— В этом нет необходимости, — Марк ткнул локтем мужчину. — Моника, это мои братья. Это Рид и Себастьян, а это моя мама — Коррин. С Кэйтлинн и Уокером ты уже встречалась, как и с моим отцом. А этот человек, которого ты видела сегодня, мой брат — Хан. И он очень сожалеет за произошедший инцидент.

— Возможно, я слишком остро отреагировала. Я бы действительно хотела сейчас уехать, пожалуйста, — Престон обвела всех взглядом, когда они, как один, устремили свой взор на Хана. — С этим какая-то проблема?

— Это ты скажи, — Кэйтлинн, встав, подошла к ней, продолжив: — Они все идиоты. Давай же. Коррин приготовила для тебя суп. Эти парни уже уходят. И, если ты, Хан, ничего не хочешь нам сказать, то тоже можешь уходить.

Он выглядел так, будто хотел сказать достаточно многое, но только покачал головой. Когда другие прошли мимо неё, они либо кивали ей, либо просто улыбались. Монике казалось, что чего-то не хватает, но, когда Хан повернулся и посмотрел на неё, Престон отвернулась. Ей приходилось постоянно напоминать себе, что этот мужчина не хочет её.

Суп был тёплым и очень хорошим на вкус. Когда Уокер вошёл и попросил позволить ему осмотреть её, Моника заметила, что он старался не прикасаться к ней. Даже когда девушка начала пошатываться, когда тот попросил её встать. Но, после того, как доктор попросил её подождать пару минут, прежде чем ушёл, она посмотрела на Кэйтлинн и Коррин. Моника не была уверена, но могла бы поспорить, что эти двое что-то задумали. Даже после того, как Уокер вышел из комнаты, Моника всё ещё продолжила стоять.

— Мне нужно вернуться обратно, пожалуйста. Я не уверена, в том, что здесь происходит, но я знаю, что это имеет место быть, — Коррин кивнула, посмотрев на Кэйтлинн. — Я ранена, а не глупа. Объясните мне.

— Ты никуда не уедешь.

Моника оглянулась на Хана.

— Ты пойдёшь либо в мой дом, либо к моим родителям. Я бы предпочёл последнее, но…

— Я не пойду ни туда, ни туда. Я пойду только туда, куда сама сочту нужным, с твоего разрешения, или нет. — Хан приблизился к ней, и Моника заняла позицию поудобнее. — Ты хам, и ты мне не нравишься.

— Что же, мне всё равно, что ты чувствуешь. С этого момента, и пока ты не поправишься, ты будешь слушаться меня. А теперь садись, пока не упала.

Моника оглянулась, отметив, что обе женщины покинули комнату.

— Я сказал тебе сесть.

С Моники было достаточно. Подойдя к мужчине, она, сорвавшись, ударила его в грудь, оттолкнув к стене. Девушка ненавидела повышать голос, но чаша её терпения была переполнена.

— Послушай, ты, испорченный переросший избалованный ребёнок, я тебе не дитя или ненавистная тебе собачонка. Я — человек, настоящий живой человек, у которого есть мозги, и он умеет ими пользоваться. — Она остановилась, понимая, что и он на грани. — Ты не мой начальник, не мой хозяин, и я не собираюсь мириться с таким твоим отношением. Я ухожу из этого дома прямо сейчас, и, если ты когда-либо приблизишься ко мне, или будешь разговаривать в том же тоне, что и раньше — я куплю оружие, и использую его на тебе.

Когда Хан не пошевелился, Моника не сдержала низкого рычания. Она не делала так с детства, научившись этому от соседской кошки. Её мать ненавидела это, и девушке пришлось прекратить, если она не хотела остаться в своей комнате без ужина.

— Ты закончила?

Подняв на него взгляд, Моника увидела, что он… веселиться? Это было в его глазах. Вместо ответа, Престон молча развернулась на своих каблуках, направившись к двери. Она уже почти добралась до своей цели, когда мужчина перехватил её сзади.

Моника не хотела кричать. Но, когда Хан прикоснулся к её сломанным рёбрам, она не смогла ничего с этим поделать. В комнату тут же вбежали люди, а она едва смогла сделать вдох. Когда один из них прикрикнул на Хана, чтобы тот отпустил её, кто-то другой сказал вынести её на улицу. И внезапно Престон обнаружила себя в объятьях Хана на холоде.

— Дыши, — проговорил он.

Моника посмотрела на него, попытавшись сделать вдох. Когда он повторил это ещё четыре раза, она накинулась на него:

— Я пытаюсь, чёрт побери. Ты можешь перестать приказывать мне? — Услышав смех, девушка, подняв свой взгляд, увидела Уокера. — Мне больно.

— Я знаю, дорогая. Тебе нужно вернуться обратно, и я посмотрю, не повредила ли ты что-то ещё. Не думаю, что это так, но не хочу рисковать.

Хан придерживал её, пока они поднимались вверх по лестнице. Престон пыталась не прикасаться к нему, но её никогда не носили так раньше, и она подумала, что это приятно. Когда мужчина уложил её на кровать, девушка заметила, что та была застелена, а в комнате убрано. Не то, чтобы она оставила после себя беспорядок, не считая полотенца на полу, но ей было не под силу наклониться и поднять его.

— Положи её здесь, Хан, — мужчина осторожно выполнил указания Уокера. — Мне нужно сделать это, если ты хочешь уйти…

— Я не уйду. Ты можешь попытаться заставить меня это сделать, но я никуда не уйду, — Хан оглянулся вокруг, прежде, чем вновь посмотрел на брата. — Я не могу её оставить. Не с тобой, и не здесь.

Уокер кивнул, приблизившись к пострадавшей. Когда доктор стал приподымать её рубашку, они оба услышали низкое рычание, и не удержались, чтобы не посмотреть на Хана.

— Прости. Я могу справиться с этим. Я понимаю, что ты пытаешься помочь ей.

Монике было слишком больно, чтобы попытаться понять, о чём они.

— Я дам тебе кое-что от боли. В течение нескольких секунд, ты почувствуешь тепло, а потом боль уйдёт. Я сделаю это, чтобы ты не кричала. Я знаю, что ты сейчас не понимаешь, но, если тебе будет больно — Хан попытается убить меня, — Моника кивнула Уокеру, прежде, чем почувствовала небольшой укол в руку. — Закрой глаза, Моника. И позволь этому помочь тебе.

Моника попыталась открыть глаза, но было ощущение, что её веки налились свинцом. Казалось, будто она идёт по длинному туннелю, каждые несколько дюймов натыкаясь на что-то вязкое. Когда Престон, наконец, удалось поднять веки, девушка быстро закрыла глаза обратно.

Лежавшая на её груди рука испугала её. Она принадлежала мужчине — Моника знала это уже только потому, что женщина с такой массивной рукой выглядела бы нелепо. Затем пострадавшая хихикнула, представив себе такую женщину, но быстро пришла в себя, когда Хан, сев рядом, посмотрел на неё сверху вниз.

— Как ты сегодня себя чувствуешь? — Голос Хана звучал, будто после секса и сна. Почувствовав тепло между бёдрами, она сдвинула их вместе. — Не делай этого.

Моника попыталась отодвинуться от него, но Хан не позволил.

— Не делать чего?

— Не пытайся скрыть от меня свой аромат. Мне нравится, как ты пахнешь. Особенно, когда ты возбуждена, как сейчас.

Вспомнив о своих рёбрах, девушка отпрянула от него.

— Осторожнее. Ты же не хочешь навредить себе навсегда?

Его голос изменился всего за одну секунду: из мягкого и сексуального он стал жёстким и командующим. Прежде, чем Моника успела ответить ему, Хан отодвинулся к краю кровати, сев к ней спиной. Когда мужчина сразу не поднялся, девушка отодвинулась на свою сторону, начав вставать, но поняла, что оказалась вновь обнажена.

— Где мои вещи? Мне нужен мой… Кто раздел меня? — Она заметила на лице Боуэна румянец, поняв, кто именно это сделал. — Ты извращенец. Думаю, ты и сексом со мной занялся. Что же, лучше мне ничего не подцепить от тебя. И не думай, будто я не знаю, что ты…

— Я не занимался с тобой сексом, — Хан поднялся на ноги, открыв своё обнажённое, огромное и возбуждённое тело. — Думаешь, я был бы так твёрд, если бы вошёл в тебя?

Она дважды сглотнула, попытавшись оторвать взгляд от его члена. Он был твёрдым, длинным и толстым. Моника облизнула губы, посмотрев на Хана, когда тот застонал. Он выглядел так, будто ему было больно.

— Я ничего не хочу больше, чем похоронить себя внутри тебя. Не то, чтобы я намеревался это сделать, но, если бы у нас был бы секс — тебе бы не пришлось удивляться утром, если бы мы всё же сделали это, — дважды проведя по своему члену, Хан посмотрел на неё сверху вниз. — Если уж на то пошло, пожалуй, я бы вошёл в тебя до того, как ты проснулась с моим именем на своих губах.