Мойра поняла лишь, что момент их разлуки откладывается.

– Делай, как сочтешь нужным, Хат, – сказала она, отворачиваясь. – Но учти, из меня выйдет не самая лучшая монахиня. Гектор Рой избаловал меня, я привыкла к роскоши!

Дэвид нахмурился. Опять она о своем старикане Маккензи! А Мойра еще и добавила, что убеждена, что Гектор Рой наверняка не прекратил ее поиски. Так что Хат должен знать, чем рискует.

По сути Мойра хотела предупредить о возможной для него опасности. Однако Дэвид решил, что женщина хитрит, а на самом деле все еще рвется к любовнику, и это обозлило его больше, чем он мог предположить. То ей надо в монастырь, то к Гектору Рою. Женщины вечно не знают, чего хотят, и только морочат мужчинам голову. И Дэвид резко заявил: если она рассчитывает, что все еще нужна старому Маккензи, и если тому плевать, что связь со шлюхой порочит его статус и положение… то пусть пошлет ему весточку из Элгина и ждет, что старина Гектор прибежит к ней, как пес на течку.

Мойра опешила от грубости его слов и, разозлившись, дерзко ответила:

– Как пес на течку или как боров на случку, но, уж будь уверен, вождь клана Маккензи явится за мной, едва узнает, где я!

– Вперед! – махнул рукой Дэвид. – Конь да посох ему![5]

В конце концов, это даже к лучшему: пусть ябедничает своему старому любовнику, что ее выкрали по приказу Эхина Баллоха. Если он ей поверит. А если даже и поверит, то еще неизвестно, к чему это приведет. И, возможно, тогда план Перси… Да к самому дьяволу Перси!..

Они разошлись. Дэвид постарался успокоиться и обдумать дальнейший путь, но вскоре понял, что не может собраться с мыслями и досадует, что они с Мойрой ссорятся, как дети. Он сам не понимал, отчего так болезненно реагирует на каждую ее фразу, почему она одним взмахом длинных ресниц или улыбкой может поднять ему настроение или, наоборот, словом или дерзостью вызвать целую бурю негодования. Неужели он настолько увлекся этой хитрой, корыстной пронырой? Нет, одна такая у него уже есть. Его собственная жена Грейс. И от подобных женщин надо держаться подальше. Вот и Мойру он отвезет в Элгин – и на этом все!

Добрые монахи в обители Святого Колубана не догадывались об их размолвке и, как и полагается святым братьям, да еще в Хайленде, где святы законы гостеприимства, позвали обоих трапезничать. Мойру по-прежнему не допускали в стены монастыря, но специально для гостьи францисканцы устроили пиршество на зеленом склоне за обителью. Местный брат кухарь даже особо постарался, приготовив изумительный хаггис[6]. Обычно хаггис считался пищей бедняков, так как его готовили из потрохов теленка, тогда как само мясо было пищей для людей с достатком. Но брат Патрик так усердствовал, нашпиговав телячий рубец травами, толокном и салом, что блюдо вышло отменным. И когда Мойра с аппетитом ела хаггис и нахваливала, не только монахи почувствовали себя польщенными, но и Дэвид как будто подобрел и даже лукаво поддразнивал спутницу, говоря, что если она будет так объедаться, то ей снова станет плохо. Но она лишь отмахивалась, с удовольствием заедая мясной хаггис ячменной кашей и вареной репой.

Утром Мойра действительно чувствовала себя неважно. Она отлеживалась в небольшом сарайчике, где ночевала, и ее то и дело мутило. Дэвид, проявив сострадание, не торопил женщину. Пока ему было нужно расспросить отца Гилберта о предстоящем пути и, может быть, добиться, чтобы им выделили проводника.

– Вы ведь наверняка поддерживаете связь с епископством в Элгине, святой отец. Не могли бы вы порекомендовать нам человека, который бы согласился провести нас?

Отец Гиб пообещал для начала отправить с ними юного Олея: послушник проводит их до тропы, ведущей в земли, где проживают некие Мак-Ихе. Это септ[7] клана Маккей, подконтрольный им, однако Мак-Ихе как прихожане церкви при Святом Колумбане еще и выполняют поручения настоятеля Гиба. Он порой обращается к ним, и глава Мак-Ихе не отказывает ему в помощи. Зовут этого главу Ангус, по прозвищу Каррак, что значит «неугомонный, шустрый».

– Но учтите, друг мой, – взяв гостя за руку, продолжил отец Гилберт, – что Ангус Каррак – человек непростой, и вам надо постараться сговориться с ним, расположить к себе. Возможно, вам даже придется заплатить ему, – добавил он со вздохом. – Ибо Ангус как раз недавно вернулся из Элгина и наверняка подумает, отправляться ли ему снова в столь дальний путь.

Насчет платы Дэвид был спокоен – в его поясе еще оставалось серебро, какое могло соблазнить горца. И пока Мойра не вышла к ним, он из учтивости поинтересовался, почему настоятель Гилберт держит связь с епископством через этого Ангуса Каррака, если тот столь своенравен?

– Да у него есть лошади! – ответил настоятель.

Это о многом говорило. Горец, имевший лошадей, считался весьма состоятельным человеком. К тому же верхом на лошади можно было скорее добраться до епископства в Элгине, расположенном на другом краю Шотландии.

Наконец показалась Мойра. Она слушала разговор Дэвида с отцом настоятелем, который велся на шотландском. И когда настоятель напоследок спросил у Дэвида, не будет ли обижена его спутница, если ей сделают подарок, она сразу навострила ушки. Оказалось, что изношенный наряд столь достойной молодой женщины навел отца Гиба на определенные мысли и он решил преподнести ей новый плед. Это дар прихожан его обители, однако плед имеет слишком пеструю расцветку, и братьям-францисканцам даже по уставу не полагается таким пользоваться.

– Конечно, не откажусь, – с улыбкой шагнула вперед Мойра.

Учитывая, как она любила наряжаться в Эйлен-Донане, в ее радости не было ничего удивительного. И Дэвид спокойно отреагировал, когда его спутница, отбросив износившийся и пропаленный серый плед Макдональдов, с восторгом завернулась в красно-желтый с лиловыми вставками клетчатый плед.

Позже, когда они уже шли за шагавшим впереди Олеем, Дэвид спросил:

– А не ответишь ли мне, женщина, откуда ты так хорошо знаешь говор Нижней Шотландии?

Мойра молчала, делая вид, будто не расслышала вопрос своего спутника, и он добавил:

– Ты ведь сразу поняла, о чем мы говорили с отцом Гилбертом. А изъяснялись мы на шотландском.

– Думаешь, Гектор Рой никуда меня не вывозил из Эйлен-Донана? – повернувшись, с вызовом произнесла Мойра. – Думаешь, в Элгине я замру от восторга, восприняв епископский собор как некое чудо невиданное?

Дэвид не стал продолжать этот разговор, чувствуя, что они опять могут поссориться. Он решил не донимать ее расспросами, а больше слушал, что говорил молодой послушник, и если не понимал его речь, Мойра с готовностью спешила подсказать.

Дорога, по которой вел их Олей, была непростой, и без проводника они бы скоро заплутали – повсюду виднелись крутые склоны, испещренные морщинами и складками, словно по ним протянули гигантский плуг, а в низинах таились бесчисленные озера дождевой воды, которые представляли ловушки для неосторожных путников. Но Олей уверенно провел гостей по крутым косогорам, помог взобраться на холмистую гряду и здесь указал в сторону вересковой пустоши, по которой худо-бедно, но была проложена тропинка.

– Порой она будет пропадать, но везде есть указатели, и я объясню, как вам не сбиться с пути.

Указатели он описывал подробно – каменный крест с рухнувшей верхушкой, долина с уединенными жилищами местных жителей, подъем на кряж с тройной вершиной. Будет и скала, похожая на лошадиную голову, и пиктский камень[8] со странными знаками, и темный лес, вдоль опушки которого следует пройти, а уж потом появится Ведьмино болото, на котором они увидят полую башню. Оттуда к жилищу Мак-Ихе уже ведет хорошая тропа, так что они не заблудятся.

У Мойры даже округлились глаза – и как они все это запомнят и не заблудятся? Дэвид же понял, что им надо будет двигаться по солнцу, придерживаясь юго-западного направления.