Однако Мойра не попалась на уловку. Просто сидела и смотрела на него.

Дэвид опустился рядом среди вереска, подобрал один из упавших цветов из принесенного букета, стал вертеть его в руках. Молчание затягивалось. Ох уж эта непонятная фейри Мойра с ее потаенными думами! И чтобы избавиться от возникшего между ними напряжения, Дэвид стал рассказывать, как сложилось у них в походе. Сказал, что теперь у Ангуса могут быть неприятности: они не успели настичь бешеных пастухов, и пришлось отбивать скот уже у Мак-Мэтисонов. Вступив в схватку с охранявшими стадо клансменами, парочку даже убили, одного ранили и связали. Мойра должна понимать, что после хэшима может последовать ответный набег. Но это при условии, если Сыны Медведя захотят вступать в стычку с Сынами Ночи из-за нескольких угнанных коров… Ведь Мак-Ихе все же септ, который находится под защитой Маккеев, а Маккеи нынче в силе.

Мойра слушала его, глядя куда-то в сторону, и у Дэвида сложилось впечатление, что ее не интересует его рассказ. Тогда он просто спросил:

– Что тебя гнетет, женщина?

Мойра ответила не сразу. Она слышала сильные ровные удары собственного сердца. Но какие-то путы упали… И она коротко ответила:

– Я беременна.

– Что? – Дэвиду показалось, что он ослышался.

Мойра расхохоталась, громко и зло.

– Тебя это удивляет, Хат? А я думаю, ты мог бы кое о чем догадаться. Или скажешь, что не делал ничего такого, отчего я могла зачать?

Дэвид молчал. Он сильно побледнел, но молчал. Даже сам не ожидал, что так испугается этой вести. Как он понимал, этот ребенок не от вождя Маккензи, а от него, Дэвида Майсгрейва, английского лазутчика, которому надо оставить эту женщину как можно скорее. Но он ведь выкрал ее и… Ему даже показалось, что сердце его оледенело и покрылось инеем. Что же теперь с ней делать?

Внешне он казался спокойным. И все так же вертел в руках цветок, будто ничего другого его не интересовало.

Тогда Мойра ударила его кулаком по плечу – сильно, даже болезненно.

– Ты словно коварный драки[15], Хат! Ты выкрал меня, а потом, когда я была в беспамятстве, воспользовался моей слабостью! Я для тебя была всего лишь добычей, которой ты не преминул полакомиться!

– Ты сама молила меня об этом! – резко перебил ее Дэвид.

– Не смей так говорить, лжец!

Но он уже не мог остановиться:

– Да, ты сама просила меня, Мойра! О, как ты просила!.. Я лежал подле тебя, а ты, пылающая и шальная, изгибалась подо мной, обнимала и умоляла… А я все же живой человек, я мужчина… который лежал рядом с ласкающейся к нему жаркой красавицей! Тут и святой бы не сдержался. Знаешь, о чем ты просила? Я сразу понял, какие игры были у тебя со стариной Гектором… Поцелуй меня там, раскрой мой цветок…

– Замолчи! – вспыхнула Мойра и отшатнулась.

Они оба умолкли. Дэвид сидел, опустив голову, а Мойра дрожала от негодования.

Лишь через время Дэвид глухо произнес:

– Бедная моя Мойра! Что же мне теперь с тобой делать?

Его слова будто хлестнули ее кнутом:

– Что делать? А я ведь почти уверилась, что ты лучше всех на свете! А ты… ты змей! Ты чудовище!

Она разрыдалась. Дэвид хотел ее успокоить, но она ударила его по протянутой руке.

– Ненавижу тебя! Ты прошел по моей жизни как проказа! Кому я теперь нужна? Как с этим можно жить? О, лучше бы ты и впрямь отдал меня тем заразным на острове. Это было бы честнее, чем добиться моего доверия, моей привязанности… и отшвырнуть прочь!..

Ее плечи вздрагивали, она опустила голову, и упавшие на лицо волосы закрыли заплаканные глаза. Дэвид почувствовал невероятное желание приголубить ее, обнять… А еще ему хотелось целовать ее, сильно и ненасытно, хотелось придавить к земле и брать, уходя в нее, как в вечность… Дэвид чувствовал, что изнемогает. Это было сильнее него, сильнее любых разумных доводов. Он вздохнул, чувствуя, как его переполняет оглушающее желание взять эту женщину. Женщину, которая носит его ребенка… так уж получилось.

И он сказал каким-то странно мягким голосом:

– Не ожидал, что мое семя столь быстро зародит в тебе дитя. Но так ведь бывает, когда мужчина и женщина охвачены пылом страсти. А знаешь, это ведь даже чудесно! Чудесно, что у нас сразу получилось зачать новую жизнь. Это же знак, это дар Божий! Я хочу, чтобы у нас был сын! Я очень этого хочу… Мойра моя… Это же счастье!

Мойра сквозь всхлипывания слышала его слова, но, казалось, опасалась в них верить. Однако, когда Дэвид обнял ее и притянул к себе, она не стала сопротивляться. Она вдруг сразу ослабела, перестала всхлипывать и лишь прерывисто дышала.

Он обнимал ее нежно и мягко, но она слышала его дыхание – тяжелое, глубокое. Ей внезапно стало так хорошо в его руках! Если он и впрямь любит ее, если рад тому, что у них будет ребенок… Ее сердце дрогнуло и затрепетало, как осиновый лист. А кожа даже в тепле его рук вдруг покрылась мурашками.

Все еще не поворачиваясь, она прошептала:

– Не играй мною, Дэвид. Я так беззащитна перед тобой…

– Успокойся, милая, – прошептал он ей в волосы. – И ты не беззащитна. Ты даже не знаешь, какая у тебя власть надо мной. Я думаю о тебе днем и ночью. Порой мне кажется, что я ни о чем другом не могу думать, кроме как о тебе. И я стану твоим защитником, моя фейри! Клянусь в том тебе своей христианской верой и Господом нашим Иисусом! О, ничего я так сильно не желаю, как оберегать тебя… тебя и наше дитя. Ты моя женщина, Мойра. Теперь только моя!

Она почувствовала, как он легко коснулся ее шеи, там, где ее не закрывали заколотые на затылке волосы. Сначала Мойра решила, что он касается ее кончиками пальцев, гладкими и неторопливыми. Но потом она ощутила его дыхание – точно ветерок холодил кожу. И поняла, что он приник к ней губами, нежно, мягко. Мойра только и могла, что сидеть неподвижно, полная ощущений, которые волновали ее до самого сердца. А сердце, еще недавно сжимавшееся от душевной боли, сейчас словно начало плавиться. Когда же Дэвид ласково взял в руки ее грудь… Мойре показалось, что он саму ее душу держал в ладонях.

Доверившись его рукам, она уже будто бы и не принадлежала себе и, покачиваясь, позволяла Дэвиду ласкать ее. О, она не хотела, чтобы что-нибудь из того, что он делал, прекратилось! Ей нравилось ощущать, как от его прикосновений к ее груди и бедрам откуда-то из глубин ее естества поднялось сладкое томление, какое расслабило и согрело ее, а потом даже опалило, когда кровь заструилась по жилам, словно огонь. Мойра узнавала это пробуждающееся волнение… Когда-то с Гектором Роем, когда вождь стал нетороплив и ласков с ней… Но к дьяволу Гектора Роя! Она не желала вспоминать его! Она была в объятиях того мужчины, к которому ее так тянуло, который забыл ради нее все… Который был готов любить и оберегать ее!

Его упоительные ласки, прикосновения, нежное поглаживание в самых потаенных местах. Она не сопротивлялась, а он был таким нежным, что у Мойры закружилась голова. Задыхаясь и пылая, она повернулась к нему и была оглушена силой и жадностью его поцелуя. Она покорилась полностью, она сама хотела его. И когда он мягко стал опрокидывать ее, лишь прошептала:

– Я хочу быть только твоей…

Она отдавалась ему легко и с удовольствием. Еще недавно она его ненавидела… теперь же принадлежала ему с пьянящим ощущением радости. Как он сумел так быстро покорить и приручить ее? А может, она уже давно была к этому готова?

Ее прошлый опыт соития с мужчинами не вызывал в ней удовольствия, теперь же, чувствуя в себе плоть Дэвида, Мойра была полна ощущений, о существовании которых и не подозревала. Ее веки отяжелели, она плыла в волнах наслаждения, обнимая его за плечи… такие крепкие и надежные плечи! О, переполнявшее ее счастье было настолько сильным, что хотелось кричать.

И она вскрикнула, когда уже не могла сдерживаться. Он же задвигался быстрее и ритмичнее, целовал ее и задыхался, а потом замер и, приподнявшись на локтях, застонал сквозь стиснутые зубы.