– Получается, компетентные умы не углядели в предложенной концепции элементов научной новизны. – заключил Риз.
– Я бы так не сказала. – Елизавета сделала ещё один небольшой глоток из стакана с минеральной водой – Просто группа амбициозных исследователей пыталась представить уже хорошо изученное явление в новом свете. И это при том, что такое расстройство как мания преследования, в наименее выраженных формах, широко распространено в социуме.
– Я правильно понимаю, – уточнил Риз – данное заболевание встречается среди нормальных людей?
–Хочу сказать, – Елизавета не удивилась поставленному вопросу, очевидно сталкиваясь с ним очень часто – что в психологии очень тяжело обстоит дело с понятием нормы. Просто нет возможности определить критерии нормы в психологии, как это сделано в клинической медицине. И как следствие, отсутствие нормы сильно затрудняет определение патологии6.
– Получается, что в психологии нельзя никого назвать больным? – женщина ожидала такого вопроса от Риза, поскольку его очень часто задавали люди, с которыми приходилось вести разговор о фундаментальных основах науки.
– Существуют различные отрасли в психологии, самой авторитетной принято считать клиническую психологию. Да, больным называть никого нельзя, а о патологии говорить приходится только тогда, когда прослеживаются такие изменения сознания, при которых существенно ухудшается качество жизни человека, когда он становится неспособен к самостоятельной жизнедеятельности, и когда он становится опасным для себя или окружающих. Но в таких случаях, речь уже идёт о психиатрии, а их доктрина несколько более обстоятельна, и у них есть собственные критерии, в том числе и для нормы.
– Стало быть, это своего рода пограничье между психологией и психиатрией? – уточнил Риз.
Елизавета кивнула, продолжая жевать порцию салата.
– А если человек совершает что-то такое, что преследуется по закону. Ну скажем убийство. – после короткого раздумья предложил Риз – Откуда суду знать, является ли его действие признаком заболевания?
– О, это очень интересный вопрос. – с некоторым энтузиазмом отозвалась Елизавета – Видите ли, если обстоятельства преступления сперва проясняются следственными органами, они первые, кто контактирует с преступником. Если в ходе допроса выявляются какие либо обстоятельства, которые могут показаться следователям странными, то они могут запросить экспертизу. Но на самом деле этого никогда не происходит, потому как следствие заинтересовано в вынесении обвинительного заключения и передачи дела в суд. А вот защита обвиняемого, напротив, заинтересована в таких обстоятельствах и стало быть в экспертизе, поскольку это может дать защите возможность добиться гораздо более мягкого наказания для своего подзащитного, особенно если экспертиза сочтёт его больным. Здесь работают судебные психиатры, которые и ставят диагноз. Если обвиняемому поставят диагноз, то наказание в виде лишения свободы будет заменено на принудительное лечение, что разумеется, небо и земля.
Женщина сделала глоток воды и продолжила:
– Не стоит уповать на такой подход, поскольку вопреки распространённому мнению, «прикинуться дураком», а если говорить правильно – симулировать характерную тому или иному заболеванию симптоматику, не возможно, у экспертов есть проверенные методы, и симулянтов быстро вычисляют. Что содержание в тюрьме, что в психлечебнице, всё требует затрат из бюджета, а экономика у нас нынче никуда не годится. Но в тюрьме содержание всё равно обходится дешевле и там практикуется принудительный труд. В лечебнице дороже содержание, траты на лечение, и на администрирование таких пациентов. Поэтому, на практике стараются как можно реже выявлять патологии.
– Ну вот отлично, – усмехнулся Риз – получается вокруг нас бродят психопаты.
– О да, – женщина ответила молодому человеку улыбкой, и обвела взглядом помещение – так всегда было, и изменений в ближайшее время не предвидится. При отсутствии нормы, все мы в определённой степени ненормальные.
– Ну или до определённого предела. – глухо отозвался Риз.
Елизавета смерила его взглядом, но ничего не спросила.
Дальше, они двое ели молча, пока женщина не решилась первой нарушить молчание, заговорив про самого Риза. В частности, Елизавета спрашивала о том, как идёт процесс восстановления памяти. Риза удивил этот вопрос, поскольку данная тема казалась ему довольно интимной, и ранее он мог обсуждать её лишь с Кириллом Генриковичем.
– Всё идёт своим чередом. – ответил Риз, понимая, что такая формулировка рождает двусмысленность.
– Вы ведь своего рода уникум, переживший нейросинтез. – объяснила Елизавета – Но теперь у вас не менее важный этап, понимаете?
Риз помотал головой, давая понять, что он не совсем понимал, о чём шла речь.
– Ну как же, вы восстанавливаете своё «я», это чрезвычайно интересно. – объясняла Елизавета – Я считаю, со стороны Кирилла Генриковича было безответственным поступком, оставлять вас в столь важный момент, но очевидно у него и другого выбора не было. Теперь, очень важно чтобы вы не растерялись и смогли восстановить не только вашу память, но и концепцию вашего прежнего сознания, это было бы идеально.
– В противном случае, – отозвался Риз – если мне не удастся восстановить эту самую концепцию, каковы тогда мои перспективы?
Было очевидно, что этот вопрос вызвал у Елизаветы чувство неудобства, она помедлила с ответом:
– Понимаете, вы, это прежде всего ваше сознание, комплекс психологических установок. Из этого ваша личность сформирована. А если вы не сможете восстановить прежнюю концепцию, то следовательно, вы будете уже не вы, а скорее кем-то другим.
Риз посмотрел на женщину, ему почему-то сделалось неприятно от этих её слов. Молодой человек вдруг ощутил, что на него была возложена непонятная ему обязанность, и от того, насколько эффективно он её выполнить, зависела его жизнь. С другой стороны, Риз тут же пришёл к выводу, что он это уже тот, кто он есть, и его жизнь теперь это то, как он живёт.
Выходя из своей задумчивости, Риз вдруг заметил, что Елизавета сама смутилась из-за своих последних слов, и тогда он сказал:
– Знаете, честно признаться, я не очень то и обеспокоен тем своим «я», покуда мне очень хорошо дышится здесь и сейчас, – сделав едва заметную паузу в словах, Риз добавил – особенно рядом с вами.
Видя как остолбеневшая Елизавета потихоньку наливается румянцем, молодой человек испытал некоторую неловкость за сказанное, но в противоречие своему чувству, словно рефлекторно, добавил:
– Это очевидно какой-то ваш особый терапевтический эффект.
Елизавета ещё сильнее зашлась румянцем, и сама стараясь разрешит сложившуюся ситуацию, предпочла достаточно громко рассмеяться, после чего вновь отпила из стакана с минеральной водой.
– Большое спасибо конечно, – наконец смогла выговорить Елизавета – но я спрашивала вполне серьёзно, про ваше… про твоё восстановление.
Риз откинулся на спинку стула, и принялся осторожно рассказывать о своих опытах взаимодействия с социумом, которые он пережил за последние несколько дней. Это оказалось странным, но даже те события, которые сам молодой человек считал незначительными для внимания, вызывали у Елизаветы определённый интерес. Вскоре Риз заметил, что женщину интересовали, главным образом, не столько события, сколько реакции Риза на них. Затем он рассказал уже абсолютно всё, что ему пришлось наблюдать и в чём участвовать. Оставался лишь вопрос, который интересовал его самого, и который он сам не решался до сих пор задать. Вопрос касался его сновидений, граничащих с видениями. Молодой человек не находил в себе достаточно решительности, чтобы признать, будто бы у него были видения, полагая, что видения относились к некоторой форме патологии.
Елизавета внимательно слушала, что-то отмечала про себя, задавала много уточняющих вопросов.
– Видишь, – говорила женщина – уже экспериментально доказано, что сновидения это не просто картинки в твоей голове. Это очень сложное, и до сих пор слабо изученное явление. Нейрофизиология сна позволила существенно углубиться в эту проблему, но очевидно, впереди нас ждут ещё многие открытия. В частности, существует несколько теорий о природе сна. Психологическая, биологическая и физиологическая.
