«Нет. Я искренне считаю, что она сделала всё», ответил Дитер. Взгляд молодого человека

на мгновение показался ему отрешенным, и австриец продолжил: «Просто мне кажется, нельзя сказать, что это известно абсолютно точно. А когда риск неудачи настолько велик, я не стал бы рисковать». На мгновение Дитеру показалось, что его поняли; но затем Джон отвернулся. «Приеду поздно сегодня», сказал он. «Не ждите меня».

*

Джон вел машину, стараясь не думать и не переживать. Потому что, если бы он позволил себе хотя бы на минуту предаться чувствам и переживаниям, то горечь предательства могла бы просто удержать его за рулем настолько, что он никогда бы больше не вернулся обратно. Венди нашла способ помешать Скайнету стать разумным, одновременно дав возможность проекту выглядеть так, будто он удался. Он сам лично нажал на «Enter», стоя рядом с ней… Он сжал губы и заставил себя перестать вновь думать об этом.

«Бильярд и пиво» , сказал он себе, «думай только о бильярде и пиве».

И о дурацких шутках в хорошей компании. Он почти уже чувствовал запах бара. Джон сделал глубокий вдох, а затем постарался выдохнуть из себя часть напряжения.

Они были правы, ему просто не хотелось это слышать. «Нет» , подумал он. «Думай о

Клондайке». Лосиные рога над вешалкой, тусклое зеркало позади длинного деревянного

бара, марки пива и хитрожопые официантки.

«Подумай лучше о том, как выиграть у Дэша Альтмана еще 20 баксов». Думай о чем

угодно, кроме того, что, возможно, они допустили провал.

*

Нинель Петрикофф отключила свой компьютер и откинулась на спинку кресла, сложив руки на худощавом животе. В чатах луддитов стало уже секретом полишинеля, что Рон Лабейн вовсе не был убит каким-нибудь взбесившимся фанатом. Его похитили агенты правительственных спецслужб, а затем его спасла ячейка луддитовских коммандос. Она была поражена и взволнована тем, что этот человек лично ответил на ее электронное письмо; это, конечно, подозрительно. Однако, в конечном счете, Нинель решила, что неважно, писал ли это лично Лабейн или же один из его секретарей. Если она написала то, что ему стоит узнать, то это известие (она была в этом уверена) ему передадут. Но смысл этих последних сообщений становился все более пугающим. Она не была уверена в том, что ей следует отнестись к этому серьезно. Лабейн говорил, что когда этот проект «Скайнет» будет запущен, у луддитов не останется иного выбора, кроме как восстать и нанести удар по военно-промышленному комплексу.

Мы уже пробовали их урезонить, мы уже пробовали действовать через

законодательство [писал ей он]

.

Мы уже испробовали все мыслимые мирные средства, и все, что мы получили в ответ, это то, что они отгородились от нас, закрылись и едва удостаивают нас вниманием. Но

вот это уже последняя капля, переполнившая терпение. У этой штуки нет разума и

совести, однако она будет контролировать теперь самое смертоносное на планете

оружие. И вот это необходимо остановить любыми средствами.

Каким же образом? Нам нужно будет уничтожить все источники питания и ослабить

врага и их всемогущую верховную машину-бога до уровня обычных людей. Да, поначалу

это причинит повреждения и страдания. Но если мы не отреагируем вовремя, они могут, просто не понимая того, вызвать конец света.

Нужно будет уничтожить трубопровод на Аляске, который они протащили через

нетронутую пустыню. Если ты готова помогать, Нинель, я могу связать тебя с нашей

группой. Сейчас не отвечай; подумай об этом в течение еще двух суток. Надеюсь, все

же, что мы можем рассчитывать на тебя, друг мой. Дело наше правое, и действия наши

являются вынужденными и крайне необходимыми. Если ты не можешь заставить себя

активно помогать нам, то в таком случае я надеюсь, что мы можем рассчитывать на

то, что ты, по крайней мере, не станешь этому мешать.

Мысленно с тобой,

Рон.

Она отбросила со лба свою густую челку и с досадой выдохнула. Она была охотницей, а не активисткой, и независимой одиночкой, а не командным игроком. Ей давно приходило в голову, что этот веб-сайт может быть своего рода правительственной антитеррористической приманкой, созданной для того, чтобы втягивать в себя наиболее оголтелых и неосторожных людей. Да, она ненавидела этот трубопровод. Но ей нравилось иметь снегоход и генератор, который позволял ей общаться с миром через интернет. Если его перекрыть, то тогда заткнут и её.

«Хотя нет». Она сокрушенно покачала головой. Может, она на самом деле и не была

такой уж одиночкой, какой себя считала. Сейчас, например, ей очень захотелось отправиться в «Клондайк» за пивом, хотя бы за пивом, по меньшей мере. А может, и найти там какое-нибудь нормальное общение в компании, которая подскажет ей, как ей быть, так как она полностью растерялась. Хотя по аляскинским стандартам это было вполне «нормально», в континентальных штатах с этим наверняка был бы напряг.

*

Закутанная в многочисленную теплую одежду фигура на обочине дороги выставила вперед большой палец, даже не остановившись и не оглянувшись. Джон же остановился, предложив ее подвезти. В машину вошла девушка и сняла меховую шапку; она повернулась к нему и посмотрела на него бледными, как лёд, глазами. «Спасибо», сказала она. «Не за что абсолютно», сказал Джон. Он встречал ее раньше в «Клондайке», запомнив ее густые белокурые волосы и классические эскимосские черты лица. Она была из числа тихих посетителей, предпочитавших партию в шахматы бильярду или картам. Он никогда не видел, чтобы она приходила туда и уходила оттуда вместе с кем-то другим. «Куда направляешься?», спросил он. «В Клондайк. Как и ты, насколько я понимаю». Он усмехнулся. «Ну да. Я Джон Грант», сказал он и, не отрывая глаз от дороги, протянул ей руку. Она взглянула на него, прежде чем кратко, но крепко ее пожать. «Нинель Петрикофф». Джон нахмурился. Необычное имя и фамилия. Затем он рассмеялся. «Думаю, можно, без сомнения, догадаться о политических убеждениях твоих родителей». Нинель вопросительно подняла брови. «Сообразительный какой», сказала она. «Либо быстро соображаешь, либо сам коммунист». «Боже упаси!», ухмыльнулся он ей. «Просто у меня мозги достаточно варят, чтобы вывести «Lenin» из «Ninel», прочтя наоборот, услышав такое имя в сочетании с русской фамилией». Она улыбнулась и выглянула в окно. «Думаю, это был скорее протест против антирусских настроений, чем какое-нибудь политическое заявление. Мама моя всегда всем говорила, что меня так назвали в честь одной из ее любимых балерин». «И я уверен, никто из них не взял бы себе такое имя по политическим соображениям», сказал он. Нинель фыркнула. «А вот тут ты не угадал. Боюсь, Большой театр политизированней, чем КГБ». «Ну, думаю, КГБ и не нужно было быть особо политизированным, а лишь чрезвычайно безжалостным». Улыбаясь, она обернулась и посмотрела на него. «Продвигаясь вперед путем убийств?» «Возможно. Это наверняка позволяло избежать бумажной волокиты». «Ха! Судя по тому, что было обнаружено в Восточной Германии, можно подумать, что их целью было лишить мир деревьев». Это вернуло ее к мыслям о Роне Лабейне и его письме, и она вздохнула. Наступило неловкое молчание, и Джон некоторое время вел машину, не нарушая его. Однако он прекрасно осознавал, что рядом с ним сидит она. «Вызываю тебя на партию в шахматы?», спросил он, наконец. Она оценивающе посмотрела на него. «Я не знала, что ты играешь». «Да, ну, впрочем, ты вплоть до сегодняшнего вечера и не знала меня по имени».