить показывал пальцем молодой индеец. К удивлению девушки, вся мебель выглядела так, словно всю жизнь стояла в этом фургоне. Да что там стояла! Как будто ее делали для этого фургона.

Рулоны тканей, уложили в одну кровать-сундук, и они заняли едва ли половину, а носильные вещи, и постельное белье, и перину с одеялами — в другую. Особенно тщательно Люсиль упаковала тонкий чайный сервиз, еще мамино приданое, и перевязала коробку лентой, до лучших времен.

Последним погрузили манекен-болванку, утыканный швейными булавками, и как шлейфом укутанный гардинами с витрины. Работали быстро, но все вещи за первую ходку забрать не удалось. Места в фургоне было еще достаточно, а вот времени совсем мало. Перед вечерним представлением обязательно нужно отдохнуть всем артистам, включая четвероногих.

Вечернее представление прошло без особых накладок. Только какой-то молодой человек, прямо во время номера, вдруг бросил в Марью небольшим мячом. Женщина поймала мяч и чисто автоматически отправила его назад хозяину. А вот он поймать маленький снаряд не смог и его пенсне доставали из соседнего ряда.

— Завтра готовься ловить много всего разного, — выдал прогноз Джонатан. Кажется, все решили, что это наш трюк.

— Идиоты просто напуганные! — согласилась Марья.

За ужином Федор, вдруг стукнул ладонью по столу и сердито спросил.

— Вот почему вы Цагелю верите, что он не виноват?! И что хотел добра, — на этом слове старик просто подавился. — Это надо же — добра! Моим внукам!

— Мистер Федор, — Ло вздохнул. — Мы говорили вам о наших способностях, но, кажется, вы нам не поверили. Мы чувствуем, правду человек говорит или врет. Весел ли он на самом деле, или только притворяется таковым. Цагель не врал. Вот, например, мама Ида почему-то нервничает при виде нашего саксофониста. Правда, по какому поводу не знаю.

А Зара сейчас мается…

— А? Что я?! — цыганка встрепенулась и часто заморгала, как будто ее только что разбудили.

— Боится и очень сомневается, но высказаться ей хочется нестерпимо, — договорил командир.

— Ты, клоун, помолчал бы, чувствует он! — Федор опять наливался раздражением.

— Мистер Федор, остаться или уйти — ваш выбор. Но убеждать вас в чем-то мы не намерены, как и слушать оскорбления. — Николас холодно кивнул и повернулся к гадалке.

— Зара, что тебя так тревожит? — Ник перешел на «ты», и это простое обращение вдруг исключило Федора из круга доверия. Зара вздохнула, но смолчала.

— Мейделе, Зара! Ну шо тебе надо приставить пистолета до лоба, шобы ты сказала? — возмутился Изя. — Так тут усе свои, шобы ты знала!

— Я гадала на пожар, как на клиента, — наконец решилась Зара, но, увидев удивление на лицах, тут же сдала советчицу. — Мне Марья посоветовала!