Жаль, что он был человеком; иногда он казался похожим скорее на существо, чем-то ей подобное.

…………………………

Дитер стал медленно приходить в себя, сознание возвращалось к нему сквозь ужасный, словно какой-то лихорадочный бред преследования. Он пошевелился во сне, и от боли он окончательно очнулся, результатом чего стало то, что он резко вдохнул в себя воздух — но тут же вынужден был прервать этот глубокий вдох из-за резкой мучительной боли. Он был вынужден задержать дыхание, а затем стал выпускать лишний воздух медленными толчками, чтобы ослабить нестерпимую боль в боку. Ощущение было знакомым, однако не из тех, к которым привыкаешь. Кроме того, на этот раз он, похоже, очнулся не в больнице — а это всегда плохой знак.

«Ребро сломано», подумал он. «По меньшей мере, одно».

Фон Россбах открыл глаза и увидел удивительно тусклый свет. Затем он понял, что находится в чем-то похожем на снежную пещеру, что объясняло, почему он не замерз. Вообще-то, в каком-то смысле, сравнительно говоря, ему было даже относительно тепло; Снег может быть иногда неплохим теплозащитным покрытием, по крайней мере, он останавливал ветер. Он попробовал пошевелить ногами и обнаружил, что они просто замерзли, но не переломаны. Одна из его рук была свободной, но другую чем-то зажало, и она онемела. Он осторожно поднял голову, чтобы осмотреться.

Он был придавлен к земле головой и шеей морского котика. Это сюрреалистическое зрелище сразу же заставило его вспомнить все обстоятельства его падения. Произошло ли это тогда, когда все эти огромные снежные глыбы тоже обрушились? Он опустил голову и понял, что лежит на чем-то довольно мягком. Осторожно повернувшись, он увидел, что он лежит еще на одном тюлене. «Сэндвич», с горькой иронией подумал он. Их подкожный жир создал неплохую теплоизоляцию. «А вот и еще одна причина, по которой я не превратился в эскимо».

«Джон не узнает, где я», вдруг подумал он.

Он попробовал отпихнуть от себя свободной рукой голову тюленя, примерно с теми же результатами, как если бы он попытался оттолкнуть от себя огромный валун. Все животное превратилось в один сплошной замерзший и затвердевший кусок; четыреста фунтов мяса, застывших в трупном окоченении, их можно было сдвинуть с места только краном. Он поднял голову, чтобы изучить ситуацию, и решил попытаться выскользнуть из-под него. Он был прижат лишь головой, шеей и частью плеча тюленя.

К счастью. Иначе он бы никогда не очнулся; если бы эта тварь всем своим весом навалилась бы на его сломанные ребра, то это могло бы его задушить или вогнать сломанные концы костей ему в легкие. Но именно медленно остывающее тело тюленя и спасло ему жизнь.

Очень осторожно он попытался вывернуться из-под огромной твари, но обнаружил лишь, что крепко удерживается на месте своей угодившей в ловушку правой рукой, зажатой тушей. Дитер попытался пошевелить ею; он вообще не почувствовал своей руки, нигде, ниже плеча. Тем не менее, она все-таки сдвинулась с места; он почувствовал, как она немного соскользнула вниз, к его спине, на пару дюймов. «Она не сломана», с облегчением подумал он. «И не замезла окончательно. Просто пережаты нервы, но кровь по-прежнему циркулирует».

Ему удалось вытащить ее, и она упала вниз, ударившись о тюленя под ним; после того, как она оказалась там, он снова обнаружил, что застрял. Плоть мертвого тюленя, лежавшего на нем сверху, облегла вокруг его руки со всех сторон, а затем затвердела, лишив его свободы действий. Другой тюлень, тот, который был под ним, образовывал сплошной прочный пол, который с равным успехом мог быть дубовым. Попытка втянуть в себя воздух, чтобы сделать себя чуть меньше в рамзерах, не являлась теперь решением задачи.

«Интересная проблема», подумал он. Он вытащил левую свою руку из-под подбородка тюленя и поднял ее; чтобы высвободиться, ему нужны были, может быть, какие-то полдюйма. Но его ребра быстро и громко запротестовали. Он остановился; слабая надежда, тем не менее, сохранялась. Если ему требовалось лишь сломать этой твари позвоночник, то это было возможно, но чтобы заставить ее сдвинуться с места, потребуется раскрошить все ее тело.

«Сомневаюсь, что даже в молодые годы – без сломанных ребер – я сумел бы это сделать».

Ему повезло с ребрами; может, они и были сломаны, но они не пробили каких-либо важных органов. Однако он должен был убедиться, что это так. Все мускулы в кишечнике и верхней части тела тянутся к позвоночнику и грудной клетке, а ребра – это то, что их скрепляет.

Дитер согнул свою левую ногу в сапоге и стал подтягивать ее к своей свободной руке.

Он потянулся к ножу в ножнах у себя в сапоге, стремясь дотянуться до него, несмотря на протестующую резкую боль в ребрах. «Определенно больше одного, но только с одной стороны». Чуть ли не больше, чем эта боль, ему сильно не нравилось ощущение неполадок в своем теле.

Кончиками пальцев он коснулся рукоятки, но ему пришлось остановиться и перевести дух. Схватившись за штанину, чтобы нога не выскольнула и не стала после этого недосягаемой, он позволил себе передохнуть. Нелегко было это сделать в такой несколько скрюченной позе, когда он чувствовал, как ребра его расходились с каждым болезненным вздохом.

Понимая, что у него больше не будет возможности передохнуть, пока все это не закончится, он стал пробираться рукой к сапогу, пытаясь подтягивать ногу все ближе к себе с каждым новым движением.

Дитер подтягивал ее и подтягивал, пока не взвыли сухожилия в колене, а затем подтянул ее еще немного.

Наконец, он стиснул зубы, а затем рванулся и был вознагражден овладением рукояткой ножа и настолько резкой болью в боку, что он вновь чуть не вырубился.

Но он удержал, как сознание, так и нож. Закрыв глаза, он сделал серию длинных медленных вдохов, чтобы ослабить боль и сохранить настрой. А затем он стал вырезать себя из этой своей тюрьмы.

Казалось, прошла целая вечность в этом замерзшем белом аду, но через некоторое время Дитер упал на твердую поверхность уже наверху трещины, выбравшись из нее. Затем он свернулся в позу эмбриона, чтобы сохранить тепло тела и передохнуть. «Не лежи слишком долго», предупредил он себя. Здесь «слишком долго» означало очень короткий промежуток времени. Поморщившись, фон Россбах поднялся и сел. Некоторые из его органов чувств, казалось, отказывали – например, он не чувствовал запаха, хотя, может быть, это просто от холода. Всё вокруг казалось каким-то далеким, видимым сквозь какую-то толстую пластину прозрачного стекла. По крайней мере, прекратилась пурга. Если бы снег все еще шел, ситуация была бы еще более отчаянной. Он возблагодарил Бога за столь великие милости.

Он проверил время и дату. «Сейчас начало дня, и день спустя после того, как я повел себя как полный идиот и один вышел из палатки». Ему нужно было проявить осторожность и не делать этого, и он дорого заплатил за эту ошибку. Дитер с трудом поднялся на ноги, и после минутного головокружения почувствовал себя несколько лучше. Теперь, когда он уже не был придавлен всей этой тяжелой тушей тюленя, ребра его болели на порядок меньше. Оглядевшись, он увидел, что за его ошибку пришлось поплатиться и кому-то другому.

Рядом с ним, примерно там же, где он выполз из трещины, оказалась груда окровавленного снега, а зрительно проследив за кровавым следом, он наткнулся на отпечатки снегохода.

Осмотрев характер следов на снегу, он решил, что Джон, должно быть, упал в трещину и что Венди, умница, вытащила его оттуда с помощью снегохода. Фон Россбах осторожно склонился над краем и обнаружил внизу еще одного тюленя, который разбился о те самые огромные ледяные глыбы, которые стали ему укрытием.

Дитер искренне надеялся, что кровь эта принадлежала животному, потому что ее, казалось, было здесь довольно много. Отвернувшись, он направился по следам снегохода обратно в их лагерь и вообще-то не удивился, увидев, что Джона и Венди там нет.

Они, естественно, предположили, что он погиб, и решили продолжить операцию без него. Что стало вполне разумным, особенно с учетом того, что Джон был к этому подготовлен, но малоприятным открытием. Двигаться тут одному, пешком, без продуктов и снаряжения означало оказаться в крайне невыгодном положении, пусть даже до укрытия идти было недалеко.