Литмир - Электронная Библиотека

Я сейчас Макс, вынужден, усиленно скрепя, моим отсутствующим сердцем, согласиться со следующими двумя правилами, восточного мудреца. Он сказал - Первое: Настоящий мужчина, всегда должен делать то, что говорит женщина. Второе: Мужчина должен отличать Настоящую женщину, от тупой шлюхи...-Хотя, и я, тоже должен сказать..., что всё, что я тебе сейчас понаплёл и понарасказывал..., абсолютно ничего не стоит и ровным счётом, ничего не значит! Как впрочем дорогой ты мой..., и всё остальное, в вашей пустой и никчёмной жизни! Да..., а ты крестик мой, ещё, не потерял...!? Смотри у меня, дружище...! Не балуй...!" - вдруг совсем неожиданно для Максима, толи как-то весело, толи очень строго, спросило это странное существо в чёрном плаще, и не дожидаясь ответа на свой вопрос, исчезло, как будто его, никогда, и не было вовсе.

Максим лежал и думал своей ещё не вполне здоровой головой: - "Привиделось мне это, что ли...? Хотя всё равно было жутковато. Да и не мудрено всё это.... Так шандарахнуться, как я, и не такое пригрезиться может. И он ещё спросил про какой-то его крестик! Неужто этот, и тот давний "он", или "оно", из моих детских снов, один и тот же персонаж!? Ну и дела...! А ведь крестик его, который он мне тогда дал, я действительно давно уже где-то потерял. В одном из моих прежних, часто непонятных, для меня самого снов".

= = =

И в этот раз, хотя и с большим трудом, Максим всё же выкарабкался. Сердце более, или менее, заработало нормально. Кости потихоньку срастались.

Затем, полтора месяца, он пролежал только на одной спине, лёжа без какого-либо движения на койке. И опять выкарабкался. Здоровый пока ещё организм победил.

В это время, к нему в больницу приходило много друзей и знакомых. Приехала из Каменска мама Максима, Зинаида Семёновна. Обнимала его, плакала и подолгу смотрела на сына. Ольга в первое время, почти неотлучно находилась рядом с Максимом. Не пришла в больницу только Инна. Вернее пришла один раз, увидела там Ольгу и больше не приходила совсем. Кстати говоря, Ольга, через какое-то время тоже куда-то пропала. Видно были свои, неотложные дела.... А может ещё чего-нибудь! Кто его знает...!? Женщина всё-таки...! Загадка...!

Максима поместили в двухместную палату. Ему быстро провели телефон, так называемую "воздушку", который стоял на тумбочке, рядом с кроватью. Связь с миром имелась в наличии, хотя ею Максим пользовался очень своеобразно. Поскольку он не мог даже хоть как-то повернуться из-за сломанных рёбер и ног, ему нужный номер набирал мальчик Коля, лет четырнадцати, который лежал в этой же палате с переломом левой руки. Этот мальчик Коля смотрел на Максима, как на героя и был рад выполнить любую его просьбу. Чем Максим и пользовался в полной мере....

Уколов Максиму в этот раз было сделано более чем достаточно, и без какого-либо его согласия на это. За всю его жизнь врачи отыгрались на нём сполна. Эти шприцы, как легкоатлет копья, медсёстры метали в него почти, что от входных дверей, при входе в палату. Копьё, "прилетев", вонзалось в тело Максима. На месте укола, когда шприц вынимали, появлялась маленькая, как бусинка, алая капелька крови. Максим терпел и молчал. Он не мог сопротивляться, он, пока ещё не был способен, даже просто пошевелиться. Лежал как деревянная колода без движения и молча всё терпел и только усиленно, от злости сопел носом.

Но это было недолго. Через неделю Максим уже довольно свободно двигал руками. Колоть стали реже. Если он не делал резких движений, которые отзывались острой болью во всём теле, то всё было терпимо. Ну, а вот руки то, нужны были Максиму, как воздух.

В палату часто, по делу и просто так, заходила одна медсестра. Звали её Катя Курочкина. Ей Максим нравился. Он это чувствовал. Ещё с того самого первого дня, когда она везла почитай полностью голого Максима на медицинской каталке, делать рентген, практически почти, всех частей его тела....

Катя садилась к Максиму на кровать и с присущей только женщине жалостью и состраданием гладила его руки, грудь, лицо. И при этом нежно и ласково смотрела Максиму в глаза....

Максим от Кати не отставал, и запускал свои шаловливые ручонки куда хотел. Катя не возражала.... Ведь Максим в его положении, мог действовать только лишь руками и ни чем больше. - "Пусть себе порезвиться немощный красавчик, от меня не убудет, а ему это в радость..." - наверное, так, или примерно так, думала Катя.

Когда Максим уже начал передвигаться, вначале по палате на костылях, а чуть позже и по больничному коридору, он стал доползать и до процедурной комнаты, где частенько находилась Катя. Особенно в её ночные дежурства. И здесь он, как заправский циркач, на костылях, в медицинских подвязках и подпорках, умудрялся отлюбить Катюшу, иногда приглушенно вскрикивая от боли в ещё неокрепшем теле, вызванной каким-то резким движением. Потом обессиленный припадал к её груди и долго безмолвно так лежал. Катя его ничем не донимала, а только молча гладила Максима по голове. Наверное, жалела....

А "разнарядка" в Бухту Проведения, пока Максим валялся в больнице, от него "убежала...", к какому-то другому офицеру. Ему повезло, а Максиму вот нет.

Но Максим всё же вырвался на Север. Вырвался в гордом одиночестве....

Квартиру он переписал на Инну, ложки и вилки делить не стал..., (наверное из-за своей непобедимой лени...) забрал только свою шинель, удостоверение личности офицера..., и уехал на неведомый ему Дальний Восток. Сыновья остались с Инной.

И вот сейчас, наш разудалый Максим, налегке, без жены и детей, без друзей и даже просто без товарищей, покидал Северный Кавказ. Покидал его надолго....

И, скорее всего, именно по этой причине, что было, в общем- то вполне понятно, естественно и закономерно, в этот, не самый лучший момент своей грустной, и уже не редко основательно запутанной, и частенько не очень-то лёгкой жизни..., у него на Душе, лежала, какая-то непонятная ему тяжесть.

И она лежала на ней, как огромная, или даже проще и вернее будет сказать, как необъёмно-здоровущая железная колода, или наковальня. И вроде бы как, она была ещё пока живая..., и даже иногда звонкая, но для него для Максима, эта колода, сильно напоминала обыкновенные кандалы на его ногах..., и она была очень неприятная и холодная, и абсолютно неподъёмная.

И эта колода-кандалы-наковальня, своим огромным, чудовищным весом, придавливала её, эту самую, очень уставшую Душу Максима, почти аж до самой матушки Земли.

Максим нёс, а вернее, он с большим трудом, тащил по кривым, скользким и смертельно опасным тропинкам, этой запутанной, жестокой и зачастую абсолютно несправедливой Жизни, свой Крест, который до режущей боли, не только в кровь растирал его руки, но и его уставшее к этому времени, беспокойное сердце.

= = =

Часть четвёртая.

"ДАЛЬНИЙ ВОСТОК". (Служба. Жизнь. Тягостные Раздумья Максима).

Мы готовы всегда, свою долю ругать...

Причитанье и плачь языка, не унять!

Если с ним совладать мы ничтожным Не можем...!

Разве в силах хоть что-то, мы в жизни понять!?

Максим.

112
{"b":"597270","o":1}