– Дурак! – смеется Стасик. Он часто глупо смеется и дерется. Мама говорит, что это из-за болезни, и просит, чтобы я не обижался.

Я не обижаюсь на Стасика. Я люблю его, хотя он со мной и не играет. Он часами сидит на стуле и гремит деревянной игрушкой, подаренной отцом. Меня раздражает этот звук, но я обещал маме быть добрым к братцу.

Броня не такая, как Стасик. Она добрая и улыбается мне приветливо. Правда, играть с ней я пока не могу. Она слишком мала. Поэтому я тоже ей просто улыбаюсь.

Не знаю, сколько проходит времени. Может, день, а может, и год. Помню сверкающий снег. Дорогу, идущую между высоких сугробов. Мороз щиплет мне щеки и нос. Я сижу на салазках позади Стасика. На нем огромная шуба и шапка. Из-за этого, я почти ничего не вижу впереди. Только хрустящие шаги отца по снегу и сугробы по бокам.

Большая горка, залитая водой. Отец заходит мне за спину и толкает салазки вниз.

Мне страшно. Я цепляюсь за шубу братца и утыкаюсь в нее носом. Ветер рвет с моей головы шапку. Салазки подпрыгивают на неровностях, пытаясь меня скинуть. Я слышу только шипение полозьев по льду и громкий смех Стасика. Он отпускает веревку и поднимает вверх ноги. Салазки спотыкаются об ледяной нарост, и я вылетаю из них вместе с хохочущим братцем.

– Ты чего орешь, как оглашенный? – спрашивает меня отец, подбегая. – Убился?

Я отвечаю, что не хотел кататься с горки. Что мне это не нравится. Что Стасик не держался и я упал вместе с ним. Отец отряхивает мою шубу от снега и вытирает мокрые от слез щеки.

– Матери только не говорите, что вы упали, – говорит он и снова сажает нас на санки. Только теперь я сижу спереди.

Так ехать мне больше нравится. Я вижу дорогу, вижу отца, тянущего салазки, вижу, как искрится на солнце снег. Мое лицо обжигает холод. Я забываю про падение и улыбаюсь солнцу, снегу и морозу. Я люблю все это. Люблю зиму. Люблю мороз. Люблю снег. Люблю отца. И даже Стасика люблю, хотя он толкает меня кулаком в спину и смеется.

Дома нас ждет горячий бульон с клецками, хлеб с хрустящей корочкой и мама… Она так ласково улыбается мне, растирая замерзшие щеки руками. В ее глазах капельки смеха. Я очень их люблю. И маму я тоже люблю.

========== Глава 3 ==========

И снова меня окружает реальность. Она проникает в мою в душу и роняет в нее семечко тревоги. Теперь оно медленно прорастает, заполняя меня внутри.

– Вы чем-то обеспокоены сегодня, друг мой? – спрашивает меня Френкель.

Я не обеспокоен. Просто моя душа пуста без любви. Мне нужно любить! Необходимо, как воздух!

– Возможно, посещение дочери вам поможет? – хитро улыбается доктор Френкель и кричит в открытую дверь: – Ромола, можете вести Киру. Мы готовы.

Моя девочка! Я так люблю ее! Я помню, как впервые взял ее на руки, и в моей душе в тот момент родилась еще одна любовь. Кира всегда понимала меня, даже когда еще не умела говорить. Я люблю ее. Она меня чувствует.

Кира стоит рядом с матерью и смотрит на меня. В ее глазах страх. Я знаю почему. Это Эмилия! Она не понимает меня и не любит. Это она нашептывает своей внучке разные гадости про меня. Это она сказала Кире, что я опасен. Кира ребенок, поэтому верит. Эмилия всегда дарит Кире подарки. Она думает, что это и есть любовь. У меня никогда не было денег, и я не дарил Кире подарков. Я просто любил. И она это понимала.

Я зову ее к себе. Я маню ее руками, но она лишь отходит дальше и прячется за спину матери. Я начинаю злиться. Нет, не на Киру. На Эмилию. Это она виновата в том, моя дочь боится меня. Я хватаю с тумбы чашку и кидаю ее об стену.

– Ромола! Уведите девочку, – говорит моей жене Френкель и зовет медсестру. Мне делают укол, и доктор укладывает меня на подушки. – Скажите мне, что вас так взволновало? – спрашивает он. Я пытаюсь объяснить ему, но лекарство начинает действовать, и я снова погружаюсь в воспоминания…

***

Я почти не помню молодого отца. Тогда он мало бывал с нами и много работал. Но те редкие минуты, когда он был рядом, остались со мной.

Солнечный осенний день. На деревьях разноцветные звездочки листьев. Небо такое яркое, что больно глазам. Мы гуляем по улице города. Я не помню названия. Таких городов на нашем пути было очень много. Отец идет, чуть подпрыгивая при каждом шаге. Мне нравится его походка. Мне кажется, что он танцует. Отец держит нас со Стасиком за руки и улыбается осени.

На площади многолюдно. Мимо проходят парочки, мамаши с детьми и праздные зеваки. На лотках лежат пирожки, леденцы на палочках и игрушки. Откуда-то доносится веселая музыка. Кружится карусель, и взлетают вверх качели.

Посреди площади огромный шатер. Цирк-шапито! Перед ним играет оркестр. Три клоуна. Один клоун смешно надувая губы, дует в трубу. Другой растягивает в руках маленькую гармонику. К ней привязан красный воздушный шарик. Третий клоун изо всех сил бьет в барабан, и на его голове при этом весело подпрыгивает шапочка.