*******
Каждую следующую ночь меня, как магнитом, тянуло к маленькой деревеньке. Я пытался научиться контролировать жажду человеческой крови. Вначале было очень трудно. Всё повторялось, как в первую ночь – спокойствие, потом жуткий голод, а затем тишина. Но те бесконечные минуты острого голода готовы были вывернуть меня наизнанку. Я с трудом сдерживался, когда туман заволакивал сознание и громкий зов пульсировал внутри. Это была пытка, на которую каждую ночь я обрекал себя добровольно. Но я не сдавался. Хотелось верить, что смогу обуздать свою дикую природу, и буду в состоянии выносить присутствие людей рядом. Зачем? Не знаю. Мне не хватало общения с ними. Я все еще был человеком, и желание поговорить хоть с кем-нибудь порой сводило с ума.
Прошло около двух месяцев отчаянной борьбы с самим собой. Иногда я чувствовал, что всё затеял зря, и никогда не удастся обуздать вампирский нрав. Но временами я ощущал жажду не так остро, и мысль о том, что смогу научится ее контролировать, вселяла надежду. И вот однажды, когда выпал первый снег, и я отправился по знакомому маршруту, на дороге появился человек. Это был старик, тащивший связку дров на согнутой спине. Он плохо выглядел, но не бросал дров, надеясь кое-как дотащить домой. Увидев меня, он остановился, тихо прошептав:
– Молодой человек, Вы не поможете отнести проклятые дрова в деревню? А то мне нехорошо… В груди болит…
Я оцепенел. Это была обычная просьба. Только сделать первый шаг было невероятно сложно.
– Конечно – с трудом выдавил я, опасаясь огня внутри.
Медленно направившись к старику, я взял связку дров, с легкостью закинув ее за плечи.
– Спасибо, сынок, здесь недалеко…
Я шел рядом со стариком, с удивлением отмечая, что сердце бьется ровно, и голода нет. Как странно… вот так просто идти рядом с человеком и не желать его крови… Какое забытое чувство, от которого уже отвык…
Вскоре мы вышли к деревне, и подошли к покосившейся избе на окраине.
– Ну вот, можешь положить здесь – сказал старик, усаживаясь на лавочку – Спасибо, сынок, очень ты помог.
– Пожалуйста… Это было не сложно…
– Сейчас вынесу тебе хлеба и молока, а то ты плохо выглядишь – бледный совсем. Другой еды нет, но что Бог послал – поделюсь.
Я хотел улыбнуться искренней заботе старика, но внутри стало просыпаться знакомое чувство, которое могло перерасти в сокрушительную мощь. Надо уходить как можно скорее. Пока не поздно.
– Спасибо, не нужно – быстро произнес я, отступая назад.
Старик удивленно смотрел на меня, а я резко развернулся и побежал прочь. В глазах темнело от эмоций. В душе разразилась буря. Гордость и смятение, что я смог так долго находиться в обществе человека. И злость, что я смог так мало находиться в обществе человека…
Попытки обуздать одну из граней своей души продолжались всю зиму. Я учился приспосабливаться и, в конце концов, у меня получилось. Теперь, в начале весны, я четко знал, что могу находиться рядом с людьми три часа. Конечно, перед этим надо было плотно поужинать, но целых три часа я не ощущал тяги к человеческой крови! За все это время я больше ни с кем не общался, просто втайне наблюдал за людьми, прислушиваясь к своим ощущениям.
И вот, в начале весны, я решил изменить свою дикую, одинокую жизнь. Я понял, что пора привести себя в надлежащий вид, и отправиться в город. Очень хотелось узнать обо всех изменениях в стране, о чем никогда не говорили крестьяне. И еще хотелось начать путешествие в неведомые места, куда еще не забрасывала судьба. У меня появилось безудержное желание посетить каждый уголок своей Родины, пройти там, где почти всегда лежит снег, и там, где раньше всего встает солнце… Жаль, что увидеть его не смогу…
Я узнал, что всё это время находился за сто километров от имения, и даже подумал вернуться в родные края, но что-то внутри останавливало от этого шага. Может быть, еще просто не время. Одежда была в ужасном состоянии – ведь я не менял ее с тех самых пор, как Алексей превратил меня. Конечно, я не мог появиться среди людей в таком виде, поэтому решил обменять свой фамильный перстень на деньги. Найти ростовщика оказалось задачей не из легких. В это время они скрывались. Пришлось потрудиться, чтобы отыскать их жилье.
Когда наступил вечер, и солнце скрылось за горизонтом, я бросил последний взгляд на шалаш, в котором провел больше трех лет, и уверенной походкой отправился в путь. На душе была легкость и тишина, а свобода чувствовалась в каждом вздохе. Я шел в отличном настроении к своей новой жизни.
– Я дам десять рублей за перстень – послышался неприятный голос ростовщика, который с нескрываемым подозрением буравил меня глазами.
– Но этот перстень стоит двести рублей – как можно спокойнее вымолвил я, не желая ввязываться в ссору.
– Десять рублей и точка. Во-первых, я подозреваю, что у Вас он появился не совсем честным путем, во-вторых…
Я чувствовал, что начинаю закипать.
– Что значит, не совсем честным путем?! Не хочешь ли ты сказать, что я его украл?!
Но ростовщик был невозмутим. Возможно, он слышал такие слова часто, и успел к ним привыкнуть.
– Послушайте, или я даю десять рублей, или не отнимайте у меня время.
Первый раз в жизни захотелось свернуть кому-то шею. Этот наглый, развязный господин просто вывел из равновесия. Даже не знаю, откуда взялись силы успокоиться и не наброситься на самоуверенного типа.
– Хорошо – скрепя сердце, произнес я – Давай сюда десять рублей.
Ростовщик порылся в ящике стола, положив передо мной деньги. Я быстро взял их, поспешно выйдя на улицу.
Я знал, что буду делать дальше. Десять рублей, конечно, не сумма, чтобы хватило на всё, что хотел. После посещения маленького магазинчика, где милая девушка предложила новую одежду и обувь, у меня в кармане осталось всего два рубля. Но на улицах этого городка были места, где играли в карты, и где можно раздобыть больше. Я был неплохим мастером этих игр когда-то, и не сомневался, что смогу проявить себя и сейчас. Вот только времени на это почти не осталось. Поход к ростовщику и в магазин занял как раз около трех часов, и я решил отложить свои дальнейшие планы до завтра.
Выйдя за пределы городка, я сразу нашел местное кладбище, которое станет временным укрытием. Рядом было небольшое озеро, в котором я смог рассмотреть свое отражение при ярком свете луны. Странно. Оказалось, вампиры не отражаются ни в зеркале, ни в другой поверхности, созданной человеком. А вот в том, что создала природа – гладь воды или полированный камень, можно рассмотреть свое отражение без труда. Острое зрение позволяло видеть то, что раньше я видеть не мог, и сейчас, склонившись над гладью воды, я не без удовольствия рассматривал свой опрятный вид. На плечах красовался черный камзол, который немного подчеркивал бледность лица, а белая рубашка с кружевным жабо эффектным пятном виднелась на груди. Черные волосы до плеч были аккуратно расчесаны тем гребнем, который я купил. И если не знать, кто я, никто бы не заподозрил вампира. Клыки удлинялись только перед укусом, и сейчас вид зубов был такой же, как у всех людей. В общем, только бледность и немного странные карие глаза с большими зрачками могли навести кого-то на мысль, что я нездоров или взволнован. А еще, в моем вампирском облике было одно преимущество – на лице совершенно не росла щетина, что избавляло от каждодневного бритья.
Итак, я был одет по последней моде, ухожен и расчесан. Впервые за долгое время я чувствовал себя тем человеком, которым был раньше. И если бы не жажда крови и невозможность появляться на улице днем, пожалуй, я был доволен своим бессмертием.
Следующим вечером я отправился в город. Луна еще не взошла, и только яркие звезды весело подмигивали с небес. Итак, у меня всего три часа, чтобы выиграть немного денег, которые нужны для путешествия, в которое я отправлюсь.
Небольшой дом, где играли в карты, найти было не сложно в маленьком городе. В мрачной комнате с темными стенами, едкий табачный дым смешивался с неприятным запахом человеческих тел. За прилавком щедро разливалось алкогольное зелье, и звенела посуда, наполняя помещение постоянным шумом. На полу валялся разбросанный мусор, который никто не собирался поднимать. Копоть от горевших свечей и грязь вокруг придавали комнате совсем унылый вид. Вместо больших столов, покрытых зеленым сукном, за которыми я играл когда-то, красовались обшарпанные деревянные столики.