Несмотря на то, что многие безземельные дворяне, подобно В. Б. Лопухину, формально принадлежали к древнейшим аристократическим родам, столпы поместного дворянства не считали их своими собратьями. В. Н. Ознобишин заявил 21 мая 1906 г. на заседании Первого съезда уполномоченных дворянских обществ, что «истинное дворянство поместное, живущее на земле, ничего общего не имеет с теми дворянами, которые наполняют петербургские канцелярии и которые никакими традициями с поместным дворянством не связаны»[9]. Приведенная точка зрения предопределялась тем, что безземельные дворяне, действительно, как бы выпадали из своего сословия. По наблюдениям двоюродного племянника В. Б. Лопухина, князя С. Е. Трубецкого, представители дворянства, не имевшие поместий, теряли характерные черты «служилого сословия»[10]. Безземельные дворяне, захваченные течением социальной эволюции, пополняли ряды российской интеллигенции. Потомственные дворяне, «порвавшие связь с землевладением, – указывал кадетский историк А. М. Ону, – слились с интеллигенцией»[11]. Лопухин, будучи формально выходцем из потомственного дворянства, фактически по своему социальному статусу принадлежал к интеллигенции.
Принадлежность безземельных дворян к интеллигенции закреплял фактор второй социализации, т. е. получавшееся ими образование. Среднее образование В. Б. Лопухин приобрел в Ярославской классической гимназии, поскольку именно в Ярославле долгое время служил его отец. Однокашником В. Б. Лопухина являлся не кто иной, как знаменитый в будущем певец Л. В. Собинов. Позднее В. Б. Лопухин учился на физико-математическом факультете Петербургского университета, что было нетипично для представителей бюрократической элиты, в состав которой он вошел позднее. Большинство из них училось на юридических факультетах университетов и в привилегированных учебных заведениях (Александровский лицей, Училище правоведения, Пажеский корпус), и В. Б. Лопухин являл собой такое же исключение из правил, как С. Ю. Витте и П. А. Столыпин, окончившие, соответственно, физико-математический и естественный факультеты. В 1894 г., по окончании университета с дипломом 1-й степени, В. Б. Лопухин был оставлен, правда, без стипендии, при кафедре астрономии для продолжения научных занятий под руководством профессора С. П. Глазенапа. Несколько лет В. Б. Лопухин пытался совмещать занятия наукой и государственную службу, однако, в конце концов, выбрал вторую. В данном случае частный пример также подтверждал общую тенденцию.
В России в конце XIX – начале XX в. отношения власти и науки на персональном уровне протекали в рамках трех идеальных типов – «ученого во власти», «несостоявшегося ученого» и «просвещенного сановника»[12]. Несомненно, что В. Б. Лопухин воплощал второй из них – тип «несостоявшегося ученого»: он обобщал индивидуальные черты чиновников, имевших ментальность ученого, которую в силу тех или иных чисто внешних причин они не актуализировали до конца. К научному сообществу они принадлежали поэтому не по формальному статусу, а именно по ментальности, присущей, в частности, старшему другу В. Б. Лопухина, крупному государственному деятелю Н. Н. Покровскому. «По каждому делу, – вспоминал В. Б. Лопухин, характеризуя его как товарища министра финансов, – Н. Н. вел большую подготовительную работу, изучая прецеденты, историю вопроса, научную его трактовку, соответствующее иностранное законодательство, подбирая материал для согласования проводимой новой меры с системою соприкасавшихся с нею законоположений. Большая эрудиция, начитанность Н. Н. и усвоенные им знания в области политической экономии и финансового права были поистине изумительные. Ему могли в этом отношении позавидовать квалифицированные академики и профессора» (с. 145).
Одной из причин существования прослойки «несостоявшихся ученых» являлось оскудение дворянства. Профессиональные занятия наукой, особенно для начинающих ученых, были довольно дорогим удовольствием, и если у них, вернее их родителей, отсутствовали необходимые материальные средства, как это произошло в случае с В. Н. Коковцовым, научную карьеру приходилось завершать, еще не начав. Судя по всему, в подобной же ситуации, вследствие смерти отца в 1897 г., оказался и В. Б. Лопухин.
Вроде бы убедив самого себя в неизбежности выбора им чиновничьей карь еры, мемуарист отмечал: «Однако мне не раз пришлось, особенно в старости, пожалеть о проявленном мною в этом случае малодушии. Как ни неблагоприятно сложились обстоятельства, можно и должно было претерпеть и выждать, не сходя с лучшего в жизни пути научной деятельности» (с. 57). То, чего не достиг В. Б. Лопухин, с лихвой наверстал его брат, который, также окончив физико-математический факультет Петербургского университета, стал ученым-физиком. Впрочем, в 1903–1913 гг. он, как и В. Б. Лопухин, служил в Министерстве финансов, а затем – в Министерстве торговли и промышленности. Вместе с тем, к 1917 г. Е. Б. Лопухин был приват-доцентом, преподавал физику в вузах Петрограда. В начале 1920-х гг. он являлся помощником ректора Агрономического института по административно-хозяйственной части и профессором Института гражданских инженеров в Петрограде. В 1930-е гг. Е. Б. Лопухин жил в Баку, профессорствуя в Азербайджанском университете и Нефтяном и Политехническом институтах, а затем вернулся в Ленинград, где преподавал в Технологическом институте. Е. Б. Лопухин – автор нескольких научных исследований и учебных пособий[13]. Так или иначе, но отношения В. Б. Лопухина с наукой лишний раз дают основания для отнесения его и ему подобных чиновников именно к интеллигенции.
Для самого В. Б. Лопухина наметившееся на рубеже XIX–XX вв. перемещение социально-политического центра тяжести от поместного дворянства к всесословному чиновничеству представлялось очевидным. Характеризуя это время, он писал: «Наросла оторвавшаяся от дворянского землевладения сильная бюрократия. Выдающееся положение занимали в ней многочисленные выходцы из других сословий. Сословных перегородок на гражданской службе не существовало, поскольку бюрократии было жизненно необходимо привлечение талантов» (с. 81). Причины функционального порядка и привели к тому, что в начале XX в. Россией правили не поместные дворяне, а профессиональные бюрократы, многие из которых являлись интеллигентами.
Не случайно, что, подразумевая не только низшую и среднюю, но и высшую бюрократию, В. Б. Лопухин употребил по отношению ко всем им термин «служилая интеллигенция» (с. 311). С интеллигенцией бюрократическую элиту идентифицировали, независимо от В. Б. Лопухина, совершенно разные наблюдатели, в том числе и сами сановники. «Русский чиновник и интеллигент, – отмечал английский журналист Р. Вильтон, – были братьями той же семьи»[14]. Из упоминаемых В. Б. Лопухиным последних царских министров А. А. Риттих относил к «нашей интеллигенции» и «тех, кто стоял на верхах управления»[15], а Э. Б. Кригер-Войновский, формально происходивший, как и автор воспоминаний, из потомственных дворян, полагал, что по своему социальному положению принадлежит «к громадному большинству русской интеллигенции»[16]. Таков был социальный контекст, на фоне которого началась карьера В. Б. Лопухина.
По протекции министра юстиции Н. В. Муравьева В. Б. Лопухин 23 июня 1894 г. поступил в возглавляемый В. В. Максимовым Департамент железнодорожных дел Министерства финансов на должность канцелярского чиновника, причем отсчет его пребывания в ней начался с 10 июня того же года. В это время Министерство финансов считалось, пожалуй, наиболее престижным ведомством, поскольку его руководитель С. Ю. Витте являлся едва ли не самым влиятельным сановником 1890-х гг. В свою очередь, Департамент железнодорожных дел был, несомненно, одним из преуспевающих подразделений министерства, так как пользовался особым покровительством С. Ю. Витте, который не только разработал проект создания подобного департамента, но и стал в 1889 г. его первым директором. Уже 22 сентября 1894 г. В. Б. Лопухин был назначен счетным чиновником, числясь им с 1 сентября этого года, а 20 февраля 1895 г. произведен в чин коллежского секретаря, со старшинством с 10 июня 1894 г. Не прошел и первый год службы В. Б. Лопухина, как уже заявила о себе свойственная ему «охота к перемене мест», которую можно назвать наиболее характерной чертой его последующей карьеры. В отличие от большинства других бюрократов, В. Б. Лопухин неоднократно менял департаменты и ведомства, превратившись в настоящего чиновника-кочевника.
