Литмир - Электронная Библиотека

Что именно вас настораживало?

– В послании к Президиуму ВСЕХБ меня поражал грубый тон, в котором написано было это обращение. Это было не братское увещание, в котором должна была быть «любовь от чистого сердца», как написано, а обвинительная речь на суде с угрозой и с заранее вынесенным приговором. Таким языком не диалог с братьями ведут, а предъявляют ультиматум побежденному и не сдающемуся врагу. Это напоминало Петра с мечом, отрубающим ухо рабу. В посланиях же ко всем церквам евангельских христиан-баптистов в СССР раскрывалась нагота ВСЕХБ перед духовными младенцами церквей и перед всем миром. Открывать, как я понимал в то время, нужно было отступление ВСЕХБ, но не так, как делал это средний сын Ноя. Мы, например, боролись в Казани с уполномоченными и КГБ, но не воевали с самими братьями ВСЕХБ. Не ставили знак равенства между теми и другими. Одни были палачами, а другие – их жертвами. Работники ВСЕХБ, хотя и оказались в сетях страха и утратили веру во всемогущество Божие, всё-таки являлись нашими братьями и, более того, – служителями. Давид же не поднимал руки своей на помазанника Божия – Саула! Поэтому мы и говорили с ними как с братьями и наши взаимоотношения не выносили на суд миру. Разделение в Казани мы рассматривали как временное явление, когда нам, буквально изгнанным, ничего не оставалось делать, как собираться отдельно. Мы писали письма во ВСЕХБ, собирали подписи, сами ездили в Москву, чего-то добивались, но и видели, что от ВСЕХБ мало что зависело. Они были совершенно бессильны и бесправны. Здесь действовала иная, могущественная система подавления, сломать которую ни они, ни мы и никто другой в то время был не в силах. Нам, братьям, оставалось только пытаться не уходить далеко друг от друга, не ставить точку на отделении, держать сердца для диалога открытыми, молиться и верить, что скоро взойдет желанное солнце свободы, и тогда лед, который на реке среди зимы не тронешь никакими усилиями, сам тронется, и его уже не остановишь. Будут созываться съезды, братья осознают свои ошибки, и все станет на свое место. Ведь есть же Господь? А братство евангельских христиан-баптистов должно быть единым. Я был так воспитан.

Вот с такими, может быть, по-детски наивными убеждениями, читал я первые послания Инициативной группы, в которых явно просматривался курс на разделение. Мы пережили в Казани страшную трагедию разделения, и я боялся, что такая разруха пойдет по всем церквам, что, собственно говоря, вскоре и случилось. Поэтому, естественно, я не мог полностью разделять и поддерживать это новое движение.

Однако в 1965 году, как вы сказали, вы полностью согласились с курсом Совета Церквей и активно включились в его работу?

– Согласился, но не совсем. Движение Инициативной группы к тому времени стабилизовалось и приняло окончательную форму Совета Церквей евангельских христиан-баптистов и мне пришлось вписываться в его работу. Сохраняя, разумеется, за собой право оставаться самим собою и жить не коллективным, чужим, а своим умом и иметь по всем вопросам собственные, независимые от других суждения. Это создавало в работе немалые трудности, как для меня, так и для других.

Что больше всего расположило вас к Совету Церквей?

– Прежде всего, сам смысл и цель этого движения – духовное пробуждение народа Божия и отделение от мира, в чем так нуждались все общины. Во-вторых, это мужество и жертвенность братьев, готовность идти за дело Божие на любые лишения. Они первые за всю историю советского государства смело и громко на весь мир заявили о себе: мы – не рабы и Церковь Иисуса Христа – не служанка у господ этого мира. Конечно, за все это братьям пришлось дорого платить, и они платили свободой, семьями и жизнью. Такую жертвенность я видел только в братьях старого Союза баптистов в 1930-е годы и в своем отце. Когда его последний раз вызывали в Новосибирский НКВД и продержали там всю ночь, склоняя «навести порядок в своей общине», т. е. удалить из хора молодежь, запретить детям посещать собрания, отстранить некоторых проповедников от проповеди и т. д. Иначе, говорили они, пеняй на себя, мы тебя последний раз предупреждаем. Кто будет кормить твоих детей? Тогда отец ответил им:

– Молодежь в хоре вам не мешает. Это – наше будущее. Дети ходят на собрание с родителями, и я не имею права запретить им. Проповедников поставил на проповедь не я, а Господь, и ни мне отстранять их. Что касается моих детей, то и о них прошу не беспокоиться. У них есть Отец на небесах, и Он лучше меня прокормит и воспитает их. Я Ему вполне доверяю. Я – раб Христа. Если Господин мой пожелает переселить раба Своего в другое место, то кто я, чтобы возражать Ему? Имеет ли раб на это право? Не должен ли он сказать: да будет воля Твоя?

– Эх, Федя, Федя! Тебе добра желаешь, а ты? Ну, теперь держись…

– Прошу не угрожать мне. Я готов хоть сейчас! Вот, на мне тужурка! – ответил отец.

Подобное мужество и доверие Богу я увидел и в братьях Совета Церквей, что вполне отвечало моим убеждениям и настрою с детства. Это вдохновило меня на совместный с ними труд и на последующие тяжелые узы.

И все же в дальнейшем ваши пути с Советом Церквей разошлись? Были на это какие-то серьезные причины?

– Всякое, даже самое живое и самое глубокое реформаторское движение в народе Божием, как показала история средних веков (на примере анабаптизма и других протестантских течений), само нуждается в постоянном реформировании и проверке – не отступает ли оно от Слова Божия и от тех первоначальных принципов, которые были положены в основание этого движения. В противном случае, движение будет костенеть и принимать такие уродливые формы, что от него начнут отходить многие трезво мыслящие души и откалываться целые слои боящихся Бога людей.

Что касается мужества и жертвенности братьев Совета Церквей, то скажу, что, к сожалению, какими бы великими и драгоценными эти качества в нас не были, сами по себе они еще ничего не решают, если не будут вдохновляемы настоящей любовью Христовой.

А разве жертвенность и готовность умереть за других не свидетельствуют о пребывании в сердце любви Христовой? Ведь Сам Иисус сказал: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан. 15:13)?

– Видите ли, жертвенность не всегда измеряется любовью, а любовь – жертвенностью. Апостол Павел говорил: «Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, то нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13:3).

Помню, когда-то читал, как Петр I, проводя реформы, посылал своих опричников в отдаленные уголки России приобщать к культурной жизни староверов. Некоторые раскольники, узнав об этом, заколачивали себя и семьи свои в срубы и поджигали их. Опричники слышали доносившиеся до них сквозь пламя ругательства и проклятия. На празднике 130-летнего юбилея братства евангельских христиан-баптистов к нам на кафедру поступила записка от молодых, недавно принявших крещение членов. Они спрашивали: «Объясните причину разделения и покажите, в чем состоит наша вина? Почему отделенные нас так ненавидят?»

Нас часто спрашивают, почему нелюбовь отделенных братьев и сестер нам приходится испытывать на себе до сих пор? При встречах с ними ни у кого из них не увидишь светлого взгляда, не услышишь в ответ братского приветствия, а если и услышишь, то лишь «здравствуйте». Особенно со стороны руководителей. Как будто они проходят специальную школу. При посещении нашими верующими их собраний (мы своим членам этого не запрещаем, а их члены у нас не бывают), они всячески дают понять, что мы для них не родные и что у них Церковь Христова, а мы идем в погибель.

3
{"b":"597240","o":1}