— Я просто хотел сказать, что арктическим созерцальням приходится подключаться к основным кабелям физически, при этом, как правило, защитными барьерами пренебрегают, чтобы созерцальня справлялась с любым наплывом мыслеобмена. Там наше слабое место.
— Слабое место? — заморгала Дафна.
— Иными словами, если вы вдруг захотите устроить спазм данных, или загрузить в сеть смертельный вирус — например, если вам нужно будет испортить медицинские короба для спячки и погубить тысячи невинных пациентов — лучшим местом для взлома будет как раз кабель под созерцальней.
— С какой стати мне понадобится губить тысячи невинных пациентов?! — возмутилась Дафна.
— Не говорю, что вы так сделаете, мэм. Но и такую возможность стоит обдумать. Интересно рассчитывать, сколько людей можно грохнуть с помощью той или иной уязвимости — например, пресловутым кабелем под созерцальней — и сойдёт ли это с рук.
Дафна шепнула Фаэтону:
— Ты был прав. Он странный, рядом с ним не по себе.
С пальца радостно заголосило кольцо:
— При сверхстимуляции пользователь разгоняет модуль Средней Виртуальности, отключает подавители и открывает фильтр для всех-всех файлов ощущений!
— О нет, и ты туда же! — охнула Дафна.
Фаэтон сказал:
— Сердечник кабеля занимает полифотонная ноуменальная жила, поскольку она требует усиленной изоляции, и именно там конструктор ставит датчики вмешательств. Линии управления телепроекциями, в свою очередь, расположены ближе к оплётке, и вполне возможно проникнуть в них, не обращая внимания датчиков.
Аткинс сказал:
— На вражескую планету нужно садиться на полюсе. Мало того, что магнитное поле скроет след корабля, так ещё за полюсами диспетчеры не следят — все суда пролетают около плоскости экватора, ведь так гораздо экономнее. На северный полюс никто не смотрит.
Дафна сказала:
— Афинские зодчие не использовали цемент, они обтёсывали камень с поразительной точностью, а кладку скрепляли металлическими крепежами. Памятники Второй Эры испещрены оспинами там, где люди последующих веков выковыривали эти крепежи и переплавляли для своих нужд.
— Прошу прощения, дорогая …?
— Повторите-ка, мэм…?
Оба уставились на неё.
Дафна победоносно улыбнулась:
— Я проверяла. Показалось, что меня не слушают.
Гончая навёл на неё проницающий взгляд.
— На самом деле, мисс Дафна, я в вас разочаровался. Вы читали столько детективов, но не видите за уликами смысла? Например, стал бы мистер Лавочник опираться на левый локоть вместо правого?
Она пожала плечами:
— Ну, он не стал бы. Без причины. Очень уж неудобно. Если он и нацепил этот удлинитель руки (особенно неудобный, к слову), то только потому, что ему не хватает управления через мысленный интерфейс. Контактная точка расположена на локте потому, что предплечье и остальная рука простирается в Виртуальность. Опирать её на что-либо нужно, только если ты хочешь сохранять контакт и одновременно передавать через перчатку сигналы в Виртуальность из другого источника. А…
Гончая намекнул:
— А зачем человеку, отдыхающему под сенсорной перегрузкой, передавать сигналы в Виртуальность? Не стоит ли ему, наоборот, остерегаться случайно отпущенных мыслей, неправильных звонков, нечаянного переключения действительности?
— За это может отвечать изолированная часть разума… — тут её глаза загорелись. — Я поняла! В одной серии Вень Чи-Анг Мориарти, сотый линейный потомок Фа Со Лои и Профессора Мориарти вместе с последним членом Невидимой Империи Си Фан оставил карту-джокера из Средней Виртуальности на склоне холма. Они знали, что орнитолог-любитель посмотрит в бинокль туда, и через карту в его мыслительное пространство загрузился призрак, и он совершал преступления, пока орнитолог не был занят. Отличная серия, ведь дело расследовал как раз орнитолог, и в подозреваемые себя он не записал. Он, кстати, и сенсорными перегрузками баловался, и лишние сигналы были незаметны, ведь перегрузка и так перегружает каналы. И…
— Похоже, Молчаливые смотрели тот же сериал, — сказал Гончая.
— Да ладно вам, вы шутите! Это просто сериал! С людьми такое не случается! В жизни, я имею в виду…
Гончая продолжал:
— Чтобы в мистера Лавочника проник призрак, Нептунцу с Поникшего Руха было достаточно скинуть карту на северный склон горной скульптуры. Во время ежедневных стимуляций наш герой просто любуется пейзажем с выкрученным до предела фильтром, принимая все сигналы со всех каналов. В обычных условиях — совершенно безопасное времяпрепровождение.
— Окажусь ли я прав, если предположу, что сеансы перегрузок мистера Лавочника совпали по времени сначала с моим слушанием в Курии, а потом — с выступлением Глубинных на озере Виктория? — спросил Фаэтон.
— Это же Скарамуш? Тот, кто им управляет, сам того не осознаёт, — сказала Дафна.
Аткинс посмотрел на ночное небо, нахмурился. Указал наверх пальцем.
— Координаты цели я получу через навигационные спутники. Орбитальная снайперская установка может менять угол выстрела, но лучу всё равно придётся пройти сквозь планету, хорошо хоть секущая не очень длинная. Так даже лучше — если кто-то боится удара из космоса, он не станет располагать отражающую сетку под собой. Никто не ждёт, что ему из-под Земли хвост поджарят. И место удачное — Аляска, там пусто практически. Побочный ущерб маловероятен.
Фаэтон с ужасом понял, что Аткинс собирается убить совершенно невинного человека. Он дёрнул Аткинса за руку, крикнул:
— Нет! Стой!
Но Аткинс уклонился и скупым движением подсёк Фаэтона, так, что тот грохнулся на палубу.
— ФАЭТОН, ОСТАНОВИСЬ.
Рядом с изображением Гончей развернулся другой алмазный навес. Он вспыхнул, и на нём проявился образ рослого, жилистого и сурового афинского гопли́та в полном доспехе. В одной руке он держал копьё из ясеня, а вторую закрывал круглый, выпуклый щит. На плече, около пышного плюмажа, восседал стервятник, а у ног лежал шакал. Позади царственного воина стояли две крылатые ведьмы, их лица скрывали медные маски, но змей вместо волос они не прятали.
Фаэтон уставился в наваждение.
— Диомед…?
От головы до пят воина покрывала кровь. Свежие, алые брызги стекали по бурым, давно засохшим кровавым пятнам. Голос гоплита стал немного тише:
— Нет, не Диомед. Я представляю группу Софотеков Воинственного Разума. Полагаю, мой мифологический образ подходит Серебристо-Серой эстетике?
Аткинс продолжал, прищурившись, смотреть на небо. Фаэтон встал, на пол-шажка приблизился, но окровавленный воин его пресёк:
— СТОЙ! Вы уже пытались помешать проведению военной операции вооружённых сил Золотой Ойкумены. Это измена, и по закону Федерального Ойкуменического Сотрудничества она, и только она карается смертью. Не усугубляйте свою вину.
Фаэтон замер.
— Измена? Предотвратить убийство — измена?
— Вмешательство в работу полиции — всего лишь помеха правосудию. Вмешательство в дело армии, причём во время войны — пособничество врагу. Измена — первое преступление в нашем Уложении, и оно же — единственное, упомянутое по имени. Единственный приоритет Группы Военного Разума — сохранение Ойкуменического Сотрудничества от внешних врагов. Не заблуждайтесь. Закон не потерял силы, хоть его и не применяли с Шестой Эры, вас всё ещё могут осудить за предательство и казнить. Дело крайне серьёзное.
Аткинс обратился к экрану:
— Военный Разум!
Объединение Софотеков отдало честь:
— Вас слушаю, сэр!
— Всё, что тут происходит, засекречено. До моего указания вы не имеете права разглашать сведения об попытках Фаэтона помешать выполнению боевой задачи ни Курии, ни какому-либо ещё лицу, исключая членов Парламентского Комитета по Обороне с высоким уровнем допуска. Вы поняли?
— Так точно!
— Краткий отчёт по последней операции.
— Операция заняла две тысячных пикосекунды. За это время луч проник в череп цели через средний мозг и кору и поразил центр быстрых реакций. Импланты цели, включая ноэтический и ноуменальный передатчик, повреждены не были. Луч вышел из черепа через лобную кость. Следующие четыре сотых секунды тщательно отслеживалась мозговая активность, с помощью ноэтической информации снайперская установка вычислила соответствие мыслей и нейронных путей, и хотя ноуменальный дознаватель не смог расшифровать мысли Молчаливого, он отметил области в мозге цели, в которых они хранятся, и эти подозрительные области были удалены вторым выстрелом со снайперской орбитальной установки, целеуказание обеспечила хирургическая программа. По оценке Софотека Эксперта, в разуме цели подозрения не появились — область рефлекса подозрительности была удалена ещё до того, как до неё дошли биохимические болевые сигналы.