На покрасневших глазах навернулись слёзы, Дафна начала хохотать, и багровое от злости лицо, несмотря ни на что, показалось Фаэтону прекрасным.
— Не расстраивайся. Помни о самоконтроле.
— В жопу всё! Я больше не Серебристо-Серая, я Красная, нам положено психовать!
— Даже если и так, твоя гипотеза всех фактов не объясняет. Зачем встраивать в голову ограничитель, предохраняющий о мыслях и снах об Второй Ойкумене? Кому это нужно, если не выходцам оттуда?
— Может, они хотели заблокировать вообще все сновидения, без разбору, чтобы ты умер от недостатка полноценного сна до того, как ноэтическая проверка покажет их вину. Почему Вторая Ойкумена? Не знаю. Может её случайно выбрали, может, это самый страшный образ в твоём подсознании, может вирус мутировал. Дорогой, в мире есть хаос. Не всё запланировано.
— Кто-то этим вечером через Дочь Моря угрожал мне.
— А, это. Это моё письмо, Дочь моря всё переврала.
— И что же значил "мир ласковых цепей, в котором я запутаюсь"?
— Я просто предложила провести четвёртый медовый месяц на настоящей луне. Может, когда ты устроишь планетоид любви для нас двоих, ты расхочешь искать счастья у чужих звёзд, и найдёшь его поближе.
— И- ага. Значит- Собираешься полететь со мной?
— Возможно. Если ты ведёрко с головы снимешь, конечно. Точно не знаю. Но знаю точно — не попадём никуда, пока ты мнёшься перед якобы заминированным прибором. Если боишься, проверь эту чёртову штукенцию на мне. Узнай, кому я служу — Молчаливой Ойкумене, голубеньким Феечкам, Рождественскому Батюшке…
— Это может быть небезопасно…
— Тогда пострадает вражеский шпион, — отвечала Дафна, разводя руки.
— Не будет ли мудрее подготовиться…
— Нет, Фаэтон Изначальный из дома Радамант, ведро я носить не буду! Смиритесь. Всё, надоело.
Она подошла, засунув руку, нащупала в кармане халата мыслеинтерфейс ноэтического устройства.
— Я не шпионка, Фаэтон.
Фаэтон замер от ужаса — жена могла погибнуть у него на глазах.
— Стой!
Но тяжёлая, опутанная проводами рука ничего не успела изменить.
— Клянусь, — добавила она.
Устройство загудело. Взгляд Дафны опустел.
— Нет! Погоди!
Тут Дафна снова заулыбалась, а прибор огласил:
— Субъект не противоречит своему мировоззрению, мнению и знаниям — она не лжёт. В сознании нет скрываемых мыслей. Признаков постороннего вмешательства не найдено. Её последняя редакция памяти — временная потеря воспоминаний, совершённая по её просьбе Софотеком Вечерняя Звезда из Красной школы второго ноября этого года.
— И, клянусь, я тебя люблю, — продолжила Дафна.
— Частично верно. Скрывается мысль о том, что вы ведёте себя исключительно непредсказуемо, что выводит субъекта из себя, и, по её мнению, несмотря на все её старания, любить вас стало тяжелее.
Дафна, как ошпаренная, вытянула руку.
— Ой, заткнись уже!
И вполголоса добавила:
— Трепло золочёное.
Фаэтон глубоко вздохнул.
— Хорошо, теперь я считаю риск оправданным. Устройство! Исследуйте меня на признаки посторонних вмешательств, пожалуйста.
Устройство снова загудело, закашлялось, потеряло в тоне и умолкло.
— Что-то не так? — озабоченно поинтересовалась Дафна.
— Отчёт, — приказал Фаэтон.
Прибор отчитался:
— Работа невозможна. Подходящие показатели отсутствуют.
Дафна взмахнула:
— Снова попробуй!
Прибор сказал:
— Внешний источник энергии влияет на циклическую матрицу памяти. Отключаюсь.
Рассерженная Дафна чуть не завизжала:
— Сними ведро и попробуй заново!
Фаэтон снова засунул внутрь прибора зонд.
— Не думаю, что мешает броня.
Прибор озвучил:
— Пожалуйста, подождите. Системе необходимо перезагрузиться и пройти процедуру переукладки.
— Проклятье! — воскликнула Дафна. — Ты опять провод какой-нибудь вверх ногами вставил, как тогда, в Париже!
— Нет, сейчас случился электромагнитный импульс. Он перемешал некоторые внешние схемы. Бесконечное самоподдерживающееся кольцо, о котором я рассказывал, запуталось. Информация на месте, но завязана в узел Мёбиуса, и вся адресация нарушена. Но нейтроний, или псевдонейтроний, или что там ещё — он в порядке. Его и антиматериальным залпом не поцарапаешь… Так. Энергия прошла в частотах обычного мыслепорта. Может, обратная связь от доспеха? Или резонанс?
— Вылезай из брони и давай заново.
Тут из кольца на пальце Дафны раздался девчачий писк:
— Не снимай броню! Дафна, назад! На Фаэтона напали!
ВРАГ
Фаэтон растерянно замер, а Дафна бросилась на пол и перекатилась под койку.
Подчёрпнутая из боевиков привычка, возможно, спасла ей жизнь. Осколки раздробленной двери сорвали с Фаэтона три слоя плащей и проводов, с музыкальным громом зарикошетили о латы. Взрыв был на уровне головы.
В дверной раме горело. Фаэтон вступил в пламя. Обрывки проводов и лоскуты халатов плавились на бронированном теле, раскаляясь добела.
Фаэтон ухватил в пекле какое-то существо, упёрся в него всем телом и, взревев суставами доспеха, вытолкал наверх лестницы — вдаль от каюты. Вдаль от Дафны.
То ли пинок, то ли взрыв прозвенел в грудь и отправил обратно по ступеням кубарем. Через плечо крикнул:
— Дафна?
— Я цела! Лови его!
Залп из ускорителей частиц, выброс магнитной энергии — Фаэтон преодолел пролёт, упал на палубу.
Было темно. Алмазные навесы помутнели и, растянувшись, обхватили борта — вся палуба оказалась под куполом, запечатанная надёжнее саркофага.
Свет исходил только от кольца огня под копытами твари. Она встала на дыбы, разбрызгивая шипящий кипяток. От неё валил пар и дым, клубы поднимались и свивались в кольцо под нагаром на бриллиантовом своде.
Она — лошадь Дафны, разумеется.
Вернее, бывшая лошадь. Встав на задние копыта, существо стояло прямо, поджимая скрюченные передние ноги. Изо рта и глаз текли бело-голубым потоком полупрозрачные кипящие слёзы, отводя побочное тепло бурлившей внутри наноперестройки. Череп раскололся, из разлома хлынула кровь напополам с рассолом нанороботов. Пламя бросало отсветы и отражалось металлическими бликами от стремительно растущих инструментов, в которые затвердевали щупальца распадающейся на языки рвоты, вытекающей сквозь обломки конских зубов.
Фаэтон выставил ладонь, зарядил батареи…
— Стой! Говори! — раздалось из нутра твари. Сейчас она походила на кентавра, вставшего на дыбы, но человеческое лицо заменял клубок чёрных жгутов, направленных концами в Фаэтона, извиваниями напоминая многоголовую кобру. Выстрелов не последовало.
Забавно — Фаэтон, цивилизованный человек, должен был первый предложить переговоры.
— Кто ты такой? — выкрикнул Фаэтон.
— Помнить это мне запретили. Я ничто.
(Почему же вдруг по хребту пробежал холодок? Похоже, втайне от себя, Фаэтон надеялся, что и всё это, и враги, и злодейства — окажется наваждением, сном, симуляцией, розыгрышем, недоразумением. Но вот стоит враг. Наяву.)
— Ты от Софотека Ничто?
Ответа не последовало. Существо сделало шажок вперёд, и, постукивая копытами по почерневшей палубе, переминалось на месте, не опуская, впрочем, скрюченных передних лап. Из осколков черепа полезли новые побеги, застывая во зловещего вида трубки и фокусирующие устройства. Оружие? В темноте понять сложно.
Фаэтон во время передышки поднастроил собственный доспех. Лишнее тепло от стремительных реакций в нановеществе вышло шипящим хором струек пара.
Фаэтон опять спросил:
— Вы органический или нет? Личность или парциал?
— Я ничего из того, что ты способен понять. Понимание нас не поймёт.
Слова выходили ровно, пусто, бездушно.
— Не несите чепухи, сударь! Если вы независимая самоосознающая сущность, то сообщите. Я хочу понять, будет ли ваше уничтожение считаться убийством?