- А нас никто не услышит?

- Здесь хорошая, звуконепроницаемая дверь. Проблем не будет, я так уже пробовала с Иваном.

- И сколько ты за это хочешь?

- Столько же, сколько ты заплатил за массаж. Устроит?

- Пожалуй, мой рабочий день уже закончен, - Сергей уселся на столе, его пришедший в боевую готовность член неприлично смотрел на Жанну. - вот возьми, - он вытащил еще несколько купюр из барсетки. - только... здесь нет скрытых камер?

- Проблем не будет, - взяв деньги, девушка сложила их в конверт и положила в ящик стола, стоявшего в дальнем углу кабинета. Затем она встала на табуретку, скинула халат, под которым обнаружилось только бикини черно-белого цвета и набросила его на картину, висевшую почти под потолком кабинета. - вот так будет лучше.

- Ну иди сюда, - вальяжно протянул Сергей.

- А ты будешь лучше Ивана? - лукаво улыбнулась Жанна. - я вижу, у тебя обрезанный.

- Спасибо маме-татарке, - Сергей встал со стола, взял девушку под руку и обнял. Жанна тут же встала на колени и взяла в рот его инструмент. Она сосала любовно и нежно, время от времени заглядывая Сергею в глаза. Он взял ее голову, насаживая ее ртом на свой член, резко и даже немного больно, но ей это, несомненно, нравилось. Держась руками за основание ствола, своими пухлыми губами она медленно сосала головку, облизывала весь ствол языком, целовала его, заглатывала почти полностью, смачивая слюной. Сергей же ласкал её по волосам. Да. Это она делала великолепно.

Они снова расположились на столе. Сняв трусики и лифчик, Жанна уселась на партнера, взяла руками член и направила его головку прямо себе в киску. Затем стала медленно насаживаться на этот обрезанный болт. Сергей постепенно стал проникать в нее. Он не задерживаясь стал трахать Жанну, его упругий член,смазаный ее соками, как хороший поршень двигался в ней.

Жанна сидела на нем спиной к Сергею и он видел, как его член двигается в девушке. Она уперлась руками в его грудь и уже сама стала прыгать на члене,с её губ срывался стон наслаждения, Сергей отпустил её талию и обоими руками мял её груди, сжимая между пальцев соски. Жанна отвечала ему взаимностью. Чувствуя, что кульминация назревает, девушка несколько раз приподнималась на ладонях, давая Сергею выскочить, чтобы член его хотя бы ненадолго успокоился. Наконец Сергей остановился, положил Жанну на спину и раздвинул ее сочные ноги. Бритый лобок предстал перед ним. Сергей потянулся к нему, и яростно впился в него ртом. Он вылизывал ее киску подчистую. Массажистка стонала, крепко держа его за волосы на голове. Платов нашел языком клитор, и как только он коснулся его, Жанна напрягалась, задрожала, и начала двигать тазом. Сергей усердно лизал клитор, пока его уши заполнял стон удовольствия Жанны. Она текла, словно мед. Жанна подняла Сергея к себе.

- Войди в попку. Крем возьми, - прошептала она.

Платов положил девушку на левый бок и пальчиком смазал кремом её дырочку. Затем Жанна правой рукой развела свои половинки попки, а Сергей аккуратно, помогая себе рукой, ввёл в неё свой член. Сначала он двигался в неё медленно, а затем стал убыстрятся. Он массировал ей клитор и трахал, а она вцепилась ладонями в стол. Затем Сергей повернул её на спину, прижал её колени к грудям и всем своим весом улегся на неё. Её попа получилась задранной под его членом и он входил в неё полностью по самые яйца. И вот его стон слился с её, он продолжал двигаться и кончать в попу. Затем Сергей сделал пару резких движений и замер. Он вынул свой член из попки девушки, высвободил её ноги и Жанна тут же их распрямила.

− Как хорошо, что здесь такая потрясающая звукоизоляция! - протянула она удовлетворенно. - мощные двери словно специально сделаны для таких случаев. А ты просто красавец. Для таких целей приходи еще.

- Без проблем, - согласился Сергей. - А ты по сменам работаешь?

- У меня пятидневная рабочая неделя. В понедельник и четверг я беру выходной. Во все остальные дни ты можешь записаться на сеанс массажа в удобное для тебя время.

- Прекрасно.

Сеанс подошел к концу. Сергей привел себя в порядок и быстро оделся, стоя за ширмой - Жанне надо было прибраться после такого бурного массажа − поблагодарил Суходольную за приятно проведенное время и попрощавшись, ушел.

- Если бы мой отец сказал мне выпить яд, то я сделала бы это, - сказала Рита. - Он значил так много для меня. Через минуту я сделала бы это.

Гладышева говорила о своем отчиме, весьма обеспеченном человеке, владельце нескольких магазинов, как много он значил для нее и ее матери, спасшего их от их кочевого блуждания по южным робластям страны, куда ее мать двигалась от работы до работы, и Рита попыталась приспособиться к бесконечной серии одинаковых комнат в дешевых пансионах и третьесортных квартирах. Бонго отметил оговорку, когда она заменила 'отцом' 'отчима'. По некоторым причинам ему стало неудобно, и к нему вернулось предчувствие, которое он испытал во время ее последнего сеанса.

- Мы стали очень близкими. Я была в третьем классе. Я пропустила год, потому что мать и я перемещались, таким образом, в десять я была на год старше, чем все другие.

Столь же хрупкая и изящная как модель, Рита любила модную одежду. Ее гармоничное тело принимало все, что считалось высокой модой, создавая элегантность, которая вызвала поворачивающие голову ответы каждый раз, когда она вошла в комнату. Она была действительно исключительной, и Бонго мог легко полагать, что то, чем она обладала под своей одеждой, было одинаково вдохновляюще. Он провел много времени, воображая точный характер того вдохновения. Точный характер его. Но кроме этой оценки ее анатомии, ему еще больше нравилось оценивать ее одежду. Ему просто понравилось то, что она носила, и он никогда не видел ее одежду даже самую маленькую деталь, которая не казалась соответствующей.

Она надела облегающее платье из искусственного шелка черно-белого цвета с белым, урезанным кружевом воротником, который опустился в ее обхват груди. Она надела колгоки в сеточку, ее обувь, лежавшая около кушетки, редставляля собой туфли белого вета на высоком каблуке. Она лежала откинув одну руку в сторону и положив другую на тонкую талию.

- Он стал моим лучшим другом, - продолжала она. Ее правая рука коснулась платья. - когда мы жили у него на даче, мы плавали вместе, играли в игры; например, кто мог проплыть дольше под водой, кто мог поднять больше монет со дна бассейна прежде, чем ему было необходимо всплыть, кто мог сделать больше переворотов под водой. Мать читала перед бассейном или дремала в гамаке. Он и я смотрели телевизор вместе, съедая попкорн или пиццу, растянувшись на полу или бездельничая на диване. Он прижимался рядом с мной или клал мою голову на колени. Я так провела много времени. Мать сидела в просторном кресле и читала журналы, или ее просто не было в комнате. И мы готовили вместе, также. Ему понравилось готовить, и он учил меня, как помочь ему на кухне. Я изучила все, что я знаю о приготовлении от него, не от матери. Я особенно не помню ее на кухне вообще. Это не интересовало ее.

Она нажала немного рукой на живот, как будто она испытала легкую боль или пыталась ослабить плотность. Он смотрел на ее лицо, в проникновенное красновато-коричневом затенение вокруг ее глаз, в тонко асимметричный рот с морщинками на одной стороне. Но она начала хмуриться.

- Он был моим отцом, - сказала она.

Снова Бонго записал это, хотя в этом случае было неясно, как она трактовала это слово. Она, возможно, имела в виду: 'Он был моим 'отцом'', или она, возможно, имела в виду: 'Он походил на моего отца' или 'Он стал моим отцом'.

- Он любил меня, - сказала она. - Он сказал мне так и заставил меня чувствовать себя замечательно. Я действительно хотела быть любимой и он хотел продемонстрировать ту любовь мне. Он делал все со мной, и мы развили совершенно особую эмоциональную связь. Это произошло очень быстро для меня, потому что у меня была пустота там, и он заполнил ее. В то же время, теперь, когда о моих эмоциональных потребностях позаботились, мать, казалось, вообще перестала мною интересоваться. Но она, казалось, особенно не интересовалась также и моим отцом. Мои отношения с ним, казалось, освободили ее от обязательств, просто она стала уделять больше внимания себе, чтобы потворствовать своей самовлюбленности. Она стала все более и более отдаленной, более замкнутой в себе, прихорошившись как уединенная белая птица. Она была очень красива. И она была также необыкновенно эгоистична.