В данный момент коридор просто кишит потенциальными Люками. Одного мальчишку запихивают в шкафчик. Другой спотыкается о чью-то подставленную ногу и врезается в кого-то еще, а тот отталкивает его, пока бедняга не начинает перелетать от одного парня к другому, словно волейбольный мяч. Девчонки последними словами кроют одну девочку прямо той в лицо, пока она не отворачивается с красными от слез глазами. Еще одна девчонка идет со свисающей со спины большой алой буквой «А», отчего народ хихикает ей в спину, потому что к этой шутке приложили руку все, кроме Эстер Принн – героини романа «Алая буква». На одного смеющегося в коридоре приходится пятеро, имеющие жалкий или кошмарный вид.

Я пытаюсь себе представить, что бы произошло, если бы все в школе знали обо мне: они просто подходили бы ко мне и крали что-нибудь или угнали бы мою машину, потом вернулись бы и принялись помогать мне ее искать. Это парень мог бы выдавать себя за того, а эта девчонка – вон за ту, и всем было бы до чертиков весело. Все бы ржали, кроме меня.

Мне хочется шагать, пока не дойду до главной двери на улицу, а потом рвануть отсюда к чертовой матери.

– Погоди, Масс, – слышу я у себя за спиной и прибавляю шагу.

– Масс!

Вот зараза! Да отвали ты, кто бы ты ни был.

Парень переходит на бег и догоняет меня. Он примерно моего роста и довольно коренастый. У него каштановые волосы, и одет он в ничем не примечательную рубашку. Я оглядываю его рюкзачок, книгу в руках, ботинки – все, что может подсказать, кто же это. А он тем временем завязывает разговор.

– Брат, тебе надо слух проверить.

– Извини. У меня встреча с Кэролайн.

Если он ее знает, это сработает.

– Вот черт.

Он ее знает. Что касается Кэролайн Лашемп, то большинство людей разделяется на два лагеря – на тех, кто в нее влюблен, и на тех, кто от нее в ужасе.

– Неудивительно, что ты где-то в другом месте. – Его слова и интонация указывают, что он относится к лагерю «ужаснутых». – Я просто подумал, что ты, может, захочешь сказать мне это в лицо.

Еще один кошмар – когда в разговоре тебе не от чего оттолкнуться.

– Что сказать-то?

– Ты это серьезно? – Он останавливается посреди коридора, и щеки у него начинают багроветь. – Она моя подружка. Тебе еще повезло, что я из тебя дух не вышиб.

Это почти на сто процентов Рид Янг, но существует вероятность, что кто-нибудь еще. Я решаю отделываться общими фразами, взяв насколько возможно конкретный тон.

– Ты прав. Мне повезло, и не думай, что я этого не оценил. Я твой должник.

– Это да.

Я слышу громкие и возбужденные голоса, словно у грабящих деревню бандитов. Люди прижимаются к стенам, и появляется пара парней, огромных, как футбольное поле. Они спрашивают:

– Как жизнь, Масс? Слышали, ты здорово зажег на вечеринке.

Оба истерически смеются. Может, я их и не узнаю́, но они явно мои друзья. Один из них задевает плечом какого-то мальчишку, после чего говорит бедняге, чтобы тот смотрел, куда прет.

– Парень, маленьких уважать надо, – говорю я футбольному полю. Потом киваю Риду и обращаюсь к нему: – Да, брат. Ты хороший друг.

Это не совсем так, но мы с ним играем в одной бейсбольной команде с девятого класса.

– Ладно. Мне очень хочется хорошенько тебе надавать, но только чтобы это в последний раз.

– В самый последний.

Он смотрит в сторону библиотеки. Напротив нас, у ящичков, стоит девушка и разговаривает по телефону. Парень вздрагивает.

– Не хотел бы я сейчас оказаться на твоем месте.

И быстро скрывается в противоположном направлении в сопровождении футбольных полей в человеческом облике.

Подходя ближе к девушке, я замечаю светлые глаза на фоне темной кожи и родинку, которую она рисует рядом с правой бровью, хотя все знают, что эта родинка ненастоящая.

Беги, пока еще есть возможность.

Девушка поднимает взгляд.

– Серьезно? – спрашивает она, и да – это Кэролайн. Она не ждет, просто поворачивается, чтобы войти в библиотеку, где я за столом вижу библиотекарей, ждущих, пока я зайду, чтобы там потешаться надо мной.

Я хватаю ее за руку, резко разворачиваю, и хотя мне этого не хочется, прижимаю к себе и крепко целую.

– Вот что мне надо было сделать в субботу, – говорю я, разжимая объятия. – Вот что надо было делать все лето.

Ахиллесова пята Кэролайн – романтические комедии и любовные романы про вампиров. Ей хочется жить в мире, где горячий парень страстно обнимает девушку и впивается в нее поцелуем, потому что он настолько одержим желанием, что теряет остатки разума. Так что я касаюсь ее лица, завожу прядь волос за ухо, стараясь не испортить прическу, иначе она разъярится. По какой-то причине мне трудно смотреть человеку в глаза, а это значит, что я смотрю на ее губы.

– Ты такая красивая.

Осторожнее. Ты именно этого хочешь? Мы это уже проходили, дружище. Что, и вправду хочется снова повторить?

Но в глубине души я нуждаюсь в ней. И ненавижу себя за это.

Я чувствую, что она смягчается. Если я достаточно хорошо знаю Кэролайн, то это самый лучший подарок, который я только мог ей преподнести, – сделать так, чтобы простила она. Кэролайн не улыбается – она теперь вообще редко улыбается, – но опускает взгляд, внимательно рассматривая что-то на полу. Уголки ее рта опускаются. Она все обдумывает и наконец произносит:

– Ты просто негодяй, Джек Масселин. Сама не знаю, почему я даже разговариваю с тобой.

Что на ее языке означает: я тоже тебя люблю.

– А как же Зак?

– Я бросила его две недели назад.

Вот так – мы снова вместе.

Она берет меня за руку, и мы идем по коридорам, и сердце мое бьется чуть быстрее, и я начинаю чувствовать, что я в безопасности. Даже сама этого не зная, она станет моим проводником. Она скажет мне, кто есть кто. Мы – Кэролайн и Джек, Джек и Кэролайн. Пока я рядом с ней, я в безопасности. В безопасности. В безопасности.

По словам мистера Домингеса, если бы он не преподавал на курсах вождения, то изымал бы машины. Не из-за невыплат по кредитам на автомобили. Нет, он отбирал бы машины у плохих водителей, а потом, подобно Робин Гуду, передавал бы их в детские дома или же хорошим водителям, которые не могут позволить себе авто. Трудно сказать, серьезно он это говорит или нет, поскольку начисто лишен чувства юмора и осуждающе смотрит на все вокруг. Он самый сексуальный мужчина из всех, кого я видела.

– Множество школ закрывают курсы вождения и отсылают учащихся брать уроки где-то еще… – Фразу «где-то еще» он произносит так, словно это темные и жуткие трущобы или лесные чащи. – Но мы обучаем вас, потому что судьба наших учеников нам небезразлична.

Затем он показывает нам фильм, где автомобили врезаются сзади в фуры и их затягивает под задний бампер. Сначала парень по имени Тревис Кирнс смеется, но затем бормочет финальное: «Вот черт», – и умолкает. Через десять минут даже Бейли Бишоп не улыбается, а Моника Бентон просится выйти, потому что ее тошнит.

После ее ухода мистер Домингес спрашивает:

– Еще желающие есть? – Словно Моника вышла в знак протеста, а не держась за живот. – Согласно статистике, вы должны погибнуть в автокатастрофе, прежде чем вам исполнится двадцать один год. Я здесь затем, чтобы сделать все возможное, чтобы ничего подобного не произошло.

У меня мурашки по телу бегут. Такое ощущение, что он готовит нас к схваткам, словно Хеймитч наших Китнисс. Бейли произносит:

– Вот дьявол! – это ее эквивалент совсем уже непристойной фразы.

Все сразу скисают, кроме меня.

Это оттого, что в тот момент, когда на экране голова погибшего в катастрофе катится по шоссе, я точно осознаю́, какую роль мне хочется играть на этих курсах и в школе вообще. Не желаю становиться частью статистики – я побеждала статистику бо́льшую часть жизни. Не собираюсь оказаться водителем, которого разрывает металлом под фурой. Я хочу стать девушкой, способной достичь всего. Хочу стать той, кто попытается попасть в группу «Девчата», и ее примут в коллектив.