Эстель Маскейм
Я говорил, что люблю тебя?
Эта книга с самой первой буквы посвящается моим читателям. Потому что она не моя – она наша
© Крутова Н., перевод на русский язык, 2017
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
1
Все книги и фильмы убеждали меня, что Лос-Анджелес – потрясающий город, с потрясающими людьми и с потрясающими пляжами. Поэтому я, как и любая девчонка на планете, мечтала побывать в «Золотом штате». Я так и представляла себе, как однажды пробегусь по белоснежному песку Венис-бич, как прикоснусь к мемориальным звездам любимых артистов на «Аллее славы», как поднимусь на Голливудский холм и, встав над надписью «Hollywood», с чарующей высоты окину взглядом прекрасный город.
Это лишь малая толика того, что я – начинающий турист – себе наметила.
Не вынимая из уха наушник – музыка мне ничуть не мешала, – я сосредоточилась на багажной ленте. Пассажиры окружили ее плотным кольцом, и я едва нашла маленький просвет, чтобы сквозь толпу пробиться поближе. Вокруг толкались, то и дело слышалось: «Вон тот – наш! Снимай быстрей!» – «Да это же чужой!» Пробежавшись глазами по ленте, я выхватила взглядом чемодан цвета хаки с накорябанной сбоку надписью – строчкой из песни, и, дождавшись, когда он со мной поравняется, за ручку стащила чемодан с транспортера.
– Я здесь! – донесся знакомый голос. У отца очень колоритный бас; хотя его и приглушала звучащая в наушниках музыка, не среагировать на этот бас практически невозможно. Да и в любом случае я узнала бы его голос – слишком болезненно он во мне отзывался.
Когда мама осторожно сказала, что отец хочет взять меня к себе на каникулы, мы с ней только посмеялись – ничего более идиотского я в жизни не слыхивала!
– Даже не приближайся к нему! – каждый день твердила мама. Целых три года от отца не было ни слуху ни духу, а тут на тебе, объявился! И нет бы начать с малого: звонить время от времени, интересоваться моими проблемами… он сразу взял быка за рога – ждет меня к себе в гости! Мама была категорически против. Она считала, что такого подарка отец не заслужил. Говорила, что невозможно повернуть время вспять. Но отец не сдавался, настойчиво убеждая меня, что нет места лучше Южной Калифорнии. Какая муха его вдруг укусила – ума не приложу. Скорее всего, он решил вернуть мое расположение, которого лишился, когда нас бросил.
Неожиданно для самой себя я в конце концов уступила и, позвонив отцу, объявила, что приеду. Только не подумайте, что я пожалела отца – он тут вообще ни при чем. Просто захотелось в жаркое лето на модный пляж, а еще – влюбиться в мускулистого загорелого парня: какого-нибудь манекенщика из Abercrombie & Fitch. Кроме того, у меня были еще и личные причины сместиться на полторы тысячи километров южнее Портленда.
Понятно, что я не особо горела желанием увидеться с приближающимся ко мне человеком.
За три года многое изменилось: я стала почти на треть выше, у отца в волосах появились седые пряди, а главное, три года назад нам не было так неловко друг с другом.
Чтобы как-то замаскировать негативные чувства, я старалась улыбаться. Улыбка всегда помогает избежать лишних вопросов.
– Ого, какая ты стала! Нет слов! – покачивая головой, произнес отец, будто не в силах поверить в то, что я изменилась с тринадцати лет. Тоже мне, открытие! Он что, ждал, что в шестнадцать я буду выглядеть так же, как и несколько лет назад, когда он в последний раз меня видел?
– Ну да, – согласилась я и, потянувшись к уху, вытащила наушник. Провода закачались в руке, слух уловил слабые отголоски продолжающей звучать музыки.
– Иден, как же я по тебе соскучился! – признался отец. Наверное, в этот момент я должна была растаять от счастья – отец, который меня бросил, оказывается, соскучился! – и, кинувшись в радостной эйфории ему на шею, немедленно простить его раз и навсегда. Ну уж нет! Не дождется! Мое прощение надо еще заслужить!
Впрочем, если я собираюсь жить у него целых два месяца, стоит все-таки быть с ним поласковей.
– Я тоже соскучилась, – смягчилась я.
Лицо отца просветлело, от улыбки на щеках выступили круглые ямочки – у меня они почему-то всегда ассоциировались с норками, которые пробуравливает в земле крот.
– Давай сюда. – Отец взял у меня из рук чемодан и, выдвинув ручку, поставил его на колесики.
Мы направились к выходу из Международного аэропорта Лос-Анджелеса. Всю дорогу я пытливо озиралась по сторонам, надеясь, что где-нибудь мелькнет кинозвезда или модель, но никого так и не высмотрела.
На улице в лицо сразу же ударил теплый воздух. Пока мы шли по пространной автостоянке, солнце пощипывало кожу, легкий ветер развевал волосы. Хотя по практически ясному небу все-таки плыло несколько облаков.
– Я думала, здесь гораздо жарче, – заметила я, раздосадованная тем, что, вопреки расхожему мнению, в Калифорнии все-таки бывают и ветры, и облака, и дожди. Я даже представить себе не могла, что в унылом Портленде летом иногда теплее, чем в Лос-Анджелесе. Вот это да! Каким бы дурацким Орегон ни был, я, будь моя воля, сейчас с удовольствием вернулась бы домой.
– А по-моему, довольно жарко, – ответил отец и виновато пожал плечами, словно оправдываясь за погоду. Наблюдая за ним исподтишка, я отметила, что он, вымучивая из себя слова, начинает потихоньку злиться. Разговор никак не клеился.
Мы остановились около черного «лексуса», и отец поставил чемодан. В нерешительности я уставилась на блестящую поверхность автомобиля. До развода они с мамой ездили на подержанном «вольво», который ломался минимум раз в месяц, да и то если повезет. Отец наверняка сейчас гораздо больше зарабатывает, но, думаю, уже тогда он сознательно на нас не тратился. Не заслужили…
– Садись, открыто, – кивнув на «лексус», сказал отец, поднял багажник и засунул туда чемодан.
Я обошла машину справа, сняла рюкзак, потянула на себя ручку двери и нырнула внутрь. Кожаная обивка сиденья обожгла голые ляжки. Какое-то время я молча ждала, пока отец устроится на своем месте. Он завел двигатель и, выруливая со стоянки, в очередной раз попытался вовлечь меня в беседу:
– Ну, рассказывай, как долетела?
– Хорошо. – Пристегнувшись, я тупо уставилась перед собой. В лобовое стекло било солнце, поэтому пришлось достать из лежащего на коленях рюкзака темные очки. Надев их, я глубоко вздохнула.
Отец набрал в легкие воздуха и, непроизвольно сглотнув от волнения, спросил:
– А как мама?
– Блестяще, – задорно ответила я – уж очень мне хотелось, чтобы отец не думал, будто на нем свет клином сошелся. Вообще-то у мамы все нормально. Может, и не блестяще, но и не плохо. Все эти годы она пытается себя убедить, что обрела бесценный опыт. Считает, что развод прибавил ей как оптимизма, так и мозгов, однако, по-моему, развод принес ей только ненависть к мужчинам. – Лучше всех!
Отец кивнул и тверже взялся за руль, потому что мы свернули из аэропорта на бульвар: многополосную трассу с интенсивным движением. Машины ехали довольно быстро, словно состязаясь, кто кого перегонит. Вокруг простиралось открытое пространство: ни тебе узких, вздымающихся ввысь небоскребов, как в Нью-Йорке, ни окаймляющих дорогу деревьев, как в моем родном Портленде. Из всего, что я видела, глаз порадовали только пальмы – я наконец убедилась, что они действительно существуют. Где-то в глубине души у меня всегда таились сомнения, не вымысел ли они.
Впереди над каждой полосой появились таблички, указывающие на близлежащие районы и города. Но мы мчались с такой скоростью, что я не успела толком ничего прочесть. Молчание затягивалось. Отец прокашлялся и снова попытался завязать разговор.
– Тебе обязательно понравится Санта-Моника. – Он улыбнулся. – Удивительный город!
– Да, я кое-что о нем почитала, – ответила я. Пока что Лос-Анджелес не казался мне таким уж фееричным, как на фотках в интернете. – Это ведь в Санта-Монике тот навороченный пирс?