После двойной реконструкции один из режимов переводчика всё-таки выпрямил сообщение в понятный формат:

"Не имея власти и средств, денег и друзей, способных купить или выпросить носитель, связавший бы Фаэтона с далёкими Нептунцами, сей ночью Дочерь Моря извергает посулы Фаэтона множеством путей. По суше, по воде и небу, светом, речью, забытыми ныне бумажными письмами, сохранённой древностью от Серебристо-Серых, идут его слова. Обещания тысячей семян сулят награду тем, кто перенесёт их хоть на шаг. От твоего имени я поклялась стократно возместить любую трату, а если кого из-за тебя изгонят — так целый новый мир получит. Несчётные сотни этих семян упали на бесплодный камень и в тишину канули."

"Но пришёл ответ от скрытого на время празднества от Наставнических глаз под маской. Он принял предложение, и сказал, что тебя заберут, перенесут в бескрайние тихие пустоши космоса, где ты пропадёшь, и только одинокая любовь тебя там защитит. Человек за маской поведал, что построишь мир ласковых цепей, в котором и запутаешься, и что до краёв своих космических чаяний ты всё равно не долетишь."

"Он идёт."

Фаэтон разглядывал слова. Что они значили? За маской — Скарамуш? Или шутник под маскарадным протоколом? Или это Дочери Моря приснилось?

Звучало зловеще. Броня осталась внизу. Стоило ли её надеть?

С другой стороны, аккумуляторы не бесконечные…

Он услышал движение на воде неподалёку.

В сумраке он различил несуразный силуэт, мерно и с хлюпанием загребающий в его сторону. Форму разглядеть было непросто — то ли двуногое и многоногое, то ли гуманоид верхом на плавающем нечто.

С грохотом существо, или существа, столкнулись с баржей. Со сходен послышался новый грохот, цокот и пронзительное ржание. Изгиб борта загораживал гостей.

Раздалось:

— Эй, на палубе! Привет! Разрешите взойти на борт!

Фаэтон замер, узнав голос.

Тут, топая как молоток, по лестнице наверх заторопилось какое-то чудище.

Фаэтон обернулся и обомлел.

На палубу взбирался конь, орошая палубу водой с хвоста и гривы, а к шее прильнула изящная черноволосая всадница в развевающемся на ветру старинном наряде наездника.

От её смеха жеребец встал на дыбы — либо разделяя радость, либо просто от испуга.

Она ловко спешилась и летучей походкой приблизилась к ошарашенному Фаэтону.

Она засунула хлыст за голенище чёрного сапога, прошлась пальцами по шёлковой причёске.

— Шляпку потеряла, — сказала она, подступила к Фаэтону. — Даже не поцелуешь меня?

Под неясным светом звёзд, под алмазными галереями ему улыбалась Дафна. На ней был длинный тёмный жакет, галстук и обтягивающие светлые бриджи.

— Дафна-

Фаэтон пытался убедить себя, что это копия жены, срисовка, а нахлынувшие чувства основания под собой не имели.

— Дафна — и тебя изгнали? Как давно?

— Да вот уже секунду как, когда поздоровалась, — с озорством улыбнулась она.

— Но- Зачем? Ты себе жизнь сгубила!

Голос Фаэтона от страха опустел.

— Вот дурачок. Я пришла тебя спасти. Так что, я поцелуя не дождусь? Повторять не буду.

Бред, совершеннейший бред. Он же не в эту женщину влюбился, ведь так? Зачем она губит себя ради него?

Фаэтон обнял её. Их губы соединились.

И внезапно в бреду появился смысл.

Фаэтон и Дафна стояли в объятиях на окутанной сумраком палубе, а конь поджидал хозяйку около кормы, тихо обнюхивая алмазные панели шатров.

На востоке, словно стальная радуга, сиял город-кольцо — сверху золотисто-розовым, а у основания лунным, сливаясь с серебристым горизонтом. До восхода оставалось несколько часов, но покрасневший свет Солнца уже был здесь, на объятой ночью части мира — изогнутые атмосферой лучи отражались от стен и парусов орбитального города вниз, рисуя на воде огромный гнутый след, дорогу из-за горизонта в рай, но рябь на воде расплескала некоторые лучи прямо на ланиты Дафны и в омут её глаз. Сколько отражений претерпел фотон, чтобы заиграть в глазах его жены? Отблеск от моря, свет от города, но, всё-таки, свет шёл прямо от Солнца.

Глаза его жены? Нет. Достоверные копии, возможно, но человек за этими глазами — не жена. Свет в её глазах пришёл от Солнца, но солнечным не был.

Мысли и память перешли к ней от настоящей Дафны, но это не Дафна.

Бывшая кукла, милая девушка, которую он не любил, последовала за Фаэтоном в изгнании — и, возможно, в смерти. Почему? Она выдумала, что любит его?

Недавно найденный смысл, такой яркий, крошился.

— Так зачем ты здесь? — с трудом изрёк Фаэтон.

Оказалось, на палубе, против желания, обнимались два незнакомца.

Дафна отошла в сторону, отвернулась от взгляда. Отстранённым и хрупким голосом произнесла:

— Я попросила кольцо подготовить вступление к истории о путешествии сюда. Я продолжаю твою сагу, наконец, после стольких праздных лет! Думала, обрадуешься — сам нудел же ведь, что мне нужно заняться чем-нибудь.

Продолжает сагу? Похоже, она имела в виду тот самый героический документальный сон, который написала после их первой встречи — именно ради него она отправила куклу-посланника на Оберон, чтобы взять интервью. Явиться лично Дафна отказалась — она боялась оказаться вдали от Ментальности, вне зоны доступа ноуменальных каналов бессмертия. Боялась отстранения. Боялась смерти.

Фаэтон бережно повернул к себе Дафну и вгляделся в лицо. Нет. Это кукла, или женщина, выросшая из куклы. Память о том документальном сне перенесена из Дафны Изначальной (но вместе с её талантом и сочинительским умением — так есть ли разница?)

Её лицо выказывало спокойствие, хотя в глазах собирались слёзы. Любовь к Фаэтону ей тоже привили, это ненастоящая память. Совершённая жертва своей необратимостью разворошила в нём жалость. На лице она читала сердечность — но не любовь.

(Но ведь он полюбил Дафну в лице её куклы-посла — так есть ли разница?)

Фаэтон понуро произнёс:

— Никто не прочитает продолжения. Мы оба отделены от остальных.

Она улыбнулась:

— У меня с собой нету контактного дневника, так что придётся тебе читать о моих приключениях в мультитексте. У тебя в латы встроен переживатель? Так будет побыстрее, чем рассказывать.

Против воли на губах Фаэтона проступила небольшая гордая улыбка.

— У меня в латы всё встроено. Пойдём в каюту.

ЗАБЛУДШАЯ ГЕРОИНЯ

Дафна попыталась забыть Фаэтона — на первый день. Она переселилась в образный дом — живой шедевр из псевдоматерии и бриллиантового коралла, покоящийся, как кристальный лотос, на лазурной поверхности озера тягостойкой воды. В стены вплетались миллионослойные математические арабески, и вживлённые в фильтр ощущений программы Красных Манориалов помогали понять красоту и изощрённость богатейшего узора — восторг словно проникал в сердце напрямую. Радостно и беззаботно Дафна протанцевала по причалу в новый дом, по пути щебеча с нимбом из дюжины переговорных сфер. Дафна возвращалась с ошеломительно превосходного выступления Спектрореалистов — на нем два состязающихся художника, Артоис Пятый Мнемогиперболик и Чжу-Це-Хэплок Девятый Упырь переплели сознания и породили новую сущность, а попутно — парадигму, примиряющую неоромантическую и культурно-абстракционистскую ветви. Это поворотная точка в истории Спектрореалов, и теперь Спектры не смогут есть, сочетаться браком и записывать абстракции по-прежнему — а Дафне повезло увидеть такое событие собственными глазами!

Её подружка из Второй ветви Восстановленного Зенита, Люцинда Третья, уже догадалась применить новую философию к старинной поэзии, для чего решила впитать в основную себя жизни вымышленных персонажей из мифа, Драупади и Горюющую Деидре, не помечая новые воспоминания как неправду. Так она увидит, родятся ли новые поэмы, переплетающие жизнь и вымысел, так же, как Артоис и Чжц-Це вплели новые энергетические уровни в периодическую таблицу искусственных спектральных образований. Какой смелый поступок! И в какое смелое время мы живём!