Он хотел ответить.
– Прекрати, Чет. Просто прекрати. Ты что, правда, думаешь, что я готова сбежать в Тимбукту с человеком, который живет за счет торговли травкой? И единственное, чего он хочет добиться в жизни – починить свою старую машину? Подумай, Чет.
– Я думал над этим. Много. – Он вытащил порядком помятое письмо, то, которое она послала ему в тюрьму. – Каждый день.
Она не сводила глаз с письма.
– Я – новый человек.
Она медленно покачала головой.
– Это я уже слышала.
Он достал кольцо.
Она приоткрыла рот, но ничего не сказала.
– Я продал машину.
Она поглядела ему прямо в глаза.
– Твою машину? Ты продал «Мустанг»? Но Чет, эта машина была для тебя всем.
– Я же сказал, я новый человек. Каждый день, с тех пор как пришло твое письмо, я думал о том, кем я хочу быть… чего я хочу. Я хочу быть с тобой… и с моим ребенком. И я готов сделать что угодно, чтобы это было так.
По глазам было видно, как сильно ей хочется ему верить.
– У меня две тысячи долларов осталось после продажи машины. Нам хватит для начала, Триш. Можем поехать на побережье. Ты же всегда говорила, что тебе хочется повидать океан. Правда? Я найду работу, настоящую работу. Обещаю тебе. Слышал, там полно работы на траулерах. А пока не встанем на ноги, можем пожить у бабушки.
Теперь взгляд у нее стал отсутствующим, словно во сне. Ее губы сжались, и видно было, что она старается не заплакать.
– Я не говорю, что все будет идеально, но уж, наверно, лучше, чем если ты останешься здесь, с папой. Ты же знаешь – если не уйдешь от этого человека сейчас, он всю жизнь будет тебе указывать, что делать. Он задушит тебя. Триш…
– Он хочет отдать ребенка приемным родителям, – сказала она, не в силах поднять на него глаза.
– Что?
– Мама, она на его стороне. Они даже пастора Томаса уболтали. Уже все успели устроить. Какая-то симпатичная пара там, в Тускалузе.
– Отдать ребенка? – Чет не верил своим ушам. – Это… Это то, чего ты хочешь?
Глаза ее вспыхнули, во взгляде мелькнула боль.
– Нет, это не то, чего я хочу. – Она потрясла головой. – Я этого совершенно не хочу. – Она обняла живот. – Это мой ребенок. – Она утерла глаза. – Моя… детка.
Чет поддел раму с противомоскитной сеткой, отставил в сторону и, потянувшись через подоконник, сжал плечо Триш. Триш стиснула его руку в ответ с неожиданной силой, заглянула в лицо.
– Чет. Чет, посмотри на меня.
Он посмотрел.
– Поклянись. Поклянись передо мной и Господом Иисусом, что если я возьму это кольцо… Если соглашусь бежать с тобой… То с этого дня ты пойдешь по правильной дорожке. Будешь мужчиной, будешь отцом. И поступать будешь соответственно.
Глядя ей прямо в глаза, он серьезно и торжественно ответил:
– Триш, я люблю тебя и клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы никогда, никогда больше тебя не разочаровать.
– Если ты опять налажаешь… – Ее рука сжалась сильнее. – Богом клянусь, можешь не беспокоиться, что папа тебя пристрелит. Я сделаю это сама.
Он ухмыльнулся так широко, что на глаза навернулись слезы.
– Не налажаю, малыш.
Еще одну долгую секунду она смотрела ему в глаза, а потом отпустила его руку.
– Я быстро. – Она соскользнула с кровати, на цыпочках прокралась к шкафу, мигом достала оттуда сумку и начала, торопясь, упихивать туда одежду и нижнее белье. Натянула под свою длинную футболку цыганскую юбку, сунула ноги в сандалии и подошла к окну. Передала Чету сумку, а потом он помог ей перебраться через подоконник.
– Нам надо спешить, – сказала Триш. – Папа сегодня собирался на рыбалку.
– Погоди, – сказал Чет и, упав на одно колено, протянул ей руку. – Надо, чтобы все было, как полагается.
Прикусив губу, она вложила в его руку свою.
– Триш, ты выйдешь за меня замуж?
Она кивнула, и он надел кольцо ей на палец. Потом поднялся и поцеловал ее. Она обняла его так крепко, что он испугался, не навредят ли они ребенку. Потом Триш разжала руки, отступила на шаг и окинула будущего мужа взглядом.
– Только не забывай, что я могу тебя пристрелить.
Она улыбалась – у нее была самая милая улыбка из тех, что он видел в жизни.
Что-то протиснулось между ними. Руфус глядел на них, виляя хвостом. Чет погладил пса по голове, подхватил сумку. Они двинулись уже было в обход веранды, когда в доме вспыхнул свет. Они пригнулись; крупный мужчина в халате прошел через гостиную. Это был судья. Он скрылся в кухне, и Чет перевел дыхание. Они прокрались мимо крыльца и направились к калитке.
Триш потрепала Руфуса по голове.
– Веди себя тут без нас хорошо.
Руфус завилял хвостом.
«Я всегда веду себя хорошо», – сказали его глаза.
Они закрыли за собой калитку и поспешили вниз по дорожке, туда, где их ждала машина. Чет поглядывал на Триш – ему страшно нравилось, как она двигается со своим животом.
– Что?! – спросила она.
Он ухмыльнулся.
– Ты красивая.
Она заслонилась от него ладонью.
– Хватит на меня пялиться, Чет. Я огромная, как тюлень, и совершенно не накрашенная.
– Ты красивый тюлень.
Она громко расхохоталась, спохватившись, зажала себе рот, схватила его за руку, стиснула. Он сжал ее руку в ответ.
– И ты так мило переваливаешься на ходу, – добавил он.
Она покачала головой.
– Да ты сегодня в ударе.
Он рассмеялся.
Тут она заметила машину и остановилась.
– Ты и вправду продал «Мустанг»!
– Да, – сказал он мрачно. – И вправду продал.
– Ну, я, конечно, рада. Но черт, Чет. Поуродливее машину найти не удалось?
Он нахмурился, а она рассмеялась – лучший на свете звук.
Они подошли к машине, он распахнул дверцу.
Она сжала его руку и приложила к животу:
– Чувствуешь?
Он ничего не почувствовал, но потом вдруг в его руку стукнуло. Раз, другой.
– Боже мой, – выдохнул он.
Глядя на него, она просияла.
– Кое-кто рад, что папа здесь.
Внизу, на дороге, замедлила ход машина. Чет обернулся и увидел, как на подъездную дорожку въезжает пикап, и вот они уже застыли в лучах фар, как мухи в янтаре.
– Вот дерьмо, – вырвалось у Чета.
Пикап затормозил так резко, что в кузове застучали, перекатываясь, удочки. Чет узнал двоих: Ларри Вагнера, своего бывшего тренера по физкультуре, и Тома Уилсона, брата судьи. Оба уставились прямо на него.
Том заглушил двигатель и выскочил из машины, сбив второпях бейсболку с лысой головы. Как и судья, он был крупным мужчиной с объемистым пузом. Одет он был во фланелевую рубашку.
– Триш?
– Надо валить, – сказала Триш Чету.
– Это что, Чет? – крикнул Том. – Вот черт, так и есть. Парень, тебе же было сказано держаться от нее подальше.
Тренер выбрался из пикапа и, пошарив в кузове, выудил домкрат. Ухмыльнувшись, он задрал подбородок, будто уже видел свое имя в газетах – храбрец спасает дочь судьи от похитителя-дегенерата, только что вернувшегося с отсидки.
– Давай, сынок, присаживайся. Потому что никуда ты отсюда не поедешь, кроме как обратно в тюрягу.
В его голосе было столько неприкрытого удовольствия, что Чету стало понятно: дело тут не в судье и не в его дочери, а в некоем незаконченном деле между ними двоими лично. Еще в старшей школе Тренер поймал как-то Чета еще с тремя мальчишками в туалете за раскуриванием косяка. Он выстроил их в шеренгу и выдал каждому по своему фирменному двойному шлепку, который он гордо именовал «кусакой». Бил он с такой силой, что, бывало, сшибал с ног. Когда дело дошло до Чета, которому на тот момент было пятнадцать, парень заявил Тренеру, чтобы тот не заморачивался, а сразу выгнал его из школы, потому что Чет не станет глотать тычки от другого мужчины, а даст сдачи. Когда Тренер все же попытался его ударить, Чет сломал ему нос.
Чет услышал, как позади, в доме, открылась дверь гаража.
– Что у вас там происходит? – крикнул кто-то. Это был судья.