Он покачал головой.
– Пока ребят, – с улыбкой кинул он и, взяв с пола сумку, направился в толпу.
И Ками и Сай видели, как он скрылся среди людей. Лишь когда его рыжая шевелюра вовсе прекратила мелькать среди серых людей, Сай потянул девушку за руку.
– Пошли, нечего тут стоять. – Ребята! – послышался до одури привычный голос.
Оба замерли, резко оглядываясь.
К ним на полных парах подбежала Син, затормозив только схватившись за черноволосого художника.
Запыхавшаяся после пробежки, она взглянула на друзей.
– Он...
Ками отвела взгляд, парень покачал головой.
– Так и знал, что ты придешь... – Он уже ушел...Минуту назад.
Син глубоко вдохнула, встав прямо, одернув футболку...
– Да пошел он к черту...- только и выдохнула она, а после покачнулась, уткнувшись лицом в плечо черноволосому. – Даже не попрощалась... – А еще мне говоришь ранимой не быть, – тихо буркнула Ками.
Наверное, это был странный вечер для всех них.
Для Ками, сидящей на кухне в уютном белом кресле и пытающейся успокоиться, ведь она так ненавидела перемены, для Сая, что присел перед ней на пол, протягивая кружку кофе, прося успокоиться.
Для Син, которая валялась на кровати в своей комнате, смотря сериалы и каждую минуту поглядывая на отданный ей час назад ее же портрет.
Для Гина, сидящего у окна в наушниках с орущей музыкой и смотрящего, как за черными облаками исчезают огни ночного города...
====== 274 глава “Новая жизнь” ======
Это было странным, выходить на серые улицы, укрытые пеленой противного дождя. Это был даже не ливень. Он любил ливень, любил, как капли барабанят по крышам, листам, дрогам... А здесь просто противная, пасмурная, жуткая погода... А зонтик? Зонтика нет. Он не брал его с собой, а сказать проще, его у Гина даже не было.
У аэропорта стояла машина, дверца тут же открылась, оттуда выскочил какой-то темноволосый парень, тут же подбегая к нему, начиная что-то тараторить...
Гин прекрасно знал пять языков.
Его отец был просто повернут на этом, с ранних лет Гин учил английский, французский, испанский, итальянский и немецкий. Привычка учить языки выработалась до такой степени, что лингвистика стала вторым его хобби после рисования.
Он даже не знал, куда было бы лучше поступить, и все таки выбрал рисование, все таки поступил в академию и что теперь?... Там у него появились настоящие друзья, девушка, которой он когда-то клялся навсегда быть вместе, которой на 25 языках признался в любви и... И все они за тысячи километров, а если быть точным за 9573 километра от серого, промозглого Лондона.
Он улыбнулся этому парню, понимая, что это его отправили к нему в помощники от академии... Провести здесь 9 месяцев? Или год?..
Наверное, даже рисование его не спасет от этой гребанной скуки, как не спасало ни что, до встречи с черноволосым реалистом, милой улыбчивой прилипалкой и всеобщей нянькой...
Он бы сейчас многое отдал за то, что бы она не знала, почему он ее бросил, но она же догадалась. И он отдал бы все, продал бы душу дьяволу, лишь бы не было тех карточек, лишь бы не вытягивать эту ненавистную путевку.
Спустя час они приехали в лондонскую академию художеств.
Обычное типичное английское здание с огромным двором, вымощенным камнем. По двору носятся студенты. Но ему было откровенно плевать. Он летел сюда 14 часов и был готов пробежаться вокруг этой академии 20 раз, что бы размять затекшие в самолете, а после и в машине ноги... А еще безумно хотелось спать. Он так и не уснул. Мысли были заняты далеко не сном, за то теперь в его портфолио на три карандашных рисунка больше, а плеер, подаренный ему когда-то Син, почти выдохся...
Регистрация, долгие часы сидения в академии, ожидания чего-то...Он уже ненавидел этот противный город, эту академию.
Сидя в кабинете директора, Гин пялился в окно. Идет дождь, все бегают с зонтиками. Здесь совсем другая жизнь, другие люди...
И жизнь здесь не стихает от противного дождя, жизнь тут идет своим путем, спокойным, размеренным деловым каким-то темпом... Того и гляди хочется нацепить на себя строгий костюм, взять в руки портфель и зонтик и зашагать по улицам, наступая в лужи... Но нет. Гин не такой. Непривычно, плохо, ужасно...И ради этого он оставил самых дорогих ему людей? Ради этого он бросил все, приехал сюда?..
Ну почему... Почему он просто не ушел из академии... Почему его Син сейчас там, одна, плачет, почему все так? Он ненавидел расстояние. Оно всегда забирало самых близких людей. Оно бы забрало и Син. Он бы уехал, а она бы забыла! Наверное забыла... Наверное, через пару месяцев ей было бы плевать... А сейчас рыженький только успокаивал себя мыслью о том, что освободил ее от обязанности ждать и любить.
И может быть, он даже жалел, что не может Ками и Саю запретить ждать его и все так же обязывает считать его их другом. И только Син теперь одна, а все потому, что он слишком сильно ее любил.
Директор вошел в свой кабинет какой-то серьезностью, напыщенностью и важностью. Начал говорить ему что-то, Гин натянул на лицо улыбку, отвечал...
Даже улыбаться давалось с трудом. Что говорила мама? Улыбаться, когда тяжело? Да его сейчас только на нервно-истерический смешок и тянет, а все равно улыбается.
Ха. Вечная улыбка – признак идиота. Из-за этого его мало кто воспринимал всерьез, но еще меньше знают какой он на самом деле и каким может быть, если стереть с его лица эту улыбку...
Ему вручили стопку каких-то журналов и учебников, положив сверху ключи от его новой комнаты в новом общежитии.
Он снова улыбнулся, по привычке поклонился, не вспомнив вовремя, что он не дома и что вряд ли здесь кланяются в знак уважения. Но ему было плевать.
Гин вышел из кабинета, а в коридоре его поджидал уже знакомый ему паренек, что тут же вскочил с кресла и потащил его за собой обратно в машину.
Общежитие было недалеко. Попрощавшись с пареньком, который с чувством выполненного долга умчался домой, Гин пошел искать свою комнату.
Здесь на него смотрели как на диковинку. А ему плевать. Плевать и все тут. Не изливать же душу первому встречному англичанину, что у него в жизни все пошло наперекосяк.
Комната тоже была противной, серой непривычной.
Да все здесь было таким, утешать он себя мог только мыслями “Ничего, рыжий, привыкнешь, ко всему привыкнешь!”.
Ему выделили мансардную комнату, так что одна из стен шла под углом примерно 60-70 градусов. Полукруглое окно напротив двери, кровать под ним, мольберт-треножник. Да даже Сай свой треножник ко всем чертям послал, потратившись на нормальный и устойчивый, такой, какой был у Гина там, в Токио.
И что теперь? Осталось только разобрать вещи, развесить все в шкафы, разложить заботливо сложенные Ками кисти и краски по подоконнику и столку... Хотя все равно через пару дней все это превратится в дикий кавардак.
И осталось только привыкнуть.
Привыкнуть к новой жизни, новой академии, новым людям и новым косым взглядом вокруг. Привыкнуть, ему больше ничего не оставалось.
Привыкнуть...
* *
– Куроки... Куроки-кун!..
Какая-то девушка перегнулась через ряд парт к нижнему ряду, стянула с Сая наушники.
Тот недовольно поднял с парты голову, взглянул на нее, нахмурился.
– Куроки-кун, тебя к доске зовут...
Сай вздохнул, перевел взгляд на доску. Учитель сидел за столом, глядя на него непоколебимым взглядом. Делать нечего.
Сай перевел взгляд вправо, где обычно сидел Гин. Тормошить ему было некому. Теперь некому. Тогда, в аэропорте, он сказал, что хоть отдохнет от него. Еще год назад ему и без людей вокруг себя было хорошо! А сейчас он понимал, что без этого рыжего придурка как-то неуютно и даже скучно...
Даже Сай нуждался в таких друзьях, как он...
* *
Ками скучающим взглядом окинула физкультурную площадку академии.
Сегодня тепло и солнечно, она сидит на траве на небольшом склоне и ждет Сая.
Вон он, снова капитаном баскетбольной команды выбран.